Ведунья жадно смотрела на пожар. Огненные языки взмывали высоко вверх, разбрасывая оранжевые искры. Они салютом взметались над костром и еще долго плясали в темном небе. Красноватые отблески огня играли на лицах людей, как будто те были запачканы кровью. Глядя, как Глеб рвется в полымя, чтобы спасти Марику, Ведунья зло усмехнулась.

«Не захотел идти со мной на сделку, щенок. Еще пожалеешь, что у тебя есть душа. У кого ее нет, у того она и не болит. А тебя крик девчонки будет преследовать и в кошмарах, и наяву. Смотри, каково ей гореть заживо!» — злорадно думала она.

Для старой ведьмы это был не просто пожар, а триумфальный костер. Она отомстила мальчишке и праздновала победу. И лишь одно не давало ей покоя — карточное предсказание. По гаданию выходило, что она лично сыграет большую роль в перемене судьбы мира, а карты никогда не лгали. Значит, игра еще не закончена. В чем же заключалась ее роль? И что еще она должна была предпринять, чтобы залучить королевского отпрыска?

Неожиданно в небе над пожарищем стали загораться радужные огни. Они становились все ярче, блистая и переливаясь, как драгоценная небесная корона. В Арктике подобное явление называют северным сиянием, но никому прежде не доводилось видеть его в здешних широтах. Волшебный нимб сиял в небесах, озаряя ночь неземным светом.

— Чудо… чудо… чудо… — пронеслось в толпе.

Лишь Ведунья знала, что за этим чудом стоит тайным смысл. Небесное сияние было знаком таинственного острова Гроз, где живут бессмертные, правят волшебники и действуют законы магии. Но какое отношение гибель девчонки имеет к острову чародеев? И тут Ведунью точно молнией пронзила догадка.

Поговаривали, что существует девочка, из-за которой в мире магии могут произойти большие перемены. Никто не знал, кто она и где ее искать. Она затерялась среди простых смертных, как зернышко пшеницы теряется в амбаре, полном ржи. Чародеи с острова Гроз перепутали следы и наложили заклятия, чтобы никто, даже сами они, не мог ее найти. Неужели цыганская оборвашка и есть Затерянная? Похоже на то. Вот тебе и предсказание! Сбылось!

У Ведуньи подкосились ноги. Сама того не ведая, она разыскала Затерянную и поставила под угрозу мир и спокойствие острова Гроз. Вряд ли это понравится бессмертным. Занятая интригами, ведьма себя же заманила в ловушку и обрела могущественных врагов. Каждый из девяти магов-правителей острова Гроз намного превосходил ее по силе. При мысли о том, что ей придется держать ответ перед всеми сразу, она впервые познала, что такое настоящий страх. Кто бы мог подумать, что надо было обхаживать не королевского наследника, а его подружку.

Ведьма безучастно глядела, как люди пытаются потушить огонь с тем же рвением, с каким недавно его разжигали. Но все их усилия были напрасны. Пожар бушевал с такой мощью, что справиться с ним было не в человеческих силах.

«Смешные, жалкие людишки. Чего ради они суетятся? Чтобы спасти девчонку? Пустое. Если она и есть Затерянная, то она не сгорела. Ей уготована другая судьба. Но какая? И что мне теперь делать?» — мрачно думала Ведунья.

Оказавшись в тесном подземном коридоре, Марика не сразу поверила своим глазам. Она протянула руку и ощупала волглые, покрытые плесенью стены. Зияющая пустота, охраняющая подступ к Вратам смерти, осталась позади. Подземный тоннель петлял, подобно кроличьей норе. Приходилось пробираться где на четвереньках, а где и ползком, но скоро упорство девочки было вознаграждено. Она увидела выход. Над узким лазом, ведущим наверх, точно гигантский, мохнатый паук, нависало поросшее лишайником корневище старого, поваленного дерева.

Работая локтями, Марика с трудом протиснулась наружу и опешила. Здесь не было и намека на позднюю осень. Деревья стояли зеленые, как летом. В густых кронах не проглядывало ни одного желтого листка. Вокруг густо разросся иван-чай, сплошь усыпанный розовыми конусами цветов. Дурман раскинул свои пушистые зонтики, и от него над поляной разлился медовый аромат. Громко гудели дикие пчелы. Маленькие труженицы роились возле дуплистой липы, где устроили улей.

