— Ты же понимаешь, если Фома узнает, по чьей вине началась драка, тебе трандец. Он даже на пять мультов забьет. Поверь, Ильин самый последний человек, с кем бы я советовал тебе вести душевные беседы. Все-таки очень уж у тебя красивые ноги. Будет жаль, когда их сломают.

Вся романтическая бурда сразу же улетучилась из головы. Умеет, однако, Сашенька обломать.

— Откуда он узнает? Ты же не расскажешь?

Я с надеждой посмотрела на лежащего рядом мужчину, демонстрируя, свою нежность, ранимость и крайнюю нужду в защите.

— Вот хитрожопая стерва, — Усмехнулся Разумовский, — точно говорят, все проблемы от водки и от баб. Бухать я не бухаю, а вот бабы, конечно… Вернее в данном случае одна конкретная. Хочешь, чтоб я свою голову подставил? А на могилку плакать придешь?

— Не прибедняйся, мой сексуальный тигр. Что-то подсказывает мне, не станет Фома применять к тебе такие серьезные меры. Больше скажу, сдается, что в случае вашего с ним конфликта быстрее цветочки понесут на могилку Ильина.

Саша промолчал, но аккуратно убрав мою голову со своей груди, встал и принялся собирать раскиданные по комнате вещи, чтоб одеться.

Сердце испуганно ухнуло вниз, замерев в районе пяток.

— Ты куда?

Спросила и тут же дала себе мысленную затрещину. Веду себя, как ревнивая жена. Дура, блин! Дура!

Разумовский, уже полностью упакованный, подошел, чмокнул меня куда-то в район темечка и направился к выходу. Едва захлопнулась дверь, я поджала ноги к животу, потому что внутри все выкручивало от боли, и тихо заплакала. Он не вернется.

Однако в коридоре снова послышались шаги. Саша встал у кровати, изучая меня с легким раздражением на лице.

— Да к Фоме я, идиотка. К Фоме. Ясно? Лучше сам наведаюсь, чем он нас пригласит.

Со словами: "Господи, за что мне такое наказанье?" Разумовский покинул квартиру теперь уже наверняка.

Я быстро вскочила на ноги, метнулась в ванную комнату, чтоб обрести человеческий вид, и приготовилась ждать. Не прошло получаса, как зазвонил телефон.

— Через двадцать минут у меня в кабинете. Рысью.

Ни здравствуйте тебе, ни до свидания. Хотя я и без всяких политесов узнала голос Борова. Собственно говоря, именно этого звонка ждала. Ночь прошла, задание выполнено, он должен был объявиться, тем более, в свете происшествия с его дочерью. Удивительно, что зовет прямо в кабинет. Совсем очумел бедолага от горя.

Хорошо, что здание управы находилось на соседней улице, поэтому добежала я быстро. На все про все слишком мало времени. Того и гляди, Разумовский вернется, а меня дома в помине нет.

Пронеслась мимо ошалевшей секретарши, крикнув на ходу "Меня приглашали лично", заскочила в кабинет и рухнула на диван, тяжело дыша от марафонской дистанции.

Боров сидел за столом, бледный, с красными мешками воспаленных глаз. Наверное, мне нужно было его пожалеть, однако сострадания, почему-то я в своей душе не обнаружила.

— Ты видела?

— Чего?

Я, правда, совсем не поняла, о чем шел разговор.

— Кто стрелял, видела? Ты же там была?

— Нет. Вокруг меня самое основное действо развернулось. Все время мелькали то Ильин, то его дружки.

— Ясно.

Боров немного помолчал, а потом продолжил.

— Долг прощу и заплачу сверху, если поможешь мне выманить Фому в укромное местечко. Озолочу. Хочешь, в думу депутатом воткнем тебя. Станешь жить на государственных харчах, как сыр в масле кататься.

Я активно замотала головой из стороны в сторону, искренне не желая становиться слугой народа. Этого мне еще не хватало. Так-то дура-дурой, а от власти совсем распоясаюсь.

— Если не поможешь, кончу.

С этими словами мэр, серьезный человек, защитник и опора горожан, вытащил небольшой пистолет и направил его прямо мне в лицо. Вот это крайне нежелательный поворот.

— Прямо сейчас кончу. Хочешь? Мне все равно ничего не будет. Приберусь тут по-тихому а тебя вывезут куда-нибудь в тенистое место под березку и все. Никто не вспомнит даже. Я узнавал. У тебя, Наталья Ивановна, родни совсем нет. Поможешь выманить Фому?

