— Вы нашли другое место ближе?

— Я не достаю воду. Я ее делаю, — ответил он.

— Дистиллируете?

— Нет, — ответил он, улыбаясь, — не дистиллирую, а делаю.

Он встал и подбросил несколько полей дров в камелек. На дворе дул сильный ветер, и оконные рамы трещали под его напором.

— Из океанской воды?

— Да, из океанской воды, — ответил он.

На этот раз он ограничился этим объяснением, но позднее, когда из наших бесед я ознакомился с предметом его исследований, он стал более сообщительным, и я узнал, что он стремится проникнуть в тайну химических реакций, преимущественно реакции растворимости. У него была способность всегда смотреть на вещи с точки зрения воображения, не подчиняясь математическим и техническим деталям; он был способен представить себе действительную картину молекулярных процессов, и возможно, что именно это свойство ума и привело к его ужасным открытиям.

Однажды, отдернув занавеску своей лаборатории, он взял стакан, наполненный водой, и попросил меня бросить туда немного поваренной соли. Когда я исполнил его просьбу, он сказал:

— Не правда ли, это легко сделать? А сколько труда стоит извлечь ее опять обратно; я подразумеваю — посредством испарения. Но должен же существовать другой какой-нибудь, более легкий способ. Не так ли?

Я ответил, что разделяю его мнение. Тогда он положил лист чистой белой бумаги на скамейку и насыпал на него горсть песка, который он принес со двора, предварительно смешав его с несколькими щепотками железных опилок.

— Знаете ли, каким образом легче всего извлечь обратно все эти опилки? — спросил он.

— Магнитом, конечно, если он имеется под рукой, — ответил я.

— Совершенно верно. — Он достал магнит, извлек опилки из песку и соскоблил их в маленькую кучку. — Моим процессом я могу так же легко извлечь соль из воды, как магнит извлекает железные опилки из песка. Позвольте вам сообщить, что я изобрел химический магнит, — сказал он, взглянув на меня и, улыбнувшись, прибавил: — Конечно, это еще не совсем совершенный способ, но он дает кое-что воображению, а это самое главное. Не нужно жара под котлами, ни электрического тока. Ведь при растворении солей в воде происходит очень незначительная затрата количества энергии. Вода с прибавлением соли слегка охлаждается, следовательно, чтобы извлечь соль обратно, нужно приложить энергию извне — вот и все.

Он посмотрел в угол своей лаборатории, где стояло странного вида устройство вроде закрытого чулана, из которого выходили наружу трубки, представлявшие, по-видимому, внешнюю оболочку какого-то скрытого в нем аппарата.

— Хотите посмотреть, как он работает? — спросил он.

Я кивнул головой. Я еще раньше обратил внимание на этот угол лаборатории и почти угадал его значение, но это было в первый раз, что Скерменхивер заговорил со мной о нем. Он поднял ведро, наполненное до краев морской водой, и вылил его содержимое в большую воронку, выступавшую наверху через деревянный корпус. Когда вся вода прошла внутрь аппарата, он подошел спереди к корпусу и повернул кран. Минуту спустя ведро стало наполняться водой и, подняв его таким образом, чтобы она стекала бесшумно по стенкам ведра, Скерменхивер сделал мне знак прислушаться, и я услыхал в глубине аппарата мягкий, непрерывный звук, похожий на падение мелких крупинок. Когда вода перестала течь, ведро было почти до краев полно, и Скерменхивер, зачерпнув воду большой разливательной ложкою, поднес ее к моим губам. Это была самая чистая вода, какую мне когда-либо приходилось пробовать. Затем он вытащил из аппарата крохотный ящичек, дно которого было покрыто беловатой солью.

— А теперь, — сказал он, выливая содержимое маленького ящичка в ведро с пресной водой, — вы снова имеете морскую воду.

Ни одного звука изнутри аппарата, кроме легкого шума падения крупинок соли, нельзя было уловить, и весь процесс произошел так быстро и бесшумно, заняв не более двух минут, что я был поражен.

— Вы хотите сказать, что вода, которую я пил, была морская?

