Тихая Каролин, выросшая в штате Айова, невозмутимо советовала новоиспеченным конгрессменам с Восточного побережья, как им лучше расположить бутылки в офисном баре, рекомендовала, как развесить картины на стенах. И она с таким достоинством произносила такие слова, как «ампир», «рококо», что самые нахальные клерки начинали смотреть на нее с почтительным уважением. Но больше всего, говорил мистер Орр, он любит слушать, как она уговаривает клиенток задрапировать по-новому окно.

Ее комната, однако, совсем не походила на те места, где ей приходилось работать, и даже на то место, где она жила прежде. Прежде она всегда старалась приукрасить пространство, которое занимала, развешивала на стенах картины, хотя бы акварели или небольшие рисунки карандашом, кое-что изменяла или добавляла, иногда просто чтобы ощутить свое присутствие в доме. На этот раз она даже не попыталась внести что-нибудь свое в убранство комнаты и оставила все, как было до нее. Почему-то она сразу стала ощущать кратковременность своего пребывания в этом доме. По этой же причине ей не хотелось встречаться со старыми друзьями, она никому не звонила и надеялась, что никто и не узнает, что она снова в городе. В свободные часы Каролин много читала, усердно переворачивая страницу за страницей, но теперь это не затрагивало ее.

В памяти осталось лишь ощущение присутствия Луизы.

И когда дождливым ноябрьским утром в час ленча старенький седой доктор открыл маленький рот, похожий на серый бутон розы и невозмутимо произнес фразу, похожую по строению на детскую пирамидку: «Вы беременны», — она автоматически вышла из кабинета в раздевалку, взяла из рук медсестры свою одежду и затем так же автоматически в каком-то бессознательном состоянии вышла под холодный дождь. Она шла очень осторожно, стараясь ни на что не натыкаться, будто ее жизни вдруг стали угрожать какие-то опасности. Она промокла, но не захотела раскрывать зонт. Ей надо было собраться с мыслями и где-то прийти в себя.

Ее взгляд упал на вывеску новой выставки картин в галерее, и она решила зайти туда. В галерее было пустынно. Всего несколько безмолвных фигур передвигались, как призраки, от картины к картине. Она нашла скамью, стоявшую в полумраке, и села на нее, не в силах ни ходить, ни смотреть. Неужели из ее клеток, из ее крови и плоти появится на свет новое существо? И у него будет свое сердце, свои кости, свой мозг и глаза, которыми оно сможет смотреть на мир?

— Луиза?

— Нет, нет.

— Да! Да!

Независимо от ее воли это имя возникло в сознании, и она, почти реально ощутила сейчас ее присутствие как радость, которая прорвалась к ней из праха земли и годы, разделяющие их.

— Нет, нет, Господи.

Какой-то человек остановился перед ней. Он наклонился и что-то вежливо спросил.

Недоуменно Каролин осмотрелась вокруг, точно проснувшись.

— Но это галерея, я подумала…

— Конечно, но галерея еще не открыта для посетителей, мадам. Простите. Приходите позже, когда мы откроемся.

Она так же автоматически вышла из здания.

Остановившись посреди улицы, она постояла в недоумении, не зная, куда идти. Потом зашла в кафе, заказала чашку обжигающего чая и вспоминала себя лежащей в кресле, когда старенький доктор осторожно обследовал ее в резиновых перчатках. Свет лампы слепил глаза, и она не видела ничего, кроме склонившегося над ней старческого лица. Она сидела, держа чашку перед собой, и не могла сделать ни глотка, в голове у нее было только одно: «Тот ребенок, во мне, нашел свое второе рождение, реинкарнировал через меня из девушки, жившей двести лет назад. Я нашла ее могильный камень, я порезала руку, моя кровь упала на него, и реинкарнация началась… Нет, нет. Я никогда не поверю в это. Да, но она так хотела вернуться. Там были другие женщины, которые ненавидели ее и хотели отправить ее в никуда. Как птицы на деревьях, они зло пели…»

Потом седой доктор нажал кнопку на стене и вызвал медсестру. Она осторожно слезла на пол. Сестра сказала, что если беременность ей некстати, то можно все устроить, но она должна решить все очень быстро.

Чай в чашке оказался почти безвкусным, но он, безусловно, прояснял сознание.

Каролин заказала себе еще одну чашку. Официантка, что-то пометив в блокноте, принесла ей еще чаю.

