Лежа вот так, Эгин впервые в жизни осознал, что такое Крайнее Обращение. О да, магия, будь она неладна, рождается именно так. Именно в такие минуты Тонкий Мир отверзает свои ворота и потусторонние силы – союзники или друзья – вливаются в мир мощным всесокрушающим потоком.

Так рождается магия, за чьими жалкими отзвуками охотится он, Эгин, и его коллеги из Свода Равновесия. Так рождается крамола. Но ему не было дела до крамолы, пока свежее дыхание Овель омывало его щеку.

– Но ты так и не сказала мне, отчего сбежала от дяди, моя милая, – неизвестно зачем спросил Эгин, борясь с подступившим таки сном.

– Он спал со мной так же, как это только что делал ты, Атен, – сказала Овель с горькой усмешкой. – Ему это нравилось, а мне – нет.

Эгин закрыл глаза. Столько новостей сразу не выдерживал даже его тренированный рассудок. Он не нашел ничего более правильного, как закрыть уста Овель поцелуем. У них будет предостаточно времени для того, чтобы все тайное стало явным, а все недомолвки – подробностями.

«Будь что будет», – вот последнее, что подумал Эгин, проваливаясь в пучину сна.

Когда Эгин проснулся, первое, что он ощутил, был вкус Овель на его губах. «Второе Сочетание Устами!» – прогремел страшный голос невидимого и неведомого судьи, который живет внутри каждого офицера Свода Равновесия.

Вторым, не менее острым, но куда менее приятным ощущением Эгина стала боль в левом плече. «Спасение через Внутреннюю Секиру!» – тот же голос.

Эгин не сдержался и выпустил сквозь зубы слабый стон, пытаясь справиться с нахлынувшей на него раскаленной лавой воспоминаний о минувшей ночи.

Он – преступник. Он, рах-саванн Опоры Вещей, – преступник. В мозгу Эгина лихорадочно перестукивали сотни счетных костяшек. Он хочет сохранить свою жизнь и свое положение. Значит, надо лгать. Лгать по крайней мере о том, что произошло ночью между ним и Овель.

Овель! Только теперь Эгин решился открыть глаза. Постель рядом с ним была пуста. И в комнате тоже никого не было.

Он вскочил и ворвался в столовую. Никого.

Он заглянул в зал для упражнений. Голые стены и большой длинный сундук в углу.

Едва ли чиновнику Иноземного Дома следует афишировать свою необъяснимую любовь к хорошему и разному оружию.

Чувствуя себя круглым идиотом, Эгин сбегал в спальню за ключами и, вернувшись в зал, открыл сундук. Ну еще бы! Овель здесь не сыскалось. Да и где бы она спряталась среди шестов, алебард, деревянных мечей, огромного пучка стрел и заклейменного на вчерашней попойке метательного оружия?!

Эгин высунулся из окна во внутренний двор и, адресуясь к окнам, которые были этажом ниже, благим матом позвал прислугу.

Про дивную веревочку для вызова прислуги с деревянным шариком на одном конце и чудным колокольцем на другом он поначалу забыл. Не докричавшись с пятого раза, Эгин наконец вспомнил о нем, и тут наконец заметил, что шнура для вызова больше нет.

Точнее, он есть. Но безвольно свисает из окна, перерезанный чьей-то доброжелательной рукой.

Эгин покрылся холодным потом. Утро было уже отнюдь не раннее. Жара и духотища. Типичное летнее утро в столице Варана. Но посреди варанского лета рах-саванну Эгину стало холодно. Холодно, словно бы он ринул в бездонную могилу – на ледяное дно мироздания.

Пройдя по коридору и спустившись на деревенеющих от страха ногах в комнату прислуги, Эгин обнаружил самое худшее.

Дверь была не заперта, а лишь прикрыта. Кюн и Амма находились в своих постелях. Они спали. Спали глубоким и ровным вечным сном.

Несмотря на то что виски начало ломить от неумолимо приближающегося недопойного похмелья, Эгин не мог себе позволить выпить и капли.

Он сидел на мате посреди фехтовального зала и с пустым взором вертел в пальцах легкий метательный нож.

Овель исс Тамай бесследно исчезла.

Беглый опрос соседей и чужих слуг, который Эгин постарался провести в самой что ни на есть небрежной манере, не дал ничего.

