Даже почти захотелось познакомиться с обоими.

Заодно удостовериться, что Дамир не соврал.

— У тебя большая семья, — сказала вместо этого. — А я одна в семье. Родители почему-то не хотели больше детей, хотя в детстве я упрашивала их “купить” мне сестричку, — хмыкнула, вспомнив моменты подобных уговоров. — Спрашивали, зачем им еще одно сокровище, когда у них уже есть самое лучшее…

Удивительно, но впервые за долгое время воспоминания не принесли боли — лишь одну светлую грусть. Возможно, давно стоило поговорить о них с кем-нибудь. Да только до Дамира не возникало особого желания, да и сейчас непонятно почему рассказываю. Раскрываюсь…

Стоило бы притормозить, наверное. Но не получалось. Заходил разговор и слова сами по себе лились наружу. И ведь мне действительно становилось легче от этого. А если вспомнить разговоры с мамой, то такое происходит, когда встречаешь своего человека. Чувствуешь его душой. Веришь безоговорочно. Знаешь, что он не предаст и не отдаст тебя. Никому и никогда. Даже смерти. Но папа вот отдал. Или нет?

Можно ли считать их общую мгновенную смерть тем, что они даже по ту сторону до сих пор вместе?

Я бы очень хотела, чтобы так оно и было. Но вот вписывается ли Дамир в обозначенные мамой критерии — вопрос. Хотя в это верить мне бы тоже очень хотелось. Ведь глупо отрицать теперь, что это всего лишь секс. Между нами — только секс. Не так это. Надеюсь…

Автомобиль вдруг резко затормозил на обочине посреди дороги. Но прежде чем я успела осознать и поинтересоваться, что случилось, Дамир отстегнул свой и мой ремень безопасности, после чего ухватил меня за ближний к нему локоть и перетащил к себе на колени.

— Что ты…

— Тшшш… — шепнул, прижимая к себе.

Крепко-крепко.

Закрыв собою обзор на окружающую действительность. Оставив меня с ощущением нужности и правильности. А царящая в душе тьма, жрущая изнутри все эти годы, вдруг отступила, оставив на своем месте легкость и… слезы. Не знаю, откуда они взялись, но совершенно точно не желали останавливаться. И я, вцепившись в одежду Дамира, позорно сдавалась своей слабости. Впервые за долгое время. Плакала и плакала, избавляясь таким образом от засевшей щепкой в сердце боли. Негатив заменяли благодарность и нежность.

Дамир стал тем самым единственно нужным лучом света, изгнавшим мрак из всех закоулков души. И мой последующий порыв оказался наполнен им же, когда я потянулась к мужским губам для поцелуя. И…

В стекло дверцы с водительской стороны постучали.

Возможно, ни я, ни Дамир не обратили бы на это внимания, но стук повторился, и уже куда настойчивей и громче.

Чтоб этого помешавшего пинком, да через колено и прямо мордой об асфальт.

Наверное, я бы даже ляпнула на эмоциях нечто подобное, но в глаза бросилась полицейская форма и полосатый жезл.

Ну… упс, что ли?

Отчего-то стало смешно, стоило только представить, как наша остановка и действия выглядели со стороны. А еще ни капельки не стыдно. Наоборот, было слишком хорошо, чтобы портить себе настроение подобной мелочью. В крови бурлила эйфория, настолько яркая и беспощадная, что вместо виноватого выражения я широко и радостно улыбнулась служащему госорганов. Жаль того не проняло. И Дамир так и не отпустил и самой не позволил пересесть. Прижал крепче к себе. Вот здесь я предпочла смущенно спрятать лицо на мужском плече. А то несколько неудобно стало под угрюмым взором полицейского.

— Младший лейтенант Комаров, разрешите ваши документы, — представился он, как только Дамир опустил стекло.

— Ну-ка, ванильная, прогнись немного в спинке, — попросил Дамир, почти уложив меня спиной на руль.

И пока я краснела от двойного смысла его слов и действий, достал из бардачка обозначенное и отдал его офицеру в форме. Правда, тот как взглянул на них, поубавил уверенности. Я прям и сама растерялась.

— Что ж вы так, господин Валихалов, прямо на дороге. Уж довезли бы девушку до дома сперва. А то ж… семьи с детьми ездят…

Вот зачем?