— Я со всем желанием, только как?

Говорила спокойно, равномерно, не меняя тембра голоса. По крайней мере именно так в учебниках по психиатрии советуют вести себя с сумасшедшими.

— Явишься к нему, скажешь, что была той ночью в клубе и все видела, но согласна информацию только продать. Назначишь встречу. Место я тебе назову. Это — старый заброшенный завод. Там никого никогда не бывает. Усекла?

— Конечно. Идти то можно? И пистолетик спрячьте, а то, не ровен час, шмальнете мне промеж глаз, кто ж Вам тогда с Фомой поможет.

Мэр усмехнулся, но оружие убрал.

— А ты как-то изменилась. Похорошела, что ли. Не пойму.

— Так это со вчерашнего не умывалась. Косметика, салон красоты и все такое.

— Да? — удивился Боров. — Ну ладно, иди. На завтра нужно все устроить. Поняла? Время сообщу позже по телефону.

Я выскочила из кабинета и, снова взяв низкий старт, погнала к наташкиному дому. Едва успела заскочить в квартиру, скинуть шмотки и натянуть домашний костюм, нарисовался Разумовский.

Довольный. Улыбается.

— Ну? Что там? — Я прыгала вокруг него, исходя слюной от ожидания.

— Девочка моя, есть две новости. Одна хорошая. Вторая плохая. Вернее, даже три. Третья вообще дерьмо полное. С чего начинать?

— Да с чего-нибудь уже! Так ведь и помереть от нетерпения можно!

— Нет, Лизонька, помирать не надо, потому что я, знаешь ли секс с мертвыми женщинами не приветствую, а познать твоего комиссарского тела хотелось бы еще много раз.

— Да блин! Скотина! Рассказывай!

— Ну, ладно. Давай с хорошей. О твоем непосредственном участии в организации драки, пусть и невольной, Фома не знает. Никто из свидетелей не помнит, с чего все началось, потому что просто не обратили на это внимания. Это — хорошая новость. Плохая — с прощением долга Ильин не торопится, потому что, хочет еще одно задание тебе дать, после чего клятвенно обещал не только отпустить, но и наградить.

В моей душе зашевелилось мерзкое такое подозреньице.

— И откуда же царская щедрость? Что он хочет от меня?

— Видишь ли, Фома желает, чтоб ты завтра заманила Борова, который крайне падок на красивых женщин в одно укромное местечко, где, собственно говоря, между ними все и решится. Так сказать, останется только один.

Хорошо, что за моей спиной оказался диван, иначе села бы я прямо на пол.

Это вообще когда-нибудь закончится? Только, желательно, не моей безвременной кончиной, а каким-то мало-мальским хэппи-эндом, где я обязательно остаюсь живой, а если еще и счастливой, так вообще красотища.

— И как себе это Фома представляет? Мне что, явиться в управу города и его на поводке тянуть?

— Нет, мы решили, что ты пойдешь к нему на прием и пожалишься на бандита Ильина, который тебя угнетает и на бабки опустить хочет. Пока будешь гориться, всплакнешь немного. Глазами своими красивыми похлопаешь, губами развратными пошлепаешь. Но только на расстоянии не меньше метра. Поняла?! — Рявкнул неожиданно Разумовский.

Вот блин, нашел время ревновать.

— Узнаю, что позволила ему ручонки распускать, грохну обоих. Его за то, что посмел, а тебя на всякий случай, чтоб нервы мне не трепала. Поманишь Борова красотой девичьей и назначишь встречу, чтоб передать якобы важные сведения о Фоме, за которые он тебя и прессует. А там Ильин сам разберется.

Господи, мелькнула в моей голове шальная мысль, если из этой истории я выйду целой и невредимой, обещаю кормить всех дворовых кошек, подавать всем встреченным нищим и стать послушной прихожанкой местного храма. Однако Господь знака никакого не подал, видимо, занятый в это время исключительно другими людьми.

Пётр Макарович Охритько сидел в своём кабинете, испытывая огромное желание взять Стечкина и пойти стрелять хоть в кого-нибудь. Машкина смерть подкосила его сильно. Особенно невыносимо становилось дома, когда он видел свою почерневшую от горя супругу. Настя будто сошла с ума. Сидела, раскачиваясь, в дочкиной комнате и тихонько подвывала, перебирая детские фотографии своего единственного ребёнка, который больше никогда не подойдёт, не обнимет, на прошепчет по-тихоньку на ушко: "мама, я тебя люблю".