Я даже не понимала, почему он так напился. Это же я отказывалась от своей девственности! Это же я должна была тянуться за жидкой храбростью.

Единственное, что превзошло водку с блевотиной в волосах, это останки зомби, но лишь самую малость.

Нельсона мягко провел носом по моей шее и остановился на верхней части плеча. Он был в нескольких секундах от поцелуя, я была уверена. И хотя между моей кожей и его губами была ткань, я интуитивно понимала, что почувствую этот поцелуй в самой глубокой части позвоночника.

Я резко повернула голову, боясь этого чувства больше всего того, с чем я сталкивалась до сих пор, и свирепо уставилась на него.

— Ты ужасно храбрый, Нельсон Паркер. Ты забыл, что мой пистолет заряжен?

Он ухмыльнулся мне своей всезнающей, дерзкой ухмылкой. Я никогда не видела, чтобы он даже отдалённо выглядел столь самодовольным рядом с кем-то ещё. Я не могла сказать, что я пробуждала в нём худшее или лучшее. Об этом было ещё слишком рано говорить.

И я узнаю, узнаю всё, прежде чем действительно выстрелю. Не то чтобы у меня был запасной план на случай, если мы окажемся токсичными друг для друга. Я не хотела быть одной из тех пар, которые угрожали скормить друг друга зомби каждую минуту, потому что не могли ужиться, но оставались вместе, потому что у них не было других жизнеспособных вариантов для продолжения рода.

— Я думаю, что его тоже, — поддразнил его Харрисон.

Но как помидор покраснела я.

— О боже, какой же ты извращенец! Твоё место в старшей школе.

Я ударила его по руке, но мой слабый кулак просто отскочил прямо от его сверхчеловечески сильного бицепса.

— Ой! Как ты можешь быть таким сильным для ребёнка?

Он ухмыльнулся мне, закатывая рукав рубашки и напрягая мышцы, которые не должны были развиться у мальчика его возраста. Привет, побочные эффекты тяжёлой жизни.

— Оооо, — проворковала я, обхватив рукой его бицепс, попробовав сжать его.

Я цеплялась за всё, что могло бы отвлечь меня от руки, которую я, казалось, уже не могла вытащить из-под рубашки. Я снова сжала выпирающую мышцу Харрисона.

— Оооо, детка!

Нельсон вытащил свою руку из-под моей рубашки и убрал мои пальцы с бицепса Харрисона, переплетая свои пальцы с моими и вернув обе наши руки обратно на колени.

— Ладно, он всё понял. Ты думаешь, что он сильный.

Он говорил так ревниво и по-собственнически, что я чуть не рассмеялась вслух. Но я не могла, потому что даже сейчас покалывающее возбуждение распространилось от центра моей груди до кончиков пальцев рук и ног. Было ощущение, будто моё зрение постепенно исчезает, а дыхание учащается от волнения.

Я ещё не знала, нужен ли мне Нельсон. Но я определённо не хотела его.

— Ревнуешь, старший братец? — Харрисон усмехнулся. — Не обижайся, потому что все дамы хотят меня.

— Да, все дамы, — рассмеялась Риган.

— Пожалуйста, не ссорьтесь, — Харрисон зажестикулировал между нами. — Меня хватит на всех.

Кинг фыркнул с другого кресла, и Нельсон притянул меня ближе к себе, крепче прижав к своей груди. Он сдвинул мои объёмные, благодаря отсутствию доступного средства для волос, волнистые светлые локоны, и зашептал мне на ухо.

Его губы танцевали на мочке моего уха, толкая меня всё дальше в сеть сердечных ловушек.

— Он не тот Паркер, который тебе нужен, Хейли. Это я тебе обещаю.

Со всей бравадой, на какую только была способна, я кивнула, царапая линию подбородка об его щетину.

— Я это знаю. Мне удалось сузить круг поисков до трёх других.

— Других? — переспросил он ровным голосом.

— Да, твоих трёх других братьев, — согласилась я так серьёзно, как только могла. — Харрисон проиграл в последнем отборе. А ты давно, очень давно вышел из игры.

— Ты такая лгунья.

Он начал щекотать меня так, что я не могла дышать, и было так много ощущений, что иногда казалось, что я могу обмочиться. Слёзы выступили у меня на глазах, и я дико забилась у него на коленях, а он всё ещё не собирался останавливаться, несмотря на мои мольбы/крики.

