Она разделила волосы, заплела их в две толстые косы и уложила кольцами вокруг ушей, как учила ее Дебора. Мягкий бархат ниспадал крупными складками, и Анна подумала, как приятно вновь почувствовать себя нарядной и привлекательной. Когда же она появилась в дверном проеме и ратники невольно примолкли, восхищенно глядя на нее, почувствовала себя совсем счастливой. Рассмеявшись, она изящно подхватила длинный шлейф и плавно опустилась в низком реверансе. Поляна словно взорвалась восторженными возгласами.

– Ай да леди Майсгрейв! Многие лета красавице-госпоже и ее храброму супругу!

Лишь чуть повернув голову, Анна взглянула туда, где был Филип. Он сидел, облокотись о широкий ствол дуба, придерживая лежащие через колено костыли. Филип неотрывно смотрел на нее. Но, как и когда-то давно, еще в Бордо, свое восхищение он выразил, лишь едва заметно прищелкнув пальцами.

В тот вечер было выпито немало. Анна слегка захмелела, разрумянилась, без устали смеялась. Солдаты не уставали восторгаться, глядя, как она ест, беря мясо сальными кончиками пальцев. Кто-то заиграл на свирели, и Анна встрепенулась.

– Ах, боже мой… Оливер, Оливер, да ведь это же «Пьяный монах»! И она пропела:

Священник под вечер заехал в село. Отведал перцовой и тминной…

Ратники стали допытываться, откуда она знает песенку, но Анна лишь отшучивалась. Снова зазвучала свирель, и черноглазый ратник в оранжевом плаще склонился к Анне, изящно протягивая руку и обращаясь к Майсгрейву:

– Вы позволите, сэр, пригласить баронессу на танец?

У него был плутовской взгляд, лихой дугой заломленные брови. Он нравился Анне. Она была чуть пьяна и так счастлива. Они все нравились ей.

Странное это было дело, проделывать куртуазные па под звуки пастушеской свирели, да еще под одобрительные хлопки ратников. Бархатный шлейф со свистом скользил по примятой траве. Солдаты даже посвистывали от удовольствия.

Капитан Освальд сказал во всеуслышание:

– Провалиться мне на этом месте, если я не был круглым дураком, приняв госпожу за простую девку! Ох, простите, леди Анна! Говорю же – дурак я был, и вы сами сказали, что я еще пожалею о том, что был так дерзок с вами. Теперь же вы истинная красавица, какой к лицу блистать при дворе короля Эдуарда. Сэр Филип, его величество не раз просил передать, что ему не терпится видеть вас и леди Майсгрейв у себя в Вестминстере.

Рука Анны дрогнула. Она взволнованно взглянула на Филипа.

– Боюсь, что я и моя супруга не скоро будем иметь возможность являться при дворе. Я думаю, что нам следует отправиться в Нейуорт. Леди Майсгрейв ожидает ребенка, и я хочу, чтобы мой сын родился на своей земле, под кровом Гнезда Орла.

Анна покраснела, а ратники разразились такими воплями, что ей пришлось зажать уши. В лесу, разбуженная шумом, проснулась и жалобно закричала птица.

Они уезжали через день на рассвете. Ночью пролился дождь, и теперь между стволами деревьев вился легкий туман. Филипа ожидало путешествие на конных носилках, и он посмеивался, что Кумир окончательно решит, что им пренебрегают.

Солдаты седлали коней, забрасывали им на спину чересседельные сумки. Угольщик, сжимая голову руками и пошатываясь, побрел в лес. После двух дней беспрестанных возлияний он чувствовал себя совсем скверно и не понимал, как эти люди, пившие еще больше, могут оставаться такими бодрыми.

Маленький Лукас вертелся здесь же, заглядывая ратникам в лица.

– Когда я вырасту, я тоже стану воином. Можно, я приеду тогда к вам в Гнездо Орла?

Освальд Брук засмеялся, потрепав мальчишку.

– Если найдешь дорогу – приезжай! Анна стояла рядом со смирной гнедой лошадью, на которой ей предстояло проделать весь путь, и кормила ее с ладони овсом. Она была все в том же сиреневом платье, на плечах ее лежала темная пелерина с капюшоном.

Оглянувшись, она увидела в дверях Мэдж и, улыбнувшись, направилась к ней.

– Вот, – протянула она ей руку ладонью вверх. – Теперь я ничего не боюсь. Скажи, что меня ждет?

Женщина коротко взглянула на ладонь, держа ее в своих кривых, как болотные коряги, руках.

– Ты недавно потеряла близких. Анна вздрогнула и едва не отшатнулась. Но сдержала себя.

– Не говори мне о прошлом. Скажи, что впереди.

– Я вижу троих детей. Тебе суждено не одно замужество. Но ты будешь всю жизнь любить лишь одного человека.

Глаза Анны просияли, и она согласно кивнула.

– Да, скоро я вновь предстану перед алтарем. Так трое детей, ты говоришь? Она улыбнулась. Мэдж между тем недовольно хмурилась.

Да. Это ясная и длинная линия. Но что-то тут есть, чего я еще не могу понять. Анна засмеялась.

– Ну, Мэдж, на сельской ярмарке за такое гадание ты не заработала бы ни фартинга.

Но женщина словно не слышала ее, удивленно и озадаченно разглядывая линии на руке. Потом ее светлые глаза расширились, и она выдохнула:

– Тебе суждено стать королевой, Анна! Анна перестала улыбаться.

– Да-да, – повторила Мэдж. – Мне еще никогда не доводилось видеть столь странной линии судьбы. Но то, что ты станешь королевой, – это несомненно.

Анна выдернула руку.

– Ну уж нет! Я зря сказала о ярмарках. Только там шарлатаны зарабатывают медяки, предсказывая сельским дурням, что они сделаются королями, герцогами и даже султанами. Зачем ты это сказала? Кем-кем, а уж королевой мне не бывать никогда!

Она повернулась и пошла прочь. Мэдж видела, как однорукий оруженосец рыцаря, потеснив ратника в оранжевом плаще, помог Анне сесть в седло, и она тотчас, склонясь к носилкам, заговорила с мужем. Потом звонко засмеялась.

Отряд тронулся, копыта глухо ударили в мокрую землю. Так и не оглянувшись больше, Анна исчезла в тумане. Следом потянулись ратники, один за другим скрываясь среди листвы. Некоторое время еще слышался шум кавалькады, потом стало совсем тихо. Где-то подала голос кукушка. Расстроившийся в пух и прах Лукас утешался тем, что вгонял и вгонял в землю подаренный кем-то из ратников нож.

Мэдж еще долго стояла без движения. Ее светлые глаза, казалось, смотрели в непостижимое. Наконец она негромко произнесла:

– Нет, я не могла ошибиться. Я вижу ее в короне!

Анна лишь единожды оглянулась на лесную хижину, где она наконец обрела счастье с Филипом, которого любила больше самой жизни. Она благодарила судьбу за то, что наконец обрела покой в объятиях того, кто был единственным смыслом ее жизни. Покачиваясь в седле, полусонная, она забыла о своих горестях, и вдруг сладко застонала, когда их ребенок резво зашевелился. Филип тревожно подхватил ее за талию, и Анна ответила своему мужу полной счастья улыбкой. Мир был опоен весной. Меж зарослей молодых папоротников пестрели маргаритки, синели высокие колокольчики, доцветали душистые ландыши. Кусты дрока, словно огненными язычками, покрылись кисточками цветов. Ветер раскачивал нежные звездочки нарциссов и диких лилий. Мир вновь был полон надежд.