Он это сказал…

Про детей.

Опять я покраснела.

Ужас какой-то.

И вспомнила кое о чем еще.

О том, что мне стоит зайти в аптеку. Сегодня же. Сейчас же. Во избежании тех самых детей. К которым я пока точно не готова. Ни морально, ни как-то еще.

Так что следующим пунктом в нашей поездке стала действительно аптека. Точнее, я попросила остановиться возле ближайшей. И так как Дамиру в этот момент неудачно позвонили, то направилась туда одна. Правда прежде чем выйти из машины, Дамир остановил меня за руку, а затем в мою ладонь легла его банковская карта.

— Пять, три, восемь, семь, — произнес, после чего отпустил, а я выбралась наружу. — И зонт купи! Не мокни под дождем!

К слову дождь уже заметно утих и теперь едва моросил, так что зонт не особо был нужен, но спорить я не стала. Как и не сообщила, для чего мне нужно в аптеку. Зачем? Меньше знаешь, крепче спится. Мне — в первую очередь. И карточкой чужой я пользоваться не стала. Да, запасов в копилке у меня кот наплакал, но да ладно. Не на ерунду трачу. Правда вот Дамир моего рвения почему-то не оценил. Я не успела усесться в салон, как мне прилетела предъява.

— Почему не воспользовалась моей картой?

И смотрел так, словно душу сканировал, будто я преступник на допросе.

Что за фигня?

— Потому что привыкла платить за себя сама, — все же ответила по существу.

— И что купила?

И снова этот взгляд, выворачивающий душу, сканирующий все потаенные уголки той. Враз перехотелось признаваться в правде. И вообще, лучшая защита — это нападение.

— Кое-что по женской части. Это что, допрос? — прищурилась.

— Нет. Я хочу понять, что творится в твоей красивой головке, и почему ты отказалась от моих денег.

Серьезно не понимает?

Или просто не отказывали ни разу до этого?

— А с чего я должна на них соглашаться? — задала встречный вопрос. — Да, мы приятно с тобой проводим время, но друг другу мы при этом всем все равно никто. Пройдет пара недель и каждый из нас пойдет своей дорогой. И прежде чем ты начнешь возражать, подумай. Я ведь права, Дамир. Сколько их было до меня? Полно. И также полно их будет после. И я не хочу быть одной из них. Думай обо мне, что хочешь, но на роль содержанки я не подписывала…

Не договорила. Мужские пальцы до боли сжали подбородок, вынудив замолчать.

— А теперь ты послушай меня, девочка. Ты сама согласилась на эти отношения. И не припомню, чтобы ты об этом сожалела. Так к чему теперь эти брыкания? Что плохого в том, что я плачу за свою женщину? В конце концов, я мужчина. А ты должна…

— Если ты сейчас скажешь, что мое место у плиты, я тебе врежу, — процедила сквозь зубы, не скрывая злости.

И что, что мужчина? За себя я способна и сама заплатить, тем более за такого рода вещи.

— Вообще-то я хотел сказать, что на данном этапе твое главное занятие — учеба и практика. С учетом, что все свое оставшееся свободное время ты будешь посвящать мне, на работу времени у тебя не останется. Будешь из гордости голодать?

— А с чего ты решил, что я буду голодать? Не буду, не переживай, и все свои обязанности буду исполнять, как надо, раз тебя это так волнует.

О последних словах пожалела почти сразу, но сказанного не вернешь, и мне оставалось только ждать. А Дамир… как взбесился.

— Обязанности, значит? — прорычал подобно зверю.

В светлых глазах не осталось ничего теплого и разумного. Нет, Дамир ничего такого мне не сделал. Даже не притронулся. Зато расстегнул брюки.

— Что ж, выполняй! — заявил с мрачной ухмылкой, приспустив одежду, высвобождая уже твердый член.

Да чтоб тебя!

Или правильнее сказать — меня.

Нафига я ляпнула эту глупость?

Ведь вовсе так не считаю.

Язык мой — враг мой.

— А давай мы оба успокоимся и нормально поговорим? — предложила миролюбиво, стараясь смотреть исключительно ему в глаза.

Выходило паршиво. Взгляд то и дело съезжал вниз, где на самом кончике головки блестела капля проступившего семени.