Я чмокнул ее в щеку и проворковал:

— Конечно, дорогая тетенька! И ты еще спрашиваешь. Какая конкретно от меня будет польза в этом процессе?

Алина посмотрела на меня, прищурив глаза, затем ехидно ответила:

— Да какая с тебя польза. Посиди со мной тут, расскажи чего. Дяденька.

Я засмеялся. Алина терпеть не могла, когда я называл ее «тетенька». Хотя прекрасно понимала, что для меня это слово имеет особый смысл. Когда я его произносил, в груди у меня разливалось солнечное тепло и на душе становилось спокойно.

— Рассказать? А что рассказать, даже не знаю, — пожал я плечами.

Алина достала сковороду и, не оборачиваясь, спросила:

— Ну, к примеру, про серую машину.

У меня в желудке противно заныло. Ну вот, все испортила!

— Про какую серую машину? — недоуменно спросил я и поерзал на табуретке.

Она подошла к холодильнику, открыла дверцу и проговорила куда-то вовнутрь:

— Так ты же сам сказал, что тебя напрягает какая-то там серая машина.

— Я?

Алина вытащила миску с фаршем и обернулась ко мне.

— Ну а кто. Еще женщина, похожая на меня, в нее будто бы садилась.

— А, это… Да ничего меня не напрягает, — отверг я ее домыслы. — Да, серая противная машина. Цвет такой тоскливый. Я еще подумал, у кого из твоих знакомых может быть такое авто?

Не хотел я посвящать Алину в эту тему с серой машиной. Надеюсь, что Подмазов тоже не болтал лишнего.

— Ясно. Нет, вроде у моих знакомых с таким цветом машин нет.

— Ну и ладно. Слушай, — решил я увильнуть от неприятной темы, — завтра собираюсь к Виталию Ивановичу домой. Может, составишь компанию? Заодно Марию Егоровну навестим.

Я подошел к Алине, заглянул через плечо. Масло на сковороде уже тихонько скворчало, от мясного фарша, который она разминала руками, шел аппетитный дух. Я с шумом потянул носом. Алина обернулась и с улыбкой сказала:

— С удовольствием. А почему заодно? Бородич еще в больнице.

— Дело в том, что завтра будут ремонтировать крышу. Просил меня глянуть, что да как. Говорит, мол, Маша нервничать будет одна там.

— Отлично. Я уже сама собиралась подъехать к ней. Давно не виделись.

— Вот и ладненько…

Утро выдалось сырым и солнечным. Вчерашний нудный дождь перечеркнул все потуги весны, и воздух как будто потерял неповторимый аромат цветущих деревьев. Довольно прохладный ветер гонял по асфальту какие-то белые лепестки и сережки берез. Алина поежилась и попросила прибавить температуру в салоне.

— Не люблю, когда ветер и солнце, — поморщилась она. — Тоску навевает.

Я с удивлением посмотрел на нее.

— Странно. Ты никогда об этом раньше не говорила.

— И что же здесь странного? Почему я должна была об этом говорить? Вот случился повод, — пространно выразилась она.

Пожав плечами, я не стал развивать тему. Сейчас у меня, очевидно, такой период, когда мое подсознание подвергает анализу любую мелочь. Действительно, а что здесь такого? Скорее всего, я еще многого не знаю о своей тетушке. Как, к примеру, получилось так, что мы, люди одной с ней крови, совсем по-разному восприняли господина Подмазова? Не понимаю, хоть тресни!

Мы ехали к Виталию Ивановичу в дурном настроении. Оба. От Алининого дома дорога в поселок Бородича была не из приятных. Крутые повороты следовали один за другим, но мне было лень выезжать на окружную трассу, чтобы выйти на новое шоссе. Снижать скорость перед каждым завитком асфальта я, между тем, не особо стремился. Алина долго молчала, терпела мои выкрутасы в прямом и переносном смысле и, наконец, разозлилась не на шутку:

— Алексей! Ты что, решил испытывать судьбу до упора?

Я сбавил скорость и назидательно сказал:

— Рожденный утонуть, никогда не повесится.

Наступила пауза, я представил выражение лица Алины в этот момент и про себя злорадно хохотнул.

