Я упрямо сжал губы, потому что сам не знал, что произошло. И ответа у меня тоже не было.

Матвей в свою очередь обошел меня, а потом по-дружески постучал по плечу с радостным выражением лица:

— Ну, тогда с возвращением!

— Да пошел ты! — рявкнул в ответ, понимая, что моя реакция на Машу для них не осталась незамеченной. — Она же меня в порошок окончательно сотрет.

— Да пусть, что хочет делает, лишь бы вот тут снова застучало! — Соколов несколько раз похлопал по моей груди в районе сердца.

— Не поверишь, там стучит, а еще, я даже ем иногда!

Больше не хочу их слушать, поэтому кидаю прощальную фразу и иду к своей машине. Этот клоун, Соколов, иногда подбешивает меня до зубовного скрежета. Сам ходит по этой земле неприкаянным с разбитым сто лет назад сердцем, и еще успевает за нашими кардиограммами приглядывать. Нет, я не против и даже рад, что ему не все равно, но вот сейчас вообще никого не хочу видеть и слышать какие-то комментарии.

Добравшись до квартиры, я к своему удивлению, отмечаю, что вместо того, чтобы изучать потолок, как обычно, провалившись в темноту без мыслей и ощущения, я нервно хожу по своей квартире и не могу найти себе места. В моей голове красным светом мигает только два слова, которые не дают мне успокоиться.

Маша Савельева.

Почему сейчас? Зачем? Опять?

Я ведь был уверен, что вычеркнул ее из своей жизни. Уверен в том, что, если увижу пройду мимо. Думал, что не позволю прошлому пить из меня душу.

Но вся моя уверенность, растворилась как дым, стоило мне только заглянуть в ее глаза.

Я вспомнил все. От самого начала и до конца. Помнил каждое слово. Каждое бутылку выпитого мной алкоголя в поисках умиротворения.

Даже сейчас, когда я уже давно не чувствовал прелестей жизни ни в себе, не вокруг, я вдруг снова ощутил, как же херово мне было тогда.

Когда я прилетел в Германию, я до конца не мог поверить, что это случилось со мной. Моя девушка оказалась не той, за кого себя выдавала. А я верил ей. Любил. По-настоящему. Как в любовных романах — всем сердцем и навсегда. Поэтому долго не мог смириться с ее предательством и принять его. Меня ломало, как пятнадцатилетнего мальчишку. Я искал причины, оправдание ее измене. Но так и не найдя ответа, заливал свое горе алкоголем. Я не знаю, сколько я пил. Месяц? Два? Потом приехал Головин и на пару с Соколовым ребята перезагружали мой мозг. А я не мог объяснить им, что головой я все понимаю и хочу продолжать жить хоть как-то, но тупая боль в груди разъедала мне все. Мозг, кровь, мысли.

Мне трудно было вернуться в реальность, где уже не было Маши. Мне было невероятно трудно стереть воспоминания. Счастливые. Где мы были вместе. И разрушающие меня. Где Маша кричит, заливаясь слезами под моей дверью.

Порой мне хотелось вернуться домой и поехать к ней. Встряхнуть и услышать от нее почему она так поступила. Но что бы я ни сделал, как бы ни сложилась наша дальнейшая жизнь я не смогу забыть то, что видел собственными глазами. Видел и не хотел верить. У меня даже возникала мысль попросить Макса еще раз все проверить. Найти какую-то лазейку. Дать мне надежду. Но понимал, что бессмысленно. Захаров итак сделал слишком много. Выяснил достаточно, чтобы я открыл глаза и перестал смотреть на свою бывшую девушку через розовые очки.

Я старался вернуть в нормальный ритм жизни, но не мог. Вернулся на работу, а по ночам выл на луну. От боли, от одиночества и от неискоренимой любви к этой школьнице. Это был бесконечный бег. Где для всех я стал обычным Владом, а ночью загибался. Даже алкоголь уже не помогал. Чем больше проходило времени, тем сильнее я тонул в этом предательстве.

А потом приехала Инна. Мне было плевать на ее приезд. Я не видел ее и не общался с ней с того самого проклятого вечера. И ее поддержка мне была не нужна. Именно потому, что мне было глубоко наплевать на Воронову, я разрешил ей остановиться у меня. Из тысячи гостиниц и съемных квартир Инна выбрала мое убежище. А я позволил ей. Слишком сильно был увлечен мыслями о Маше, слишком сильно погряз в своих чувствах, чтобы обратить внимание на происходящее.

