Первым, на десять минут раньше назначенного времени, приехал Федор — по своей обычной привычке. Как он говорил, лучше подождать, чем заставлять кого-то ждать себя. Григорий появился по-военному четко — минута в минуту. Еще пятнадцать минут дожидались Володьку, напряженно беседуя ни о чем.

Наконец все трое уселись на диване в гостиной, а Люба принесла из Кошкиного дома белого. Остановившись посреди комнаты, тот напряженно вглядывался в каждого, словно понимал, что выбирает себе хозяина. А потом осторожными шажками, бочком, направился к Григорию и принялся тереться о его ногу.

Люба развела руками, как тетка в голубом платье из воцапа. Григорий подхватил котенка на колени, и тот, блаженно прижмурившись, начал неуклюже и неумело когтить его джинсы: все, мужик, теперь ты мой.

—  Ясно, - хмыкнул Володька и поднялся. — Ну… всех с наступающим.

Быстро одевшись, он вышел. Спасибо хоть дверью не хлопнул.

— Жаль, - Федор тоже встал. — Но все честно. Надеюсь, ему будет с вами хорошо.

Он пожал Григорию руку, словно они были соперниками в поединке, пожелал всем счастья в новом году и пошел в прихожую.

— Я сейчас, - Люба вышла за ним.

Она чувствовала себя неловко рядом с Володькой, но перед ним самим никакой неловкости не испытывала. Зато с Федором — наоборот.

— Федь, - сказала Люба на крыльце, - извини, что так вышло.

— Абсолютно не за что извиняться, - ответил он. — Кот выбрал себе хозяина.

— Да я не про кота.

— А-а-а… - Федор грустно усмехнулся. — Это я тоже понял. Между вами прямо искрит. Надо уметь проигрывать.

Искрит? Люба удивленно заморгала. Ничего такого она не заметила. Да и сама старалась никак свой интерес к Григорию не обнаружить. Или со стороны виднее?

— Федь, ты очень хороший человек. И я надеюсь, что тебе повезет. Что встретишь ту самую. Это от души, поверь. Слушай, хочешь, я тебе котенка просто подарю? В январе будут. Не глухого — с ними легче.

— Спасибо, Любочка, - он поцеловал ее в щеку. — Я тебе тоже желаю всего самого доброго. Ты этого заслуживаешь. А котенка не надо, я все-таки щенка возьму, мне это привычнее.

Федор пошел к воротам, а Люба вернулась в дом. Григорий поглаживал пригревшегося у него на коленях белого и о чем-то думал.

— Держите, - Люба протянула ему ветеринарный паспорт. — Прививка первая записана, подпись и печать есть. Все остальное сами заполните. Чип стоит, но пустой. Пойдете в свою клинику, там отсканируют и занесут данные.

— Спасибо. Люба, а вы Новый год не отмечаете? Ни елки, ни украшений.

— Да как-то не было настроения наряжать, - она пожала плечами. — Наверно, к сестре пойду, она недалеко живет. Или вообще дома останусь. У вас переноска-то есть?

— Да, в машине. Ну… - он встал. — Мы поедем.

— Давайте, подержу, - Люба забрала паспорт и котенка.

— Мы с вами теперь почти родственники, - сказал Григорий, одеваясь. — Будем на связи.

— Хорошо…

Она проводила Григория с котенком до машины, помахала вслед.

Искрит? Да нет, Федору показалось.

Было грустно, но… не безнадежно грустно. Легко. И предчувствие чего-то хорошего, нового никак не хотело уходить.

На следующий день в половине восьмого Люба стояла перед шкафом и рассеянно думала, что бы надеть. А потом взяла телефон, позвонила сестре и сказала, что у нее изменились планы.

— Куда-то идешь? — спросила не слишком огорченная Алена.

— Да, - соврать было проще, чем объяснять, почему хочет остаться дома.

Закрыв дверцу шкафа, Люба вышла во двор и прикопала в сугроб бутылку шампанского. А когда вернулась в дом, телефон оборвал последний звонок.

Незнакомый номер… Она никогда не перезванивала на незнакомые номера. Но почему-то внутри вдруг задрожало.

Телефон зазвонил снова.

— Да?

— Люба? Добрый вечер. Это Григорий. Вы не ушли еще?

— А я и не пойду, - она впилась ногтями в ладонь.

Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пригласи меня куда-нибудь!

— У меня для вас маленький подарок. Можно заеду?

— Да, конечно. Приезжайте.

