— Что тебе надо? — Еще с большим холодом протянула она.

Парень сразу же понял, что она его узнала. Ее лицо выдало ее за пару секунд. Но она зачем-то притворялась и игнорировала. И это ударило Макса в самое сердце.

— Вот как…. Ну, я тебя понял… Ясно, прям как в этих дебильных фильмах? Новая жизнь, разрыв со старым…. Или может потеря памяти? А?

— Мне некогда с тобой разговаривать? Я пошла.

— Вот как! Пошла? Нет, это я как раз пошел! Пошел провожать тебя — дуру тогда, год назад! И меня по твоей вине сбила чертова машина! И я провалялся на больничной койке до хрена и больше! А ты забанила меня, где только можно и знакомых всех против настроила! А теперь ты пошла? Неужели ты стала такой грязной и холодной всего за один год??? Неужели ты можешь вот так взять и просто «пойти»! — Максим выкрикнул последние слова срывающимся голосом.

На глазах его выступили слезы. Старые чувства, будто пробудившиеся ото сна котята, зашевелились внутри него теплым клубком.

— Я не буду с тобой говорить! Ты это еще не понял!? Мне плевать? Плевать! Я учусь и работаю! И мне не до этого!!!! — Взвизгнула Лена. Из ее гладко белой прически посыпались волосы.

И если она раньше лишь отдаленно напоминала порно актрису, то теперь, это сходство стало более явным. Лицо девушки налилось краской. Она резко развернулась и бросилась прочь, чуть было, не сломав себе ногу, споткнувшись на ровном месте.

При этом из ее папки (видимо улучив удачный момент) вырвались несколько листов. Но их побег не закончился успехом, так как они тут же были изорваны Максимом, который остался стоять посреди улочки парка, наблюдая, как его сама большая в жизни любовь убегает прочь от него, как от самого страшного в мире маньяка.

Этот случай поселил в душе молодого студента два противоречивых чувства. С одной стороны, ему было ужасно больно от того, что от той самой любимой и родной Лены ничего не осталось.

Но с другой стороны, он был попросту шокирован. Максим даже не мог представить, что она может блокировать его не только в виртуальном, но и в реальном мире.

Причем, и там, и там блокировка была жесткой и безоговорочной. Сколько же надо иметь внутри сухого льда для аптечки, чтобы сделать такое? Каким сейфом ты должен обладать, чтобы умудриться, так глубоко запрятать любящую когда-то душу?

Прокручивая все это в голове раз за разом, Максим задавал себе одни и те же вопросы. И не погрязнуть полностью в этом тягучем круговороте ему помогло лишь начало учёбы в институте.

Сначала ему необходимо было решить целый ряд организационных вопросов перед сентябрем. Он был постоянно занят и загружен различными мыслями делового характера.

А когда учебный период всё-таки начался, то первое время Макс находился в неком вакууме, знакомясь с одногруппниками и привыкая к ужасно большому зданию с множеством кабинетов, в котором могло поместиться штук пятнадцать его старых школ.

Кроме того, он почувствовал, что ему нравится учиться. Преподаватели каким-то образом умудрялись увлекать огромными лекциями своих слушателей. И, несмотря на усталость, такая учеба не была откровенным адом. Так, чистилище… Или максимум лимб.

Поэтому Максим встретил начало осени довольно неплохо, подобно белке под амфетомином, которую заставили крутить колесо.

И во всем этом учебном круговороте он вспомнил кое-что важное. Он вспомнил то, что людям часто невозможно доказать что-то словами, особенно если они заведомо не хотят принимать никакие доказательства.

Но ведь доказательства не всегда бывают устными. Часто, в качестве улик выступают различные предметы. Точнее, почти всегда в качестве улик выступают различные предметы.

И если Максим для Лены сейчас находится в роли преступника, которому не должно быть пощады, то он точно знал, как именно доказать ей обратное. И это знание надо было немедля перевести в конкретное действие.