— Умник, откуда такие изысканные мысли? Или ты считаешь, что мы с тобой родились с одной программой? Кстати, взрывы автомобилей тебе, возможно, и не навредят в этой жизни, а вот про аварии никто ничего не гарантировал. Как ты считаешь?

— Все, все, успокойся. Задумался.

Аккуратно притормозив перед очередным поворотом, я включил радио. Мы оба на некоторое время сделали вид, что сосредоточились на пустой болтовне вперемешку с глупыми песнями, построенными на двух фразах и трех мотивах. Не знаю, для чего или для кого на авторадио постоянно крутят такую «музыку». Возможно, чтобы у водителя нервы были в тонусе, и он со злостью переключался бы с волны на волну. Глядишь, сон не так одолевать будет.

Мысли, как разноцветные лоскуты, роились в голове, одна заслоняя другую, но на первом плане неизменно маячила главная — сегодняшняя встреча с Селеной. Меня так и подмывало рассказать Алине про эту девушку, но здесь я был во власти суеверий. Потом, как-нибудь потом…

— Леша, скажи, — словно подслушав, прервала она мои размышления, — Ты действительно с Анной собрался расстаться или это временное явление?

Я коротко глянул на Алину и постарался изобразить загадочную улыбку.

— Временное явление — это то, что между нами было раньше. А теперь все становится на свои места. Порядок должен быть во всем.

— Порядок? — недоуменно повторила она за мной.

Возникла пауза. Мои слова явно ставили в тупик Алину.

— Нет, ты что-то не договариваешь, — завершила она обмен репликами, не рассчитывая на ответ.

Я промолчал, что являлось подтверждением ее подозрений. Но всему свое время. Да и делиться сейчас своим сокровенным можно было лишь с близким другом. Алина же — родня. Это совсем другое. В случае если у меня что-то не сложится, пойдет не так, она будет страдать.

Ворота оказались заперты. Покинув машину, мы через калитку вошли во двор. Алина направилась к дому, а я занялся воротами. Ветер угомонился, солнце мягко прогревало влажный воздух, и лишь сорванные листья и примятые кусты пионов напоминали о вчерашней непогоде. На лужайке, под старой елью, белели пластиковые кресла и круглый стол. Было тихо. Я оглянулся по сторонам — похоже, что рабочие еще не приезжали.

Поставив машину на задний двор, я через второй вход вошел в дом. Было странно, что открыта эта, рабочая, как ее называла Мария Егоровна, дверь. Но, судя по аппетитным запахам, доносившимся из кухни, Мария Егоровна ждала гостей.

На пороге кухни я остановился. Спиной ко мне за столом сидел сосед Виталия Ивановича и с кем-то негромко разговаривал по телефону.

— Да, я все помню, но надо время, — недовольно пробурчал он в трубку и медленно обернулся. — Вот и Алексей приехал, — Сапрунов кивнул мне в знак приветствия. — Так что я смогу отлучиться. А когда они подъедут, он мне позвонит.

— Бородич волнуется, — хмыкнул он, убирая мобильник в карман. — Тебя, я вижу, тоже для контроля припахал.

Он поднялся, громыхнув стулом, взял со стола чашку с недопитым чаем и отправил ее в раковину.

Я молча наблюдал за этим угрюмым человеком. Мне было неприятно, что он тут чувствует себя, как дома. Даже краски как будто потускнели вокруг. Сапрунов вернулся к столу, приподнял край расшитой льняной салфетки, которой было прикрыто большое блюдо, извлек оттуда свежеиспеченный пирожок.

— Вот, — сказал он мне, — тетя Маша готовилась к твоему приезду. — С капустой и грибами.

С этими словами он откусил пирожок и начал смачно жевать. Меня покоробило это его «тетя Маша». Черт знает что! Нашелся племянничек. Даже мы с Алиной не позволяли себе такого. Для нас она была практически родным человеком, однако все равно — Марией Егоровной.

— Да? — сделал я удивленное лицо и решительным шагом подошел к столу. Заглянул под салфетку, но пирожка не взял, хотя очень хотелось. — Так что там с крышей?

— Опаздывают немного. Через минут тридцать-сорок должны подъехать. Ты же не спешишь? — спросил он, сверкнув из-под лохматых бровей темными глазами.