Доктор, пытаясь вывести ее из ступора, спросил ее:

— Миссис Коул, когда вы впервые заметили птиц на деревьях?

Она выпила вторую чашку чая и вернулась в реальный мир. Ей надо было еще успеть на работу. Но она еще не могла выйти из этого кафе, просто не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы вернуться к тому, что привыкла видеть вокруг.

«Итак, я беременна. Я давно уже старалась не думать о том, что это возможно. И даже, возможно, побаивалась этого. Но я всегда мечтала о ребенке, и сейчас он у меня наконец будет. Это будет самый обычный, земной ребенок, рожденный самым обычным способом. И если я не смогу убедить себя в этом, то сойду с ума».

На часах уже было без четверти три — самое время, чтобы отправиться на работу. Так она и сделала. Она вошла в помещение, прошла в заднюю комнату и повесила пальто на крючок. Мистер Орр пребывал в крайнем беспокойстве по поводу ее отсутствия.

— Я даже не мог предположить, куда ты подевалась. Я знал, что ты пошла к врачу, но что там с тобой произошло, почему так долго? Я уже начал беспокоиться, что с тобой что-нибудь серьезное и тебя отправили в больницу.

— Я страшно устала, мистер Орр.

Она не могла ни о чем говорить. Своих слов у нее еще не было, а чужие слова просто входили в ее сознание, но не находили там никакого отзвука.

Она подошла к зеркалу и попыталась привести в порядок намокшие волосы.

— Простите, что опоздала, мистер Орр.

— Ты можешь уйти домой, если тебе не по себе.

— Нет, нет, я должна сегодня еще продать стеллаж для книг. У меня просто разболелся живот, я сейчас приму что-нибудь болеутоляющее.

— Каролин, ты можешь полностью доверять мне. Я как раз хотел поговорить с тобой о твоем поведении.

— О моем поведении?

— Да. Вчера мисс Диан сказала мне, что ты невежливо разговаривала с миссис Луман, а она одна из самых богатых наших заказчиц. Что с тобой происходит, Каролин? Раньше ты никогда никому не грубила.

— Я беременна.

— Бере… Ох, Боже мой, бедная моя девочка. Дорогая моя!

— Я ходила к врачу, он сказал, что уже приличный срок. Я… я так обрадовалась.

— Обрадовалась? О, нет. Ведь это означает, что ты оставишь меня и снова вернешься к мужу.

— Нет, я даже ничего ему не скажу.

Мистер Орр рухнул на стул в стиле ампир.

— Дай мне стакан воды и какую-нибудь твою успокоительную таблетку.

Немного прийдя в себя, он пристально посмотрел ей в лицо.

— А ты не шутишь? Ты отдаешь себе отчет в том, насколько серьезно твое решение?

Она села на диван и печально ответила:

— К сожалению, не шучу, мистер Орр. Я знаю, насколько это серьезно.

Мистер Орр был пожилым маленьким человечком, и она всегда была привязана к нему, стараясь ничем не смущать его чувствительную натуру.

— Это будет еще не так скоро, мистер Орр. Пожалуйста, не тревожьтесь ни о чем.

— Я постараюсь. Но что они тебе сказали, когда это должно случиться?

— Возможно, в конце мая или в самом начале июня. Знаете, с подсчетом точного срока есть некоторые трудности.

— Не хочу ничего слышать о твоем календаре, — его лицо стало розовым от смущения. — Надеюсь, ты пробудешь у меня до Рождества? В это время года твоя помощь мне особенно необходима.

— До Рождества? Конечно. Я останусь и намного дольше, если вы мне позволите.

— Ну, возможно, не стоит работать до самого конца… Ох, дорогая, какие у меня были для тебя планы. Как расстроится сестра, когда узнает!

Так началась как бы новая жизнь. Каролин стала очень благоразумной. Она позвонила своим старым друзьям, рассказала им о разводе и о том, что беременна. Одни ей сочувствовали, другие думали, что она их разыгрывает. Она записалась в школу молодых матерей. Узнав, что в ближайшей клинике требуются добровольцы по уходу за тяжелобольными детьми, она стала раз в неделю ходить туда на ночное дежурство. Там она убедилась, какое это непростое дело — ухаживать за малышами, и заметила, что у других женщин это получается гораздо лучше, чем у нее.