Глава 18

— Ты всегда прибегаешь к силе, чтобы заставить женщину ужинать с тобой?

Или похищаешь ее ради собственного удовольствия? Как я здесь очутилась?

Казалось, угольно-черные глаза без труда проникают сквозь ее жалкую броню.

— Как ты здесь очутилась? — ехидно переспросил Марко, отрезая ломтик сыра и поигрывая им на кончике ножа. А что тут странного, Дилайт? Может, мне не терпелось убедиться, насколько ты соответствуешь своему имени? А может, я решил испытать силу твоей любви к моему брату? Тебя шокируют обе эти версии?

Вон как лихорадочно бьется жилка у твоего горла, — его интонации стали еще острее — как тот нож, с которым он забавлялся. — Да ну же, сапззипа, будем честными друг с другом. В сущности, мне не было нужды похищать тебя. Неужели вылетело из головы, как ты по собственной воле последовала за мной, посчитав, что мое приглашение «звучит довольно заманчиво»? Даже надиктовала на магнитофон послание для дядюшки Тео. Неужели не помнишь? Мне еще пришлось втолковывать тебе, что если ты не прекратишь хихикать, он не разберет ни единого слова. Так почему же теперь ты жаждешь бежать? Или этот приступ дурного настроения призван дать мне понять, чтобы я проводил с тобой больше времени?

Сара набрала в легкие побольше воздуха и вызывающе выпятила подбородок.

Нет, она не позволит этому негодяю играть с ней в кошки-мышки! Она ему покажет! И пусть делает с ней, что хочет!

— Ты постоянно норовишь унизить меня. Хотела бы я знать, почему. Не можешь вынести, что я обыграла тебя в теннис? Злишься оттого, что я предпочла твоего брата?

Сказала — и тотчас испугалась, что зашла слишком далеко. Марко на мгновение задержал выдох: потом воздух с шипением вырвался из его груди.

Вместо того чтобы попытаться загладить нанесенную обиду, Сара подлила масла в огонь:

— Конечно, я всего лишь слабая женщина, где мне тягаться с грубым владыкой с его безропотными вассалами, которые безошибочно читают каждый взгляд своего господина. Теперь, когда я полностью в твоей власти, может, объяснишь, что ты собираешься со мной делать? Стереть с лица земли?

Обесчестить?

— Хватит! — проревел Марко и вонзил в стол лезвие ножа. — Хватит вопросов, обвинений, инсинуаций и демонстрации твоей хваленой сексуальности!

— Он с силой выдернул нож, оторвал ручку и указующим жестом ткнул ею в сторону Сары. — Позволь тебе напомнить, что у меня нет ни малейшего желания насиловать тебя — если только ты не спровоцируешь меня на этот шаг. И позволь выразить уверенность, что в конце концов ты станешь моей — невзирая на моего брата и нашу обоюдную ненависть. А когда это произойдет, то произойдет не только по моей, но и по твоей собственной воле.

Сара густо покраснела. Часто дыша, она сидела перед Марко неподвижно, точно кролик перед удавом. Он издал короткий, неприятный смешок.

— Ты что, проглотила язык? Смотришь так, будто я — тот волк, что висит у меня на шее. Умираешь от страха? Или наоборот, от восторга? Моя своенравная Дилайт…

— Не смей называть меня своей! Я не твоя и не стала бы твоей, даже если бы ты остался единственным мужчиной на земном шаре. Во всяком случае, добровольно.

Это что — вызов или новый приступ лицемерия? Для молодой женщины с твоим прошлым ты чересчур усердно корчишь из себя недотрогу — или это должно произвести на меня особое впечатление?

Нет, он невыносим! Такой самовлюбленности она еще не встречала. И эта манера постоянно передергивать…

— С каким удовольствием я запустила бы в тебя чем-нибудь тяжелым и мокрым!

— Она бросила взгляд на большую серебряную вазу с диковинными орхидеями и плотоядно вздохнула. — Но мой… но меня учили при любых обстоятельствах вести себя как леди, даже находясь в обществе человека, которого и с натяжкой нельзя назвать джентльменом. — Пальцы Сары выбивали нервную дрожь на ручках кресла.