— Самая настоящая морская вода. Мой аппарат попросту разложил ее на составные части — пресную воду и растворенную в ней соль.

— И он извлек ее без остатка так быстро?

— Да, без остатка. Вода, что вы пробовали, была так же чиста, как дождевая. Мой способ еще далек от совершенства. Труднейшая часть моей работы заключается в том, чтобы найти силу, могущую извлекать все различные химические вещества, находящиеся в растворенном виде. Эта проблема все еще стоит передо мной. Если это мне не удастся… — взгляд его лихорадочно горевших глаз встретился с моим, и я ясно прочел в нем окончание его фразы: если это ему не удастся, все то, чего он достиг до сих пор, умрет вместе с ним.

Я был изумлен. Само по себе это открытие, благодаря которому так легко выделялись из раствора соли, было одним из самых удивительных научных достижений этого века, весьма ценным для промышленных целей. Он мог составить себе колоссальное состояние, использовав его в коммерческом отношении. Но, по-видимому, он думал, что не достиг еще ничего, и всем своим существом стремился к усовершенствованию открытия.

— Взгляните сюда! — воскликнул он, указывая в сторону океана, — взгляните на эту беспредельность! Ведь это величайшая кладовая мира, в которой собраны минералы в большем количестве, чем во всех рудниках земли, взятых вместе! Все металлические и неметаллические элементы находятся там. Все металлы, даже самый драгоценный, золото — да, золото — находятся там в несметном количестве!

При слове «золото» его глаза заблестели еще больше. Заметно было, что он жаждал власти, желая ее больше всего на свете. Более трех лет прошло с тех пор, как я встретил Скерменхивера, а он все работал день и ночь над разрешением проблемы разделения и над усовершенствованием процесса извлечения, так как, хотя я находил быстроту, с которой происходил этот процесс, чудодейственной, она не удовлетворяла его, и он стремился развить еще большую. Он объяснил мне, что для получения значительного количества ценных химических веществ необходимо пропустить через аппарат миллионы тонн морской воды, и для успешного результата поток воды должен течь безостановочно и свободно. Между тем, несмотря на то, что за последние несколько лет он усовершенствовал способ извлечения, выделение веществ требовало хотя и незначительной, но определенной остановки в движении жидкости. Теперь он работал над тем, чтобы устранить этот недостаток.

Хотя Скерменхивер рассуждал со мной в общем о теории производимых им испытаний, он никогда не разоблачал подробностей своих опытов. Он часто беседовал со мной во время работы, оставляя незадернутыми занавески своей лаборатории, но всегда машина его была закрыта в своей деревянной обшивке и, по-видимому, производимые им тогда опыты не имели важного значения. Когда же он имел дело с самим аппаратом, о чем я мог судить по стуку отодвигаемого в сторону деревянного футляра, занавески всегда были тщательно задернуты и связаны. Мое любопытство было до такой степени возбуждено, что однажды я не вытерпел, и, воспользовавшись минутным отсутствием Скерменхивера, когда он пошел за водой к океану, я проскользнул в лабораторию и подошел к машине.

Он пробыл перед тем в лаборатории больше часа с задернутыми занавесками. Очевидно, он прервал опыт, чтобы принести воды, и в своей поспешности позабыл связать занавески. Я предполагал, что если аппарат существует в действительности, я его несомненно застану открытым — и не ошибся. Деревянный футляр был откинут назад, обнаруживая короткий толстый металлический цилиндр, напоминающий большой котел для воды. Кроме этого цилиндра и входящих и выходящих труб, ничего не было внутри футляра. На цилиндре большими красными буквами было написано предостережение: «Руки прочь! Опасно!»

Я тщетно искал отверстия, чтобы заглянуть внутрь цилиндра, но не находил его. Наконец, после более тщательного осмотра, я заметил наверху маленькие дверцы, ускользнувшие от моего первоначального наблюдения, очевидно, прикрывавшие тот наблюдательный пункт, который я искал. Не обращая внимания на красное предостережение, я отодвинул в сторону дверцы и одновременно нагнулся, чтобы приложить глаз к открывшемуся отверстию.