В отличие от конца августа, сентябрь был вполне себе холодным. Несмотря на еще зеленые деревья, по городу разгуливал арктически ветер, заставляя всех и вся надевать не по погоде тёплые куртки.

Лена шла домой быстрыми шагами, цокая по тротуару своими неизменными шпильками, закрепленными на тонких, совсем еще девичьих ногах.

Родители еще не приобрели ей личный автомобиль. А общественный транспорт она не любила. К тому же, ее дом располагался недалеко от института, где она вот уже второй год героически покоряла основы гордой профессии Журналист, о которой она давно мечтала.

Ее институт находился прямо напротив института Максима, если проводить прямую линию через извилистые улочки. Два их ВУЗа, как бы враждебно смотрели друг на друга, извечно выясняя отношения.

Можно было сказать, что молодые люди делали то же самое, но нет. Лена ничего не с кем не выясняла. Ей было плевать на все это. В этом отношении она была с Максом абсолютно честна, сказав две недели назад в парке то, что реально думала.

Не плевать ей было сейчас только на несколько вещей. На учебу, которая оказалась не такой простой и радужной, какой она ее представляла когда-то. На ветер, который забирался под ее деловую (и как ей казалось супер крутую) юбку и фактически трогал ее, словно ночной озлобленный извращенец там, где не надо. На желание сходить в туалет. Ведь она редко пользовалась туалетом в институте, который казался ей слишком грязным. И теперь это табу было направлено явно против нее.

Кроме того, девушка жестоко устала. И поэтому в ее голове было столько проблем, сколько нет даже у невиновного человека, который приговорен к смертной казни.

Она быстро, стараясь никого не видеть, зашла в подъезд. Лифт поднимал ее, казалось, гораздо медленнее, чем обычно. И это ее жутко бесило.

Ну, вот наконец-то. Наконец-то тот самый этаж с той квартирой, которая стала для нее родной. С ее любимой квартирой, которую еще недавно так старательно покупали родители, пытаясь подобрать самое наилучшее место расположения.

Ведь их дочь должна учиться в полном комфорте, чтобы абсолютно ничто ей не мешало. Она у них самая лучшая и самая любимая. И даже весь наш грешный мир не стоит и одного ее ногтя.

Девушка выхватила ключи из кармана своего плаща, который был немного мокрым от срывающегося с неба осеннего, мелкого и до боли назойливого дождя.

Но открыть дверь ей так и не удалось.

— А я уже думал, что я ошибся, — заявил холодным голосом кто-то, прерывая процесс открывания двери.

Лена повернула голову. Максим стоял около подоконника на лестничной площадке и наблюдал за тем, как она выходила из лифта и пыталась попасть к себе домой.

Он выглядел так, будто выпил полбутылки водки. Хотя, он был абсолютно трезвым. Но его глаза таили в себе боль и отрешенность.

Она сразу же забыла все о своих проблемах и желании отправиться в уборную. Внутри все сжалось в комок злости и отвращения.

— Ты? Как ты здесь оказался? — Практически взвизгнула Лена, забыв о маске аристократки, которую она вечно на себя надевала.

— Скажи спасибо своим двоюродным, троюродным…. В общем, не важно. Я просто хотел поговорить. Лен, нам надо поговорить. Неужели ты сама так не считаешь?

— Неужели, не считаю!

— Вот как? Ну, хорошо. Я понимаю, что все, что я скажу, будет бессмысленным и глупым. И ты не воспримешь мои слова, как бы я их не говорил. Поэтому вот!

Парень резко залез под куртку. Обычно таким движением маньяки-самородки выхватывают банку с серной кислотой или острые предметы, чтобы обезобразить лицо своей некогда вечной любви.

Но все было не так банально. В руках у Максима был простой бумажный листок. Он взял его, одной рукой и, жестикулируя другой, как Пушкин или Есенин, принялся читать.

Я люблю тебя,

И заря на меня опускается…

— Какой хороший стих! «Любовное море» называется! Неплохо, не правда ли, а Лен?