— Ты лжешь! Пошел к черту! Пусти! — не помня себя от гнева, Сара подняла руку, чтобы вцепиться ему в лицо, но Марко перехватил ее и, заломив обе руки ей за спину, так близко привлек ее к себе, что она почувствовала его тугое, мускулистое тело.

— Проверим, кто из нас двоих лгун, — продолжал дразнить Марко.

— Меня тошнит от тебя! — завопила Сара, с ужасом понимая, что ей с ним не справиться. — Неужели у тебя совсем нет гордости? Почему бы тебе не найти женщину, которая хотела бы тебя: ведь со мной тебе ничего не светит!

Ненавижу, презираю тебя!

— Заткнись! — прорычал он, точно зверь, готовый вот-вот сорваться с цепи; доказательство его страсти, прижатое к ее бедрам, становилось все более ощутимым. — Заткнись! — повторил он, видя, что Сара открыла рот, чтобы протестовать. — Мне не составит труда доказать твою лживость. Твои нефритовые глаза и обольстительное тело, которым ты похваляешься, сами говорят за себя. Во вчерашнем фильме, у тебя было такое выражение лица, словно присутствие кинокамеры и всей съемочной группы только подстегивает твою похоть. Для тебя существуют лишь собственные инстинкты!

— Перестань! — яростно сопротивлялась Сара. — Ты обо мне совсем ничего не знаешь, потому что не видишь дальше своего…

— В данный момент я не вижу дальше твоих манящих губ — ты, кажется, этого и добивалась?

Несмотря на насмешливый тон, он явно не собирался дать ей ускользнуть.

Его рот с медленной неотвратимостью приближался к ее губам и наконец накрыл их, заглушив последний отчаянный протест. Он целовал ее так долго, что чуть не вывихнул ей шею. Сара почувствовала, как у нее слабеют колени: ее губы разомкнулись, а голова пошла кругом от разнообразных ощущений, сводивших на нет способность размышлять. Одной рукой сжимая ее руки, другой он с нарочитой медлительностью провел вдоль ее позвоночника снизу вверх, до самого затылка. Притворно-ласковые пальцы скользнули по плечу Сары и двинулись к выпуклостям грудей, забираясь под платье. Там они нашли и потеребили нежные соски, которые словно того и ждали, чтобы затвердеть и приподняться навстречу. Все ее тело пронзил электрический ток…

Как смеет этот человек, предмет ее неистребимой ненависти, проделывать с ней такое?! Чувствуя отвращение к самой себе, Сара извивалась в объятиях Марко, пытаясь уклониться от его прикосновений. Она сильно откинула голову назад и застонала, когда его обжигающие губы оторвались от ее губ и двинулись к груди, с которой его пальцы уже сорвали все покровы.

Возможно ли, чтобы она испытывала такое наслаждение, когда язык Марко коснулся самого чувствительного кончика ее груди? О, почему его страсть вызывает в ней ответное желание? И почему ее так возбуждают медленные, испытующие движения его пальцев, запутавшихся в волнах тончайшего шифона? У Сары горело лицо — так же, как и все тело. Еще немного — и свершится неизбежное.

Вдруг она почувствовала себя свободной и упала бы, если бы Марко не поддержал ее.

— Вот видишь, — глухо произнес он. Между ними снова была значительная дистанция. — Ты не способна противостоять собственной чувственной натуре, несмотря на всю твою решимость и всю ненависть. Должно быть, ты легла бы с самим дьяволом, если бы он знал, как надо целовать тебя, и не смотри на меня так призывно. Не слишком ли много впечатлений для одной ночи? Отправляйся в постель, моя маленькая лгунья. Возможно, позже я навещу тебя.

Сара пустилась наутек, забыв про самоуважение, сгорая от стыда. В ее мозгу огненными буквами вспыхивали слова: «Отправляйся в постель, маленькая лгунья. Возможно, позже я навещу тебя».

«Возможно»! Хладнокровный, рассчитанный удар по ее гордости!

Сара бежала вверх по лестнице так, будто за ней гнался сам сатана.

Наконец она почти в беспамятстве прислонилась спиной к толстой деревянной двери без внутреннего замка, служившей символом ее положения в этом доме.