— Срань господня! Сядь обратно! — Харрисон отчаянно запричитал, когда я нечаянно пнула его в голень. — Ради всего святого, сядь обратно!

Нельсон тут же остановился и обнял меня за талию. Он уперся подбородком в моё плечо, нежно потёршись своей щетиной о кожу на моём горле. Не подобрать слов, насколько удивительным был этот знакомый жест.

— Всё будет хорошо, — пообещал Нельсон, крепче обнимая меня за талию. — Обещаю. У нас всё будет хорошо.

Я попыталась посмотреть на него сверху вниз, но он держал меня слишком крепко. Я не могла разглядеть его лица. Но серьёзный тон его голоса выбил меня из колеи, он был слишком напряжённым, слишком собственническим.

Я не стала спорить. Я знала, что это не так. Нельсон не собирался сдаваться, а я не хотела устраивать сцену на глазах у всех. Кроме того, близость, защитный щит, который он создал вокруг меня, всё это ощущалось… удивительно.

Поэтому, чтобы спасти свой мозг от чрезмерного анализа каждой детали происходящего, стараясь не запомнить характер его дыхания, я отвернулась к окну.

Я больше не тикала, но использовала технику, которая и раньше была полезна. Я наблюдала.

Я была очень, очень наблюдательна, примерно, как Шерлок Холмс. Так было всегда. Этот навык помогал нам с Риган оставаться в живых последние несколько лет. Ну, может быть, дело было в моей силе восприятия и её непоколебимой цели.

Эту черту я не могла отключить или проигнорировать. Просто-напросто со мной так случалось. Мой мозг работал постоянно. Не было ни остановки, ни расслабления, ни отступления. Мой мозг работал на полную мощность, каждую секунду бодрствования, даже иногда во время сна.

Раньше ходить по знакомым местам было сущим адом, потому что мельчайшие детали уже были заучены, и мой мозг выискивал всё новое, необычное и неправильное. Это было похоже на игру в «глаз шпиона» с теми большими книгами, страницы которых были полны беспорядочных пейзажей и декораций, только это происходило каждую минуту, каждый день.

Я входила в дом после долгого учебного дня и сразу же знала, что мой отец оставил кофейник включенным на весь день. Он не забыл ополоснуть его, но многочисленные часы на нагреве всё равно сожгли дно. Правая сторона дивана использовалась чаще, чем левая, подушки были более изношенными и вдавленными, из-за чего диван немного провисал на этой стороне. Когда папа в последний раз вошёл в дом, то слишком сильно приоткрыл дверь, на гипсокартоне остался след. Из раковины в ванной наверху капало.

Кап. Кап. Кап. Кап.

Тик. Тик. Тик. Тик.

Скорее всего, я была гением, хотя никогда не позволяла испытывать себя. И если честно, мой отец был гением, настоящим гением. Он был профессором химических наук в университете Дрейка и работал в их исследовательских лабораториях. Он был безумно умён.

И, вероятно, я тоже.

Но мысль о том, что меня отправят в другую школу, или о том, что я буду жить с этим титулом, повисшим над моей головой в ярких неоновых огнях, сводила меня с ума. Мне не нравились ярлыки, и я не хотела жить с определённым набором ожиданий. Я просто хотела быть собой.

И нормальной.

Поэтому я держала всё это в секрете, спрятав и похоронив под своим гиперактивным мозгом и далеко за пределами памяти. Я работала не для того, чтобы чему-то научиться, я очень старалась быть просто… среднестатистической.

И по большей части это срабатывало. Не было большой разницы между моим отцом и чьим-то не гениальным отцом. Он просто лучше запоминал информацию, и из-за того, что его разум требовал от тела, у него была жажда узнать как можно больше. Возможно, у него была более интеллектуальная работа, чем у других отцов, но он всё равно приходил домой усталым, всё ещё боролся с офисной политикой, всё ещё жаловался на свои проекты. Мы все тикали.

Но мы с папой просто тикали быстрее и громче других. И, возможно, наше тиканье было более требовательным, чем у большинства. Мы были вынуждены потреблять как можно больше информации, прежде чем наши умы сойдут с ума. Между действующим гением и буйствующим сумасшедшим была очень тонкая грань.