– Что тебе надо? – жалобно прошептала она.

Брэд притворил за собой дверь и медленно подошел к ней. В лунном свете было видно, как шевелятся его губы.

– По-моему, это лишний вопрос, или ты думала, я пошутил? – Слова, откровенные до грубости, прозвучали как удар. – Этот фарс слишком затянулся!

– Пять дней! – увещевала она его, изнемогая от волнения. – Вот размер твоей честности, Брэд!

Он угрюмо ответил:

– Нельзя принуждать мужчину давать некоторые обещания. Но эту кашу ты заварила сама.

Он сел на кровать, положил руки ей на плечи и медленно опустил ее на подушки. Он заглянул сквозь сумрак в синие бездонные глаза.

– На этот раз, Лиза, тебе не будет спасения.

Она послушно закрыла глаза, когда Брэд прикоснулся губами к ямке у нее на шее. Сладостно теряя волю, она отдавалась во власть жарких объятий и поцелуев и чувствовала, что бежать и спасаться она больше не хочет.

Месяц август выдался жарким, душным, лишь слабый ветерок остужал разгоряченные лица людей, работавших в Фарли. Они, правда, не жаловались. Большие запасы охлажденного пива поддерживали в них энергию и хорошее настроение.

Деловая активность по ремонту дома стала для Лизы спасением. Она с головой ушла в работу, заслужив уважение мастеров. Сначала они были настроены снисходительно к ее неуемному стремлению все узнать и понять, но своей быстрой деловой хваткой и умом она полностью покорила их.

Постепенно из первоначального хаоса в Фарли стали проступать порядок и гармония. Полы были перестелены, все опоры и перекрытия обработаны специальным составом. В этих помещениях теперь колдовали декораторы.

Две комнаты в северной части дома использовались в эти дни как столовая и гостиная. Там витал дух упадка и запустения, но все мирились с временным неудобством.

Новая кухня была почти готова. Стены этого просторного светлого помещения облицевали плиткой теплого желтого оттенка. Мебель из сосны Банни выбрала сама, она не могла дождаться, когда же можно будет готовить на новой плите.

В усадьбе царило шумное оживление, невозможно было уследить за чередой новых лиц.

Брэд не скупился и щедро оплачивал труд людей, сверхурочная работа оплачивалась отдельно.

Четыре электрика, множество плотников под руководством Джона Джеффриса, штукатурщики, декораторы и многие другие сновали туда-сюда по всему зданию.

Джон Джеффрис оказался неразговорчивым человеком лет пятидесяти. Он совершенно ясно дал понять Лизе, что скептически относится к тому, что таким серьезным проектом занимается женщина. Через несколько дней он сменил гнев на милость и признал, что у Лизы «голова на нужном месте». После этого они великолепно сработались.

Лиза узнала от него массу потрясающих вещей. Джеффрис поведал ей о том, что раньше детали деревянного каркасного дома изготовлялись непосредственно на лесопилке, там же целиком собирали всю конструкцию, особыми знаками помечая каждый элемент. Потом все разбирали, перевозили на место строительства и собирали вновь, как огромную головоломку. Он показал Лизе римские числа, которыми были пронумерованы отдельные детали. Суть обозначений понять было трудно – слишком много воды утекло с тех пор.

В давние времена при строительстве дома, масштабы которого уступали Фарли, его владелец обязан был согласовывать проект и внешний вид сооружения с соседями. Если тем что-либо не нравилось, они могли попросить хозяина переехать и увезти дом с собой. В случае отказа разгневанные соседи имели право разломать и растащить постройку на части. Недаром мы до сих пор говорим: сносить дом, дом на снос.

В теплые дни Алисия обычно по утрам отдыхала на тенистой северной веранде, сюда не доносился стук топоров, шум и скрежет. Она мирно проводила время за вышиванием. Лиза приносила кофе и печенье, и женщины беседовали о самых разнообразных вещах, наслаждаясь обществом друг друга.

Алисия обожала рассказывать о сыне, о его детстве и юности, о его отце.