При мысли о вкусном, душистом меде, у девочки засосало под ложечкой. Она не ела со вчерашнего дня, и голод давал о себе знать. Марика осторожно подошла к дереву, прикидывая, как бы исхитриться и полакомиться медом. Сладкий, ароматный дух щекотал ноздри. Но лезть в дупло было небезопасно. С пчелами шутки плохи. Девочка обошла дерево кругом и привстала на цыпочки, норовя заглянуть в расщелину, как вдруг кто-то больно выкрутил ей ухо.

— Ах ты, бесстыжий! Это что ж ты удумал, мед воровать? Вот я тебе сейчас покажу, как озоровать. Я тебе уши-то пообрываю!

— Ой-ой, пустите, больно, — заголосила Марика, вытягивая шею, чтобы хоть как-то облегчить участь бедного уха.

— А медок с моей пасеки таскать сладко?

— Никакая это не пасека. Пчелы-то дикие, — возразила Марика.

— А диких, значит, разорять можно? Отстегаю тебя крапивой, так надолго отважу по ульям лазить. Ишь, наладился. Третьего дня мед стащил, намедни наведался и опять тут как тут, прорва ненасытная!

— Пустите, я первый раз это дупло вижу, — оправдывалась Марика, тщетно пытаясь освободить ухо, но тут случилось нечто такое, что заставило ее на мгновение забыть про боль.

Стоящая неподалеку сухая коряга зашевелилась и обернулась сгорбленной от древности старухой. Истлевшая одежда висела на ней лохмотьями и походила на растрескавшуюся кору.

Глаза у Марики полезли на лоб от удивления, и она живо скрестила пальцы на руке, чтобы уберечься от нечистой силы.

— Что это ты расшумелась, Мелисса? — скрипучим голосом спросила старуха.

— Полюбуйся, мать Лесовуха, анчутку поймала. Повадился, стервец, мед из ульев потягивать.

В это время мальчишеский картуз слетел с головы Марики, и густые, каштановые волосы, освободившись от плена, рассыпались по плечам.

Хватка Мелиссы тотчас ослабла, и женщина охнула:

— Вот те раз! Ловила анчутку, а поймала девчушку.

— Ты, Мелисса, нашей гостье должна в ножки кланяться да медком потчевать, а ты за уши драть! — старуха сердито стукнула об землю клюкой.

Марика оглянулась на свою мучительницу и ахнула. Молодая, круглолицая, что называется кровь с молоком, Мелисса была одета в травянисто-зеленое платье, схваченное на талии ремешком из ржаных колосьев. Ни дать ни взять добрая хозяюшка, если бы не волосы, которые сплошь покрывал пчелиный рой, будто на голову была нахлобучена живая шапка.

— Ты на Мелиссу-пасечницу не серчай, — суетилась вокруг девочки Лесовуха. — К ней Лукавый повадился мед таскать. Вот она тебя за него и приняла. Ты-то чумазая да в штанах. Как есть пацаненок! Вот и вышли обознатушки.

Старуха ткнула пасечницу клюкой и скомандовала:

— Ну, что ты стоишь пнем? Кланяйся да угощение давай.

— Мигом спроворю, — взвизгнула Мелисса и, не опасаясь пчелиных укусов, полезла в дупло.

Вытащив кусок золотистых сот, она протянула его гостье.

— На-ка, отведай.

Марика опасливо отступила.

— Нешто серчаешь? — огорчилась пасечница. — Медок-то у меня славный, целебный. Не только недуги телесные врачует, а и на душе от него сладко делается.

Марика колебалась. Янтарный мед так и манил, но уж больно странная особа его предлагала. На ум тотчас пришли поверья и сказки о том, как лешие, полевики да полуденницы людей заманивают. С лесными духами сделки плохи. На грош возьмешь, а потом всю жизнь не откупишься.

— Я не голодная, — солгала Марика.

— Брезгуешь? — обиженно поджала губы Мелисса. — Погляди-ка, Матерь леса, ей наше угощение не любо.

— Напрасно, — покачала головой Лесовуха. — Привыкай. Теперь тебе с нами жить.

— Нет, я не хочу, — попятилась девочка.

— Не упорствуй. Будешь жить в довольстве, а служба у тебя будет необременительная. Тут чуток поколдовать, там погоду исправить.

— Я не ведьма, — топнула ногой Марика.