Это было моей ошибкой.

Я могу вечность оправдывать и придумывать причину произошедшему, то никогда и не пойму, что управляло мной в тот момент. Разочарование в любимой девушке? Алкоголь? Длительное отсутствие секса? Возможность забыться? Шанс идти дальше? Или все сразу?

Но как бы там ни было, я переспал с Инной. Это была долгая ночь, где у Вороновой осуществилась мечта, а я окончательно потерял себя. Инна была счастлива до небес, а я раздавлен в лепешку. По мне словно каток проехался. И на утро я проклинал себя, но сделанного не вернуть. Я смотрел на довольную Инну, и не мог поверить, что я докатился до того, что поимел девушку, на которую как на женщину в принципе не смотрел никогда. Не верил и понимал, что я больше не тот Влад Торопов, который был раньше. У меня больше нет ничего. Ни желаний, ни права выбора, ни чувств.

Я ждал от Инны дальнейших действий. Думал, она вцепится в меня клещами и окончательно задушит меня своей любовью. Но Инна не дура. Она тем же утром собрала вещи и укатила в Россию, дав мне время все обдумать. А я выдохнул с облегчением, и не хотел думать не о чем. Слишком устал и слишком был раздавлен. Но совсем не долго.

Спустя два месяца Инна вернулась и заявила, что беременна.

Это была бомбическая новость, в которую я не хотел верить.

Но мне пришлось.

После долгих скандалов и истерик, вымотавших меня морально, я сделал Инне предложение.

О том, что это не мой ребенок, мысль возникала. В самом начале. Но Инна была убедительна, да и какой бы рисковой она не была, такими вещами играть со мной не стала бы. Быстрее бы аборт сделала. Потому что знала, что за такое вранье я ее сотру с лица земли. Да и я сам знал, что в ту ночь я не предохранялся. Настолько отключился, что мне было плевать с кем, где я и что делаю.

Беременность проходила тяжело. Постоянная угроза прерывания беременности. Мотание от одного врача к другому. Бесконечный прием лекарств. И я бы не выдержал, ушел, но Инне было еще тяжелее. Я смотрел на ее слезы, беспричинные истерики и не понимал, почему все получилось именно так.

Я сомневалась в правильности решения жениться на Инне. Нет, ребенка я бросать не собирался, но жить с Инной было выше моих сил. Словно свадьба с Вороновой — еще один неверный шаг, которой утопит меня снова.

Но сомнения развеялись в тот день, когда мы поехали с ней на УЗИ. Я сам увидел тот маленький комочек, сердце которого билось быстро-быстро, заставляя меня дышать с ним в один такт. У меня тогда весь мир перевернулся. Я словно сделал глоток свежего воздуха.

Это был мой ребенок. Моя кровь. И мне было жутко стыдно, что я сомневался в том, что он не мой. Или в том, что мое присутствие в его жизни не так уж и необходимо.

Я наблюдал за картинкой на мониторе, затаив дыхание. И знал, что теперь у меня есть смысл в жизни. Да, не с той девушкой. Да, я хотел бы, чтобы его мамой стала совсем не Инна. Но это все не важно. Малыш не виноват в ошибках своих родителей. И лишать его любви, потому что у мамы и папы не совсем все так, как надо — это несправедливо.

Маленькая девочка, а это была девочка, сама того не зная, стала моим спасением.

Я больше не позволял себе возвращаться мыслями к Маше. Нет, я не забыл. И вряд ли когда-нибудь забуду. Но сейчас у меня была другая цель. Сделать счастливой будущую дочку и ее маму. Чего бы мне это не стоило.

Моя жизнь изменилась. После свадьбы я посвятил все свое свободное время беременной жене. Цветы, подарки, сопли подтирал, по больницам с ней мотался. Нет, не любил ее нисколько, но считал, что в моих силах, что уважение и понимание к матери своего ребенка проявить должен. Я не скрывал от Инны, что у меня нет чувств к ней. Сказал об это прямо. На удивление, она отнеслась к этому спокойно. И сказала, что для счастья ей достаточно и этого.

Но хватило ее ненадолго. Уже после Нового года сразу после нашей скромной свадьбы Воронова накачалась наркотой и оказалась в больнице. У меня тогда чуть сердце не остановилось. Хоть я и раньше знал, что Инка баловалась, но никогда не видел ее обкуренной или под действием каких-то запрещенных веществ. Поэтому у меня был двойной шок. Наркотики и угроза выкидыша.