— Ну вот, теперь собрались все, — сказал Подмазов. — В тот день, когда я выслушал вас в первый раз, Алексей Викторович, перспективы что-либо выяснить представлялись мне весьма туманными. Но когда взорвали ваш автомобиль, я понял, что прошлое добралось до настоящего и медлить нельзя. Я не выскочил из кабинета, не побежал никуда в первый день. Я много думал, анализировал, сопоставлял. В конце концов, я решил зацепиться за новое и, пожалуй, весьма странное обстоятельство — появление девушки Селены на месте происшествия. Конечно, она могла быть случайным человеком в этой истории. И если это так, подумал я, то выяснится это тоже очень быстро. Первое, что заставило меня буквально вздрогнуть — фамилия. Ты, Леша, знаешь ее фамилию?

Я пожал плечами и мотнул головой:

— Нет.

— Максимова. Та женщина, Тамара, которую жестоко убили, тоже носила фамилию Максимова. У меня был огромный список фамилий людей, которые, так или иначе, фигурировали в деле твоего отца. Но мало ли Максимовых, подумал тогда я и начал тянуть ниточку из клубочка. И вот за этой ниточкой сразу потянулась вереница людей и событий из того далекого прошлого. Я занялся изучением материалов дела твоего отца. Выяснилось, что у Тамары Максимовой была дочь, которую после гибели матери пришлось передать органам опеки, так как бабушка девочки тяжело заболела. Имя у девочки было редкое, запоминающееся — Селена.

Итак, ошибок здесь уже быть не могло. У тебя на пути появилась Селена Максимова. С какой целью? Проследив за ней, я не обнаружил никаких настораживающих моментов. Она ездила в больницу, гуляла по городу, встречалась с тобой. И в то же время, ее появление стало спусковым крючком всех последующих бед.

Подмазов посмотрел в сторону Бородича. Тот сидел, сгорбившись, с закрытыми глазами.

— Так вот, — продолжил сыщик. — Вторая, параллельная версия, которую надо было изучить — бизнес. Там, где деньги, всегда много лжи, много преступлений. И я бы никогда не обратил внимания на Виталия Ивановича, если бы не его бизнес тех времен. Сделанный на крови и грязи лихих девяностых, бизнес его, однако, был весьма шатким и небезупречным с точки зрения закона. Чтобы стать крепко на ноги и спокойно спать, нужны были большие денежные вливания. Когда ваш отец, человек очень доверчивый, оказался за решеткой, он безоговорочно подписывал любые документы, которые ему подсовывал дружок Бородич. И таким образом, он его попросту разорил. Но при этом его дела резко пошли в гору. Вы с Алиной стали нищими, благодаря…

— Ложь! — закричал Бородич. — Все ложь! Я деньги отдавал адвокатам.

— Полноте, — поморщился Подмазов. — Та парочка адвокатов, которых вы нанимали, гроша ломаного вам не стоили. Вы их потом пристроили к себе на работу юристами. Но зато вы обеспечили себе легальный многовекторный бизнес. Взамен вы потчевали сироту с теткой мелкими продуктовыми подачками и копеечными суммами денег. Жадность. Бывает такой порок.

— Они моя семья! — опять взбеленился старик. — Все, что у меня есть — для них. Мне ничего не надо!

— Да, теперь, может, и не надо. Теперь, вы были уверены, они ваша семья. И если не молодость, то старость хотя бы — удалась. Увы! За всем этим стояла, как выяснилось, не только жадность, но и ее величество зависть и месть.

— Кому месть? — спросил я.

— Вашему отцу, Алексей Викторович. Месть за безответную любовь. Как ни прискорбно об этом говорить — к Тамаре Максимовой. Задолго до встречи с вашим отцом Тамара познакомилась с Бородичем, но идти на близкие отношения с ним она не захотела, предлагала ограничиться дружбой. Об этом мне поведала ее подруга Вера Тихонова. Она же впоследствии и забрала Селену из детдома к себе в Москву. Смириться с тем, что его любовь «досталась» Виктору Соболеву, его более успешному партнеру по бизнесу, Виталий Иванович не смог. При этом все эти годы господин Бородич, убив женщину, которая не ответила когда-то на его любовь, старательно рядился в костюм великого добродетеля.

Я слушал Подмазова, и земля, казалось, уходила у меня из-под ног. Глянул на Алину — она сидела, закрыв ладонями глаза. Рушился мир, в котором мы прожили все эти годы, на мелкие осколки. Одна драма сменялась другой, еще более чудовищной.