Трупы Кюна и Аммы оставались неубранными.

При осмотре тел Эгин довольно быстро обнаружил на их шеях крохотные красные пятнышки. Причина их смерти стала ясна ему как день – отравленные иглы. После этого судьба двух соглядатаев, работавших под началом безымянного эрм-саванна Опоры Единства, его совершенно перестала интересовать.

«Они начнут пахнуть часов через девять. А ряженные могильщиками люди из Опоры Единства сюда поспеют и за полтора», – решил равнодушный Эгин.

Сейчас ему было важно другое. Овель исс Тамай, родственница первых лиц государства и его новая любовница (Эгин с грустной улыбкой поймал себя на мысли, что Вербелина как-то сама собой успела приобрести в его глазах статус «старой», «бывшей»), бесследно исчезла.

«Бесследно исчезнуть» из постели рах-саванна – дело само по себе непростое. А тем более для шестнадцатилетней девчонки. Впрочем, из когтей всесильного дяди Хорта, старого греховодника, тоже ведь вырваться было непросто.

«Если она, конечно, не лгала насчет побега», – заметил Эгин, к которому вместе с пробуждением вернулась профессиональная недоверчивость.

Овель могла уйти сама. «Куда? Зачем?»

Овель могла быть похищена людьми своего дяди. «Как нашли? Как успели? Здесь ведь живет Атен окс Гонаут, дипломат из Иноземного Дома, а не Эгин, рах-саванн из Свода Равновесия».

И наконец, Овель могла быть похищена другой силой, не имеющей отношения к Хорту окс Тамаю. «Какой такой „другой силой“?»

Эгину оставалось только развести руками.

Резкий взрыв боли в левом плече подбросил Эгина на ноги. Да. Да. Да, сыть Хуммерова! Альтернатив нет. Если он не отправится в Свод Равновесия немедленно, его ждет верная, мрачная смерть от пробужденной Внутренней Секиры. Гороховый верняк, милостивые гиазиры.

Значит, он должен идти на доклад к Норо. Рассказать все. Может разве кроме особо шокирующих подробностей бурной ночи с Овель. А потом – будь что будет.

Взрывной бросок Эгина вогнал метательный нож в грубую мишень, предназначенную для топоров, на ладонь.

Главная цитадель варанской тайной службы охраны Князя и Истины, именуемой Сводом Равновесия, находилась в самом центре Пиннарина, на площади Шета окс Лагина, напротив княжеского дворца.

Огромное трехступенчатое здание Свода Равновесия занимало всю южную сторону площади. Всю северную занимал дворец.

Площадь Шета окс Лагина, по уверениям придворных пиитов, была самой большой площадью в Круге Земель. И мало кто знал, что Элаево Поле в Орине и Плац Лана в Реме Великолепном все-таки больше. Эгин, например, не знал, потому что никогда не задавался праздными вопросами.

Третья ступень Свода Равновесия вполне символически венчалась огромным голубым куполом, над которым пламенел червленым золотом герб тайной службы – двуострая глазастая секира. Такая же, как та, которая была выгравирована на жетонах всех офицеров Свода. Такая же – но в сорок раз большая.

Никто, кроме Сиятельного князя и гнорра, не знал точно обо всем, что кроется за фасадом Свода, сложенным из ослепительно белого греоверда.

Этот огромный лабиринт, имеющий девять надземных, три (или четыре – Эгин точно не знал) купольных и по меньшей мере четыре (или пять? или семь? – Эгин не знал и подавно) подземных этажа, этот спрут, распустивший подо всей центральной частью Пиннарина сложную сеть туннелей и потайных ходов, этот рукотворный утес, противостоящий Изменениям вот уже сто девятнадцать лет, был воистину непостижим, как непостижимы луна и звезды на небесных хрусталях.

Площадь Шета окс Лагина была окружена Красным Кольцом – самой престижной улицей Пиннарина, застроенной роскошными четырехэтажными особняками с фонтанами, башнями, оранжереями и прочей роскошью.

Все дома на Красном Кольце находились под наблюдением Опоры Единства. Среди этих зданий были не только личные особняки высокопоставленных вельмож из Совета Шестидесяти, крупных военных чинов и корабельных магнатов, но и обычные доходные дома наподобие того, в котором снимал квартиру Эгин.