Половину следующего дня Анна проспала на огромной, покрытой шелковыми простынями постели. Несколько раз она слышала, как в дверь стучали, но ей не хотелось никого видеть. Так сладостно было вновь чувствовать себя мирянкой и вкушать все блага своего положения, а не изводить себя молитвой и постом.

Выспавшись, Анна кликнула служанок и приказала приготовить ванну, добавить в воду душистых эссенций. После грубой власяницы все ее тело зудело и пылало, и теперь она блаженствовала в теплой благоухающей воде, в огромной инкрустированной перламутром ванне. Однако, когда ее придворная дама Сьюзен Баттерфилд отошла к камину, чтобы согреть у огня простыни, Анна вдруг поманила к себе Бланш Уэд.

– Уже прошло много времени, а от отца все нет известий. Добрался ли до цели твой Джек Терсли?

– Разумеется, миледи. И я уверена, со дня на день он возвратится с ответом от вашего батюшки.

В голосе девушки звучала такая уверенность, что Анна успокоилась, а Бланш тут же поведала ей, что в городе есть несколько знатных молодых людей, которые добиваются встречи с прекрасной принцессой, дабы развлечь ее во время благочестивого паломничества и даже, если на то будет ее позволение, прочесть посвященные ей стихи.

Анна рассмеялась.

– Готова поклясться, что, толкуя о прекрасной принцессе, они не преминули воздать должное ее хорошенькой фрейлине. Эти мадригалы они наверняка уже зачитывали и тебе, моя кокетка?

Бланш улыбалась, на ее щеках играли ямочки. Лицо девушки раскраснелось от пара, темные кудряшки прилипли к вискам. Она была прелестна и весела, как птичка. Казалось, ничто не в состоянии смутить ее душевный покой. Выслушав принцессу, она изобразила шутовской реверанс и пропела:

Других она красивей, добрее и честней, И никаких проступков не числится за ней.

Когда Бланш вышла за платьем, к Анне приблизилась недовольная леди Сьюзен. В последнее время, замечая явное благоволение принцессы к юной Уэд, она сердилась и ревновала. И сейчас, укутывая принцессу теплой простыней, она брюзгливо заметила:

– Вы во всем потакаете этой вертихвостке, миледи. А она настолько потеряла стыд, что заигрывает даже с монастырскими послушниками.

Анна ничего не ответила, и тогда Сьюзен добавила теперь уже приторно сладким голосом:

– Вам бы следовало, моя дорогая принцесса, окружить себя людьми верными и преданными, близкими вам по крови…

– То есть, вы хотите сказать, как можно более походящими на вас? Но, видите ли, леди Баттерфилд, вся беда в том, что с Бланш мне весело, а с вами охватывает непреодолимая скука!

Придворная дама сердито сопела, вытирая волосы принцессы.

– Зато я всегда верно служила Невилям, а эта Уэд вертелась при ком угодно, даже при Лиз Вудвиль.

– Ах, моя дорогая, да каждый третий из моей челяди достался мне от супруги Эдуарда Йорка! Я уж не говорю о половине нынешних вельмож Англии, которые еще в прошлом году присягали Эдуарду Йорку столь же ревностно, как сейчас Ланкастерам.

Леди Сьюзен хотела что-то возразить, но в этот миг появилась Бланш Уэд с горничными, несшими платье принцессы, и фрейлина предпочла умолкнуть.

В этот день Анна собиралась посетить ратушу и принять там представителей Местного дворянства и депутацию от городских корпораций и гильдий. Ей хотелось выглядеть как можно лучше, и она решила надеть сшитое по бургундской моде платье из переливающейся яблочно-зеленой тафты.

Широкий золоченый пояс филигранной работы удерживал на месте складки платья под грудью, а сзади вился длинный, обшитый золотым галуном шлейф. Рукава у платья были узкие, облегающие руки до самых пальцев, а отложной воротник сходился от плеч к поясу, открывая по пути прелестный треугольный нагрудник нижнего платья, сплошь расшитого золотом. Волосы принцессы были спрятаны под высокий головной убор, раздвоенный посередине и опушенный по краям светлым мехом. Сзади спускались тонкие кружевные складки вуали, легкой дымкой окутывая шею и обнаженные плечи принцессы.

Леди Сьюзен и Бланш Уэд сновали вокруг, поправляя платье и застегивая неисчислимые пуговки и пряжки. В кои-то веки между ними царило согласие. У ног Анны восторженно вертелся ее любимый белый шпиц, которого она не захотела оставлять в Лондоне. Все то время, что его хозяйка замаливала грехи и несла епитимью, он ее вовсе не видел, и сейчас, соскучившись, прыгал и ластился, так что бубенчики на его ошейнике весело звенели.

Неожиданно, помимо этого звона, Анна различила еще какие-то звуки, долетавшие в открытое окно. Бряцание металла, щелчки подков по плитам, громкие голоса. Торопливо подойдя к окну, она увидела въезжавший во двор отряд лучников, который возглавляли рыцарь в серебристых граненых латах и закутанный в черную сутану священник.

Анна широко распахнула глаза – она узнала обоих! Первым следовал ее двоюродный дядя адмирал лорд Фокенберг, вторым – капеллан Кларенса, некий Джон Мортон, в прошлом стряпчий из Темпла, а ныне духовный наставник и советник герцога. С первого взгляда принцесса решила, что на паломников они не походят. Анна видела, как оба спешились, и, пока Фокенберг отдавал распоряжения своим людям, Джон Мортон почти бегом бросился к лестнице, ведущей в покои архиепископа.

«Если он прибыл не к Томасу Буршье, а к королю, через минуту он вернется», – подумала Анна, ибо ко роля еще ночью перевели в аббатство святого Августи-на, где монарх мог бы пребывать в тиши и покое и где старые узкие окна и толстые стены могли скрыть безумца от посторонних глаз. Этой ночью архиепископ, принцесса и лорд Лэтимер решили, что будут извещать всех о том, что его величество принес обет строгого поста в одиночестве и полном молчании, дабы беседовать с одним Всевышним, и отказывается принимать кого-либо, пусть даже королевству и угрожает всемирный потоп.

В окно ворвался ветер.

– Ваше высочество, следует поторопиться. Уже подали носилки, – сказала леди Сьюзен, протягивая Анне легкий плащ из розового шелка. Но девушка лишь повела плечами.

– Разве вы не видите, сударыня, что прибыли посланцы и мне необходимо знать, чем вызван их визит?