— Просто мне хочется успокоиться.

— Тогда тебе не следовало покидать мужа. — Даже если он убил моего брата? Форт помолчал.

— Думаю, здесь дело в другом, — сказал он, поразмыслив.

— Ты прав, — вздохнула Порция. — Мне нужно знать… Брайт — единственный мужчина, который целовал меня. Я хочу сравнить.

— Почему бы и нет, — рассмеялся Форт, — Брайт все равно проткнет меня шпагой.

Он притянул ее к себе и поцеловал.

То же нежное прикосновение губ, такое же горячее дыхание — пожалуй, поцелуй был приятным. И все же в нем чего-то недоставало: он не проник ей в душу, не закружил голову, не вызвал желания.

Форт откинул ее назад и его рука коснулась груди Порции.

— Нет, Форт! — закричала она. Его рука продолжала ласкать ей грудь.

— Возможно, мне удастся пробудить в тебе страсть…

— Нет, — сказала она снова спокойно и уверенно, хотя ее сердце забилось сильнее.

— Мне бы доставило удовольствие наставить рога Брайту, особенно если я буду первым. Порция с содроганием оттолкнула его.

— Прекрати, Форт. Я не хочу быть орудием твоей мести.

— Ты уже стала. Он еще не обладал тобой?

— Это тебя не касается, — резко ответила она. — Как ты смеешь так вести себя со мной?

Он отпрянул, как от удара, хотя его рука все еще лежала на ее талии.

— Я буду мстить Маллоренам. Я посвящу этому всю свою жизнь.

— Почему?

— Они убили моего отца.

— Что произошло? — спросила она, снимая с талии его руку.

Он долгое время молчал, и Порция уже решила, что не услышит ответа, но вдруг он начал говорить:

— Ты помнишь, что отец не был покладистым и уравновешенным человеком. Именно через Маллоренов я узнал, что произошло на самом деле… Когда Синрик Маллорен решил жениться на Честити, за это дело взялся Ротгар, и никто и ничто не могло помешать ему добиться своего.

— Брайт мне рассказывал, что твой отец сам оклеветал Честити.

— Это правда, и все же они не смели убивать отца и тем более делать меня своим орудием.

Порция взяла Форта за руку и посмотрела ему в глаза:

— Что случилось. Форт? Я слышала, что твой отец умер от апоплексического удара.

— Мы специально придумали эту версию. Он умер от пули, когда пытался застрелить мать короля. Я направил на него пистолет… — Форт закрыл глаза и откинулся назад. — Он был на грани сумасшествия, когда его планы благодаря Ротгару рухнули. Я не мог позволить ему убить принцессу Августу — она была невиновна — и погубить всю семью.

— Но как ты можешь винить Маллоренов?!

— У меня достаточно оснований для этого… Ты знаешь, я завидую Брайту. Похоже, мой поцелуй не вызвал у тебя желания. Значит, его поцелуи лучше? Неужели он так и не овладел тобой?

— Брайт не способен на насилие.

— Если ты не отдашься ему, то в один прекрасный день он возьмет тебя силой, иначе как еще он сможет иметь детей? А они нужны ему. Ротгар никогда не женится и поэтому хочет, чтобы у Брайта был сын, которому он мог бы передать своей титул.

Порция вновь подумала о ребенке, которого она, возможно, родит от Брайта и которого он отберет у нее, и ей захотелось плакать.

— Не волнуйся так. Форт. Оставь ненависть к Маллоренам, иначе ты только навредишь себе самому.

— Не могу. У меня нет выбора. Однако меня ты не бойся. Я не насильник.

Порция отвернулась и снова стала смотреть в окно. Брайт говорил ей, что вражда между Уорами и Маллоренами зашла слишком далеко и корни ее лежат глубоко, но она так и не узнала всей правды.

Она смотрела на залитые лунным светом поля и деревья, проплывавшие за окном кареты, и молилась за себя и за Оливера. Только бы он был жив! Тогда она сможет успокоиться, и ее жизнь не превратится в ад.

Вскоре они застряли в непролазной грязи, так как в этом месте дорога была размыта дождями. Им пришлось долго ждать, пока кучер ходил на ближайшую ферму, чтобы раздобыть лошадей, с помощью которых можно было бы вытащить карету. На все ушло несколько часов, и их путешествие затянулось. Затем луна снова спряталась за тучами, и карета еле ползла, чтобы не сбиться с дороги. Когда они добрались до места, зимнее солнце стояло уже высоко в небе, и его лучи золотили белые стены стоящего на холме аббатства.