Положив телефон, она заметалась испуганной курицей. К шкафу — что надеть? Потом к холодильнику — что поставить на стол? В ванную — хотя бы причесаться и накраситься. Выглядывала из окна, а домофон все равно застал врасплох, когда отошла на кухню, проверить, как поживает в духовке цыпленок.

Григорий тащил аккуратно перевязанную елку.

— Вот, - он остановился у крыльца. — Подумал, что немного новогоднего настроения вам не повредит.

— Спасибо! — Люба набрала побольше воздуху и спросила — как в воду нырнула: - А вы мне поможете ее поставить? И нарядить?

— Буду рад.

Поймав его взгляд, она вдруг поняла, что чудеса все-таки случаются.

Ну, теперь тебе ясно, хорошая девочка Люба, зачем нужны были те двое?

Ясно, дедушка. Спасибо тебе огромное! Но все равно ты старый тролль!

три месяца спустя

В итоге Беляш — так его назвали — к Грише не переехал. Потому что Гриша переехал к Любе. Вместе с Беляшом и с Бубликом.

Она, конечно, переживала, как это пройдет технически, но все же легче было перевезти двух котов в четырехкомнатный дом с большим участком, чем двенадцать — в двухкомнатную квартиру.

Еще она, разумеется, переживала, как чужаки впишутся в стаю. К ее великому удивлению, два паршивца, старый и малый, пока жили у Гриши, спелись и организовали преступную банду из двух хвостов. Молодые элитные производители приседали на попы, стоило Бублику посмотреть на них в упор совиными желтыми глазами. Попробовал бы кто-нибудь обидеть Беляша! Полетели бы бело-рыжие клочки по закоулочкам.

Вообще Бублик, невзирая на свою безбубенцовость, вел себя как султан в гареме. Пожилой султан, которому жены и одалиски нужны уже только для статуса и для услады глаз. Беляша он усыновил, а Гюзель считал любимой женой — и та тоже в нем души не чаяла.

— Странно, - сказала Люба Грише. — Британцы обычно флегмы, а у тебя бандит. Старый мафиозо.

— Боевой британский кот, - хмыкнул тот. — Весь в папу.

Папа и правда был боевой, с кучей наград. Полковник ПВО, хоть и на пенсии, куда ушел в тридцать девять лет после ранения в Сирии. Мог, конечно, еще послужить, но в штабных не прижился, послал подальше начальство и уволился. С другом на пару купил захудалый фитнес-клуб. Привели в порядок, наковыряли денег, открыли еще несколько, и дело пошло. Было бы странно, если б не пошло — с его-то хваткой и энергией.

— А с кем Бублик был, когда ты на войну ездил? — немного ревниво спросила Люба.

— Он самостоятельный. Соседка приходила, кормила, лоток меняла.

— Молодая соседка?

— Бабушка старенькая. Люба, я тебе сразу сказал: хватай меня за шкирку и веди в загс. А ты все сомневаешься и к соседкам ревнуешь.

— Не хочу за шкирку, - надулась она. — Хочу, чтобы меня на ручках отнесли.

— Давай я понесу тебя на ручках, а ты поведешь меня за шкирку. Хоть прямо сегодня.

— Угу. Гена, давай я понесу вещи, а ты понесешь меня.

В итоге попрепирались еще немного, сели в машину и поехали в загс. Подавать заявление. На обратном пути Люба мурчала, как кошка. Ну еще бы, с кем поведешься — так тебе и надо. А вечером пили шампанское и вспоминали, как познакомились. И как Гриша приехал к ней на Новый год с елкой.

Тогда, кстати, ничего эдакого и не случилось, хотя чертовы бабочки бесились так, что едва не лезли из ушей. Сначала наряжали елку, потом до утра сидели и разговаривали. Пили все то же шампанское, вытащенное из сугроба, ели цыпленка и всякие вкусности, которые Гриша привез вместе с елкой. Присматривались друг к другу. Осторожно подбирались ближе — как кошки на мягких лапках.

Гриша рассказывал, как учился в Можайке, потом служил по всей стране, нигде надолго не задерживаясь.

— Женился на втором курсе. На бывшей однокласснице. Сначала все было хорошо, а вот когда закончил и отправили на точку… Галя молчала, но я видел, что ей все это в тягость: и неустроенность, и переезды бесконечные. А потом еще стало ясно, что детей не будет. Она лечилась, но уже словно на все рукой махнула. Депрессии, слезы. Я так и не знаю, был ли это несчастный случай, когда ее машина сбила. Все равно чувствовал себя виноватым.