Скэндл (в сторону). О это уже напрямик! (Анжелике.) Не убивайтесь, сударыня, я надеюсь, он поправится. Ведь если страх перед вашей неприязнью поверг его в безумие, ваше признание в любви может его исцелить.
Анжелика (в сторону). Ах вот как! Теперь все ясно! Я не успокоюсь, пока не отплачу им шуткой за шутку! (Скэндлу.) Признание в любви, вы сказали?! Очевидно, вы превратно поняли мое сочувствие и приписали мне слабость, каковая мне чужда. Но я слишком прямодушна, чтобы вас обманывать, и слишком сострадаю ему, чтобы тешить его несбыточной надеждой. Человеколюбие и душевная доброта побуждают меня беспокоиться о нем, но полюбить его не в моей власти и воле. И если, что б излечить его, я должна высосать яд из его ран, боюсь, быть ему безумцем, пока я сама не лишусь рассудка.
Скэндл (в сторону). А она молодец, ей-богу! (Анжелике.) Так вы не хотите с ним повидаться, коль скоро у него будет подобное желание?
Анжелика. Чего стоят желания безумца? К тому же так мне легче… Если я его не увижу, то, возможно, меньше стану жалеть… А если позабуду — так ведь он и сам себя не помнит. Теперь я все знаю, и на сердце у меня заметно полегчало.
Скэндл. Значит, доброта недолговечна? Вы же только что признались мне, что в долгу перед ним за его любовь.
Анжелика. Но я всегда считала его страсть неразумной и безотчетной. Он любит, ибо иначе не может, а я не люблю, ибо иначе не могу. Это так же не зависит от нас, как то, что он мужчина, а я женщина, или что мне вот надоело здесь быть, и все! Пойдем, Дженни. (Уходят.)
Скэндл. Ну и ну! Разыграла как по нотам!
Входит Джереми.
Джереми. Да никак ушла, сударь?
Скэндл. Ушла? Да ее здесь не было. Наверно, мы с тобой просто обознались и это была не она.
Джереми. Час от часу не легче! Новая напасть! Мало нам одного полоумного! А барин жаждет ее видеть; он, как узнал, что она здесь, сэр, чуть от радости взаправду не спятил.
Скэндл. Все мы заблуждаемся. Не спрашивай меня больше, я все равно ничего не могу тебе объяснить. А хозяину твоему я все сам скажу. Но если с отцом нас постигнет такая же неудача, как с возлюбленной, Валентину придется спуститься с вершины безумия на стезю здравого смысла и ждать, когда его околпачат, как других разумных людей. Я слышу голос сэра Сэмпсона. Помнишь, что тебе говорить? Я пойду к твоему барину. (Уходит.)
Входят сэр Сэмпсон и Бакрем.
Сэр Сэмпсон. Вот бумага за его подписью, мистер Бакрем.
Бакрем. Отлично, сэр. А в этом ларчике заготовленная мной передаточная, если он готов приложить к ней руку и печать.
Сэр Сэмпсон. Готов не готов, а приложит! И хоть он притворился больным, все равно не отвертится. А, вот этот бездельник, его слуга. Эй ты, где твой барин?
Джереми. Ах, сэр, нет его больше.
Сэр Сэмпсон. Неужто умер?!
Джереми. Нет, сэр, не то.
Сэр Сэмпсон. Так он покинул город? Сбежал? Провел меня? Говори, мошенник!
Джереми. А что говорить, сэр? Он цел и невредим, сэр, вот только дал бы бог, чтоб был так же здрав, бедняжечка! И никуда он не делся, сэр, а все-таки нет его, сэр.
Сэр Сэмпсон. Ты что, негодяй, насмехаться надо мной вздумал?! Говори толком, где он? Я все равно его раздобуду!
Джереми. Бог вам помочь, сударь, а то он никак себя не сыщет. У меня, сэр, прямо сердце кровью обливается… Думать о нем без слез не могу, сэр! Ну так защемит, сэр, так, будто по ком звонят или припадочного в воду окунают.
Сэр Сэмпсон. Нельзя ли без глупых сравнений, приятель? Скажи по-людски, просто и ясно, что с ним такое, не то я проломлю тебе, дураку, череп.
Джереми. Вот-вот, оно самое и есть, сэр. Череп у него лопнул, у бедняжки, с того он и тронулся, сударь.
Сэр Сэмпсон. Тронулся, говоришь?..
Бакрем. Так он non compos?
Джереми. Да, сэр, совсем не компас!