— Красиво говоришь — как и подобает актрисе! — Парко насмешливо поднял бокал. — Ты не ошиблась, Дилайт, я действительно не джентльмен. Эта местность меньше всего располагает к мягкости нрава и не жалует слабых.

Здесь признают лишь крайности — и никакой золотой середины!

Были моменты, когда глаза Сары становились похожими на острые осколки зеленого стекла, готовые резать и плоть. Марко весь подался вперед, с интересом наблюдая за ней и как бы пытаясь оценить степень ее решимости. Он ничуть не сомневался, что она уступит, но ее строптивость ставила его в тупик.

Теперь Сара возвела между ними стену изо льда и молчала, отвернувшись от Марко, преувеличенно пожимая обнаженными плечами, поигрывая серебряной ложечкой. Черт бы ее побрал! Да кто она такая? Сопливая девчонка, аморальное существо с прекрасным телом, из которого она, несомненно, умеет извлекать выгоду. Как она посмела вторгнуться в его жизнь, своим упрямством спровоцировать его на крайние меры — вплоть до похищения? Она ведет какую-то свою игру, с одной стороны, умело завлекая его изощренным кокетством в соединении с притворной скромностью, а с другой — яростно отталкивая, как только он приближался к цели, выказывая прямо-таки дьявольское упорство и самообладание.

Чего он добивался? Безоговорочной капитуляции. Ведь она в самом начале признала, что между ними существует некое притяжение, как бы непостижимая химическая реакция, так что подчас казалось, будто в воздухе носятся электрические разряды. Его целью стало вывести ее на чистую воду, доказать, что ее широко разрекламированная верность жениху не стоит ломаного гроша.

Что он собирался делать с ней? Расплющить своим телом ее гибкое, сладострастное тело, раскрыть ее губы своими, запустить руки в роскошную гриву цвета красного дерева, раз и навсегда положить конец бессмысленному фарсу: овладев ею и поставив ее на место, вернуться к своим делам и к Франсине, любовнице, которая ждала его в Париже.

— Ты уже добрых пять минут сидишь и пялишься на меня. Если не возражаешь, я бы предпочла отправиться в… в свою комнату. — От Марко не ускользнуло, как она поспешно заменила выражение «в постель» более нейтральным «в комнату». Право, ее потуги строить из себя «честную девушку» выглядели по меньшей мере комично.

Сара затаила дыхание. Марко встал и процедил сквозь зубы:

— Разумеется. Наверное, тебе здесь скучновато?

Неужели он намекал на то, что может составить ей компанию? Сара остро ощутила его близость: цепкость его пальцев, когда он взял ее под локоть, исключала возможность бегства. А он — чувствовал ли ее первобытный страх перед ним? Понимал ли, что угрожает разрушить ее личность, лишить части себя самой, романтичных девичьих грез, когда-то питавших ее душу? Если он овладеет ею, как грозится, то это произойдет без любви, даже без уважения: он просто использует ее тело как инструмент наказания, а если при этом с его губ сорвется, как случилось однажды, женское имя, то это будет чужое имя.

Сара что было сил сопротивлялась невесть откуда взявшемуся чувству обреченности. Нет, ей никак нельзя сдаваться, даже если иногда ее подводят собственные инстинкты.

— Ты очень любезен, но, спасибо, я сама найду дорогу. В комнате горит свет, так что…

— И тебе не хочется выйти на террасу полюбоваться звездами? Оттуда они кажутся яркими.

Теперь он пустил в ход обаяние!

— Нет, — твердо заявила Сара. — С позволения вашей светлости, гостья предпочла бы отдохнуть.

Долго ли еще будет тянуться эта нелепая игра? Глаза жарко сузились от гнева, но потом он мысленно пожал плечами. Не стоит торопить события. Она никуда не денется. Слишком легкая победа приносит одно лишь разочарование.

— Может быть, завтра? — произнес он вслух, предоставляя ей толковать это, как заблагорассудится. — У друзей очаровательной гостьи есть все необходимое для отдыха? — Да, спасибо, твоя экономка обо всем позаботилась. — Сара отчаянно надеялась, что ему наконец надоел этот бесплодный обмен любезностями.

— Ну что ж, спокойной ночи… Дилайт.

Марко протянул руку и насмешливо взял девушку за подбородок. Она отпрянула.