— Свою Тамару он убил сам! И галстук его был у нее на шее, — огрызнулся Бородич. Как-то неуверенно огрызнулся.

Подмазов поднял палец и сказал:

— У этого галстука, кстати, интересная судьба. Тогда в суматохе никто и не подумал просмотреть гардероб Виктора Соболева. Его галстук потом Алина нашла в шкафу, когда перебирала вещи брата уже после его смерти. Вряд ли мужчина будет покупать себе два одинаковых галстука. Во всяком случае, мне такие люди не встречались.

— И что это доказывает? — хмыкнул Бородич.

— Ничего особенного, так, деталь, маленький пазл, который хорошо лег в мозаику вашего преступления. Ваши прежние друзья рассказали мне, что вы всегда завидовали Соболеву, вы старались подражать ему, покупая одежду всегда того же производителя, что и Соболев.

— Это не преступление!

— Нет, конечно. Я же и говорю — пазл. А на преступление я вышел, когда узнал из протокола, кто же в тот злополучный день остановил машину Соболева с трупом в багажнике. Кто знает, думал я, может, этот человек еще жив и здоров и вспомнит какую-нибудь деталь. А вышло все очень замечательно — тем самым гаишником, который по звонку Бородича отследил машину вашего отца и доиграл пьесу про убийцу Соболева до конца, оказался Горин. А его фото свидетельствовало о том, что это ни кто иной, как наш ныне покойный Андрей Сапрунов. Горин, кстати, вскоре после этого сел за ограбление, потом как-то подозрительно быстро сумел выйти из тюрьмы. У Виталия Ивановича, оказалось, в криминальном мире большие связи были в ту пору. Пользовался он и услугами продажных ментов, судей, адвокатов. Вот и служил ему верой и правдой сначала Горин, а потом, после освобождения — Сапрунов. Бородич сделал ему новые документы и держал при себе на всякий случай. Виталий Иванович очень волновался, что твое рвение выяснить правду о деле отца, может, в конце концов, разрушить весь его с таким трудом устроенный миропорядок.

— Витя! — раздался вдруг голос Марии Егоровны.

Мы дружно обернулись: она стояла, прислонившись к двери гостиной, ее глаза были сухими и горели от гнева.

— Как ты мог! Ты лгал столько лет, уверял, что мне всего лишь показалось, будто кричит женщина в твоем дворе!

Алина подбежала к ней и, обняв за плечи, проводила до дивана.

— Спасибо, Алиночка, не волнуйся за меня, — она рукой отстранила Алину. — Я теперь просто обязана рассказать. — Женщина с презрением посмотрела на Бородича. — В тот день, я была в гостях у работницы в соседнем доме. В том, что через забор, — кивнула она головой в сторону окна. — Раньше там был низенький деревянный забор с калиткой. Соседи ходили друг к другу в гости без приглашений. Мы с Тоней стояли недалеко от забора и разговаривали, когда вдруг я услышала несколько громких вскриков. Я давно знала Виталия, мне он очень нравился, чего греха таить. Так вот, услышав крики, я наскоро попрощалась с подружкой и прошла через калитку во двор к Виталию. Все было тихо, я завернула за дом и увидела, как он что-то заталкивает в багажник своей машины. Я окликнула его, он быстро захлопнул крышку и подбежал ко мне. Он был явно не в себе, бледный такой, руки дрожат, закричал на меня — чего пугаешь, появляешься внезапно. Я извинилась, сказала, что, мол, послышались крики, вот и заглянула узнать. Виталий схватил меня за руку и начал извиняться, говорил, что тоже что-то такое услышал, но не понял, откуда голос был. А потом, говорит, ты еще внезапно появилась. И я поверила, и, можно сказать, забыла про эту историю.

— Дура, — упавшим голосом произнес Бородич. — А я ведь тебе хотел все завещать.

— Господь с тобой, Виталий, — замахала руками Мария Егоровна. — Я старый, одинокий человек, у меня есть свой угол. Что мне еще нужно сейчас? А после такого я вообще не знаю, как жить дальше с таким грузом. Теперь я понимаю, почему ты решил меня позвать к себе в дом работать, все годы милостив был не в меру. Хотел, видать, чтобы я на глазах была, чтобы ни с кем не делилась своими мыслями. А невинного человека осудили и до смерти довели…