Бакрем. Тогда все зазря, сэр Сэмпсон. Если он non compos mentis[76], его поступки и свидетельства неправомочны, они недействительны по закону.
Сэр Сэмпсон. Да все это плутни! Веди-ка меня к нему. Тронулся, эко выдумал! Он у меня живо очухается!
Джереми. С ним мистер Скэндл, сэр. Сейчас я постучусь к ним.
Джереми идет в глубь сцены, декорация раздвигается, и зрители видят Валентина и Скэндла.
Полуодетый Валентин сидит на постели.
Сэр Сэмпсон. Что это значит? В чем дело?
Валентин (вскакивает). Ай, кто это?!.
Скэндл. Бога ради, говорите с ним мягко и спокойно, сэр. Не раздражайте его.
Валентин. Ответьте мне, кто этот и вон тот!..
Сэр Сэмпсон. Он что, не узнает, черт возьми? И броситься может? Буду говорить поласковей. Вал! Вал! Ты что, не узнаешь меня, мальчик? Не узнаешь родного отца?.. Я ж твой отец, Вал! А это — честный Бриф Бакрем, стряпчий.
Валентин. Может и так… А я не узнал вас… На свете много людей… Одни — знакомые, другие — незнакомые, а солнце светит всем поровну. Есть отцы с кучей детей, а есть дети с кучей отцов. Чудно, правда? А я — Истина и пришла научить людей лжи.
Сэр Сэмпсон. Не знаю, что ему и сказать!
Валентин. А почему этот стряпчий в черном? Он что, ходит совестью наружу? Стряпчий, ты кто? Ты меня знаешь?
Бакрем. Господи, что мне ответить? Как же, сэр!
Валентин. А вот и врешь! Я кто? Истина! У вашего брата я не в чести. Меня изгоняют из Вестминстер-Холла в первый же день каждой сессии, а как давно — не помню! А сейчас я вам скажу вот что: задам вам один вопрос, на который и знатоку арифметики не ответить. Скажите, каких душ больше — тех, что Библия спасла в Вестминстерском аббатстве или тех, что она погубила в Вестминстер-Холле?[77] Я-то ведь Истина, я не знаю. У меня знакомых раз, два — и обчелся.
Сэр Сэмпсон. Он по-своему разумен в своем безумии. А бывают у него просветления?
Джереми. Очень ненадолго, сэр.
Бакрем. Раз он в таком состоянии, я вам не нужен, сэр. Возьмите свою бумагу, сэр. Еще, чего доброго, бросится! Передаточная при мне, сэр, вдруг он опамятуется. (Уходит.)
Сэр Сэмпсон. Постойте! Куда вы?! Не уходите!..
Скэндл. Лучше отпустите его, сударь; коли надо будет, можно за ним послать. По-моему, его присутствие раздражает больного.
Валентин. А стряпчий ушел? Ну и прекрасно! Теперь мы покутим в мире и согласии… Ох-ох-ох!.. Который час? Да здесь мой батюшка! Благословите меня, сэр.
Сэр Сэмпсон. Он приходит в себя! Благослови тебя бог, Вал! Ну как ты себя чувствуешь, мальчик?
Валентин. Спасибо, сэр, прекрасно. Я был чуточку не в себе. Ну присядьте, пожалуйста, сударь!
Сэр Сэмпсон. Да, мальчик, сяду. И ты садись рядом.
Валентин. Нет, сэр, я лучше постою.
Сэр Сэмпсон. Да нет, садись и ты, честный Вал. Ну как ты себя чувствуешь? Дай, я пощупаю пульс. О, сейчас прекрасный, Вал. Я так огорчился, заставши тебя в недуге. Но сейчас, к моей радости, тебе лучше, честный Вал.
Валентин. Спасибо вам, батюшка.
Скэндл (в сторону). Что за чудо! В этом изверге проснулась отцовская любовь.
Сэр Сэмпсон. Дай-ка еще руку, Вал. Она не дрожит. Пожалуй, ты мог бы что-нибудь написать, Вал. Не так ли, мальчик? Например, свое имя, Вал. Джереми, верни поскорее мистера Бакрема. Скажи, чтобы нес передаточную запись, да побыстрее!
Джереми уходит.
Скэндл (в сторону). И я еще подозревал этого изувера в жалости.
Сэр Сэмпсон. Узнаешь эту бумагу, Вал? Ведь ты честен душой и выполнишь договор. (Показывает ему бумагу, но держит ее так, чтобы тот не мог выхватить ее.)