Все, как в давние глухие времена, когда бесправной женщиной владели, словно любой другой собственностью, и когда смыслом ее жизни было угождать своему повелителю.

Когда Саре удалось успокоиться, она заснула так, словно решила никогда не просыпаться. Во сне ее преследовал волк с огромными клыками и горящими углями вместо глаз. Зная, что он может одним прыжком настичь ее, зверь медлил, играя с ней, как кошка с мышкой, доводя ее до разрыва сердца, — и наконец сомкнул челюсти на ее горле. Она потеряла сознание.

— Нет! — наверное, Сара выкрикнула это вслух и проснулась. В комнате было очень душно: вся в поту, она лежала поверх скомканных простыней.

Слава Богу, сон кончился. Мало-помалу ее сердце и дыхание начали приходить в норму. В спальне было темно из-за занавешенных окон. Который час? Сара вдруг отдала себе отчет в том, что пока она находится в этой тюрьме, время не имеет значения. Какая разница, сколько спать? Все равно ей никуда не деться — подобно бабочке, застигнутой сачком, или новоявленной заложнице мавританского султана, которая со странной смесью страха и любопытства ожидает хлыста своего господина.

Сара приложила прохладные пальцы к вискам. Раньше ей тоже иногда снились сны, которые не хотелось ни вспоминать, ни анализировать, а тем более доискиваться до причин, их породивших. Она отказывалась думать о Марко и о том, как он опозорил ее перед другими, растоптал ее хрупкую гордость, сломал ее жалкую броню.

Хватит, Сара! Сегодня — новый день. Вчера ты слишком переутомилась; ночь принесла с собой множество звуков, красок, образов, которые оказали воздействие на подсознание. Однако сегодня, если он опять полезет, она не покажется ему слишком легкой добычей. Ему не удастся…

Сара тряхнула головой и встала, устремляя взгляд на дверь спальни.

Неужели он снова явится, чтобы продолжить борьбу, уповая лишь на голую физиологию? Или в силу чисто мужской самоуверенности ждет, что она сама придет к нему?

Сара злорадно надавила на кнопку вызова Серафины или другой служанки. Она достаточно оправилась от потрясения и станет придерживаться плана. Сегодня она изберет роль избалованной одалиски, окруженной прислужницами. Если он позовет ее, она сошлется на недомогание и откажется сойти вниз. Пусть думает что угодно!

К счастью, на вызов пришла экономка. От нее Сара узнала, что уже половина восьмого вечера, но хозяин приказал не будить ее.

— Как любезно с его стороны!

Серафина пропустила саркастическое замечание мимо ушей, тем самым напомнив Саре, что эта женщина обязана проявлять лояльность по отношению к семейству Кавальери, двум поколениям которых она служила. Что ей за дело до глупого мотылька, подлетевшего очень близко к огню?

— Приготовить вам ванну, синьорина? Я попросила принести кофе, апельсиновый сок и сладкую булочку. А что бы вы хотели на ужин?

— Я… не особенно хорошо себя чувствую, — быстро заговорила Сара, чтобы скрыть волнение. — Пожалуй, я и впрямь не возражала бы против горячей ванны, а после этого — как вы думаете, ничего, если я останусь в халате? Что-то не хочется переодеваться и спускаться к ужину. Может, мне принесут еду сюда на подносе? Что-нибудь легкое — салат и суп.

— Как, и все? Но синьорине надо больше кушать. — Серафина окинула неодобрительным взором ее тонкую фигурку и красивые ноги, не оставила без внимания темные круги под глазами.

— Я вовсе не голодна, но…

«Я веду себя, как последняя идиотка», — подумала Сара и сказала вслух:

— Нельзя ли попросить кого-нибудь немного побыть со мной? Я знаю, вы очень заняты, но, может быть, одна из горничных?.. Минувшей ночью меня что-то испугало. Мне не хотелось бы снова поддаться искушению полюбоваться великолепием сардинской ночи!

Она знала, на каких струнах играть: Серафина торопливо перекрестилась.

— Я пришлю к вам Терезу. У нее более грамотная речь, чем у остальных, и она даже немного знает по-английски. Наверное, она будет надоедать вам вопросами об Америке, но, в общем, это честная и добрая девушка.