– Они были друзьями, – как-то поведала она своей невестке. – Отец и сын хорошо понимали друг друга. Так и должно быть между отцом и сыном, но редко случается. Брэд страшно переживал, когда Мэтью убили. В тот день, когда пришли полицейские и сообщили о несчастном случае, он был в отчаянии. Мне кажется, рана от утраты отца не затянулась до сих пор. – Она посмотрела на Лизу, сидевшую рядом в плетеном кресле. – Теперь, когда у него есть ты, он, возможно, будет меньше страдать. Мужчине нужен человек, которому можно довериться, открыть душу.

– Но вы ведь всегда были рядом, – мягко напомнила Лиза, и комок подступил к горлу. Алисия даже не догадывалась, как мало Брэд доверял своей жене. Он даже не рассказал ей о гибели отца.

– Дорогая моя, как и все мальчишки, Брэд перестал откровенничать со мной еще в ранней юности. Отношение сына к матери претерпевает значительные изменения, когда он взрослеет и перестает быть ребенком. Любовь, уважение… если мать их заслуживает, по-прежнему живут в его сердце, но его мировосприятие трансформируется, и он начинает осознавать, что женщина – это не только мягкость, поддержка и успокаивающий голос в ночи. В тот миг мать должна это понять, отпустить своего ребенка, дать ему свободу и возможность стать мужчиной. – Алисия вздохнула и задумалась.

Мягкий ветерок играл листвой деревьев, разносил аромат цветущих трав. Пожилая женщина опять заговорила:

– И в один прекрасный день ты начинаешь чувствовать, что скоро, очень скоро придется отказаться от желания иметь его целиком для себя. Это очень тяжелый момент для матери, но приходится мириться с неизбежным и мечтать, чтобы женщина, на которой когда-нибудь женится сын, будет обладать добротой, тактом и пониманием, и в сердце ее мужа навсегда останется местечко для матери. – Она подарила теплую улыбку невестке. – Мне кажется, на этот раз судьба была благосклонна ко мне. Ты на меня не в обиде, дорогая?

Лиза впоследствии никак не могла вспомнить, что именно она ответила тогда, но, видимо, что-то правильное, потому что Алисия потрепала ее по руке. В тот момент Лиза особенно остро ощутила абсурдность своих отношений с Брэдом. Ей самой вообще не было места в сердце мужа. Он добился своего и получил, что хотел, но о любви речь не шла.

По ночам, обнимая жену, он жадно брал то, что ему причиталось. Ему, быть может, даже льстило, что та, которая так долго и упорно сопротивлялась, невольно разделяет его страсть.

Но что будет, когда он удовлетворит свое сексуальное вожделение, а произойдет это непременно? Отпустит ли он ее? Или его холодность и равнодушие будут расти, а ей будет отведена роль хозяйки Фарли? Зато честь семьи останется незапятнанной! Господи, она не выдержит такой жизни!

Лето постепенно угасало. Вересковые пустоши пышно цвели: под лучами все еще жаркого солнца на ветру колыхались лиловые, фиолетовые волны. Но по утрам в воздухе чувствовалась бодрящая прохлада, перелетные птицы собирались в стаи.

Для Лизы мало что изменилось. Она привыкла жить одним днем, стараясь не нарушать зыбкого перемирия, установившегося между супругами. Такая ситуация угнетала и истощала ее, она становилась апатичной, ко всему безучастной. Это выводило Брэда из себя.

– Когда ты повзрослеешь? – как-то возмутился он. – Когда ты перестанешь изводить себя?

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – вяло ответила она, а он раздраженно хмыкнул.

– Да нет же, знаешь. Ты точно знаешь, о чем идет речь. – Губы его искривились. – Ты только в дневные часы изображаешь такое равнодушие ко мне. А ночью… – Он с удовольствием наблюдал, как краска заливает ее лицо. – Нет, моя сладкая, ты так же мечтаешь о моих объятиях, как я о твоих. Лишь твое упрямство и гордость не позволяют тебе признать это.

Лиза отвернулась не в силах выдержать этот насмешливый взгляд. Она боялась, что он вновь поцелует ее, как минуту назад, и она не устоит, потому что все ее существо жаждет этой ласки.