Он беспрепятственно въехали в парк и приблизились к дверям. Форт помог Порции выйти из кареты. Она дрожала от усталости и холода, но больше всего от страха. Что она обнаружит здесь?

Брайт листал бухгалтерские книги, стараясь сосредоточиться на работе. Порция перевернула всю его жизнь, лишила возможности думать. Он призвал себя к дисциплине: нельзя позволить, чтобы из-за нее он запустил работу.

Пробило полночь. Он лениво потянулся и решил, что пора отдохнуть. Теперь главное — заснуть. Он загасил свечи и прошел в спальню, где еще утром мечтал насладиться близостью Порции. Он горько рассмеялся: ему следовало бы знать, что предугадать, как поведет себя Порция, бывает трудно.

А какие радужные планы он строил! Он мечтал, что они будут любить друг друга и между ними не будет недомолвок и недоразумений. Он мечтал о ней, как юноша, не познавший женщину.

Он вспомнил вкус ее губ, и внезапно им овладело сильное желание. Проклятие, он не позволит ей так терзать себя!

Брайт готовился ко сну, всеми фибрами души ощущая, что предмет его желаний спит через две двери. По всем небесным и земным законам она принадлежит ему, и он вправе овладеть ею, когда захочет.

Но у него не было желания обладать ею насильно. Хватит с него борьбы и унижений. Он хочет, чтобы она сама пришла к нему без тени сомнения и страха.

Однако соблазн был велик. Возможно, она уже сама раскаивается в своем поступке, но не может преодолеть себя. А что, если ему самому пойти к ней, вдруг она с улыбкой бросится к нему на шею?

Он уже взялся за ручку ее двери, но в последний момент остановился: нельзя позволить, чтобы Порция села ему на шею.

Брайт долго ворочался в постели, но никак не мог заснуть. В конце концов ему пришлось встать и выпить большой стакан бренди, чтобы хоть немного снять напряжение и уснуть.

Дневной свет разбудил его. Брайт открыл глаза и позвонил камердинеру. Потягиваясь в постели, он чувствовал гордость за то, что сдержал себя ночью и не пошел к жене. У них впереди вся жизнь, и он может немного подождать.

— Мы будем завтракать в моем кабинете, — сказал он слуге. — Скажите об этом миледи.

Камердинер ушел, а Брайт, встав с постели, выглянул в окно. Было пасмурно, но проглядывало солнце. Самая подходящая погода для путешествия на север. Порция должна знать, что у него твердый характер. Ему, правда, еще предстоит что-то решить с Апкоттом, но, когда Порция будет целиком принадлежать ему душой и телом, все станет гораздо легче.

— Милорд…

Брайт оглянулся и увидел растерянное лицо слуги.

— Да?

Слуга растерянно моргал.

— Ее милости нет в спальне, милорд. Глаза человека шарили по комнате, как будто он надеялся найти ее здесь.

Холодок пробежал по спине Брайта. Проклятие!

— Ее постель смята?

— Не… нет, милорд.

Все-таки ему придется свернуть ей шею, но нужно что-то быстро решать.

— Кто знает об ее отсутствии? Ты и ее горничная?

Человек кивнул.

— Больше никто не должен об этом знать. Ее горничная высокого роста?

— Нет. Совсем маленькая, милорд.

— Отлично. Чтобы через двадцать минут была готова карета, и вели горничной надеть накидку моей жены. Она поедет со мной. Для всех остальных мы с женой уехали на север.

Глаза слуги, несмотря на его вышколенность, расширились от удивления.

— Да, милорд.

Одеваясь, Брайт размышлял: за поведением Порции крылось что-то большее, чем простое упрямство. Какая, собственно, для нее разница, ехать ли с ним на север или на юг. Что это означало?

Он припомнил поведение Порции после венчания. Она не выглядела счастливой, а просто покорной. Затем, узнав о Барклае, вознегодовала, но речи о поездке в Оверстед тогда еще не было. Она упомянула о ней… после разговора с Фортом. Его поместье находилось рядом, и, возможно, он получил оттуда какое-то известие.