И все же она не могла заставить себя взять обратно приглашение Мишель, даже в интересах самосохранения. Этот чувствительный, страдающий ребенок так несчастен и одинок! Отвернуться от Мишель — все равно, что отвернуться от себя самой в юном возрасте и от всего, что ей дорого.

Девизом Джессики было: «Не навреди». Если она проявит равнодушие к мольбе Мишель, то нанесет ей огромный вред.

— Я буду рада, если твоя племянница останется погостить, — твердо сказала Джессика. Она скрестила руки на груди и тряхнула кудрями. — Думаю, так будет лучше.

Брайан помрачнел и нахмурился. Джессике показалось, что он снова считает до десяти. Хороший знак, подумала она. Легкая враждебность между ними поможет защититься от нелепой мысли, которая пришла ей в голову. Что она получит удовольствие, флиртуя с опасностью.

А он сейчас выглядел опасным. И заговорил с ней суровым, холодным тоном. Тоном человека, привыкшего отдавать приказы, которым беспрекословно подчиняются. И тогда Джессика твердо решила стоять на своем.

— Послушай, — сказал он, — по-моему, не следует ей уступать.

— Вот как? — Джессика поставила ноги на ширину плеч, копируя позу Брайана. — Выходит, все дело во мне? Ты почему-то решил, что мне можно доверить собаку, но не племянницу, так? Мишель права? По-твоему, я выращиваю еще и коноплю?

— Вовсе нет! Раньше ты не была упрямой!

— Четырнадцать лет назад ты общался со мной меньше двух часов. У меня просто не было возможности проявить упрямство. — Впрочем, он прав. Джессика не была упрямой. Она из кожи вон лезла, пытаясь дать ему понять, кто она на самом деле. И в миг безумия, при свете луны, Джессике показалось, что он понял. Увидела, как заблестели его глаза, когда он наклонился к ней, а потом уткнулся ей в волосы и прошептал: «Я позвоню».

— Джессика, я был тогда глупым, пустым мальчишкой, эгоистом и вряд ли с тех пор заметно изменился к лучшему. Но можешь радоваться: на свете есть справедливость. Ты счастливая, живешь здесь, среди цветов, а я подбираю пьяных и полжизни провожу в машине, от которой несет рвотой и… ну, кое-чем похуже. И знаешь, что? Ни у кого из тех ребят, которые считали себя пупом земли, нет того, что есть у тебя здесь.

— А что у меня здесь есть?

Брайан ответил не сразу. Он огляделся по сторонам. Его голос стал мягче.

— Это заметила Мишель. Это место… У тебя мирная жизнь.

Ха! Она была мирной полчаса назад!

— Итак, поскольку я младшая сестра Матери Терезы, — хотя, надеюсь, выгляжу лучше, — что за проблема с Мишель? Почему она не может у меня погостить?

— Я никогда не забуду, как ты помогла собаке в тот вечер, и я хочу, чтобы ты спасла щенка моей племянницы, если такое возможно. Дело не в том, что я не могу тебе доверить Мишель. Видишь ли, моя работа требует, чтобы я хорошо разбирался в людях. От этого иногда зависит чья-то жизнь. И ты внушаешь мне доверие. Но я не хочу, чтобы Мишель осталась у тебя, потому что этот проклятый пес может умереть. — Брайан внезапно понизил голос в целях осторожности, глядя через плечо Джессики. — Боюсь, девочка этого не вынесет.

Джессика вздохнула. Значит, дело не в его самолюбии. Взгляд у него был встревоженный.

— Брайан, — сказала она, — не тебе решать, сколько она может или не может вынести.

— Но я теперь обязан защищать ее!

— Есть вещи, которые не имеют никакого отношения к твоим обязанностям. Хочешь верь, хочешь не верь, но солнце восходит и заходит без твоей помощи. Ты, видимо, привык руководить. Но с Мишель такое не пройдет. — Она коснулась его руки. — Не в твоих силах защитить Мишель от жизни. Разве что запрешь ее в шкафу. Да и тогда крышу дома может проломить упавшее дерево. Оставь ее здесь, — продолжала Джессика. — Мы вылечим щенка или поможем ему умереть. И то, и другое может быть важным опытом. Доверься мне. Хоть немного.

Он взглянул на руку Джессики, которую она еще не отняла, и накрыл ее ладонью.

— Хорошо, — сказал он. Его голос звучал тихо и хрипло.

— Хорошо, — ответила она.

— Может быть, здесь ей будет лучше, — нехотя согласился Брайан. — Ненавижу оставлять ее одну, когда у меня ночная смена. Она уверяет, что слишком взрослая для приходящей няни.

— Так и есть. Ради всего святого, она уже сама может работать няней.

— Ну, только не у родителей, которые любят своего ребенка.

— С собакой она обращается хорошо.

— Да, только со мной она ведет себя, как гремучая змея.

— Может быть.

— Итак, — сказал он, — есть ли у тебя в доме оружие? Или наркотики?

Говоря это, Брайан неожиданно коснулся ладонью щеки Джессики. У нее заколотилось сердце.

— Ну что, вернемся к разговору о наркотиках? — спросила Джессика, пытаясь скрыть свое волнение. Когда он прикоснулся к ее щеке, она почувствовала себя женственной. Красивой.

Казалось, он только сейчас понял, что касается ее лица. Опустил руку и сунул ее в карман.

— У меня есть книга для родителей. Я прочитал ее под одеялом с фонариком. Там говорится, что не надо бояться задавать вопросы. Ты знаешь. Насчет наркотиков и оружия.

— Брайан, — сжалилась над ним Джессика, — если ты будешь обращаться с племянницей, как полицейский, тебе это не поможет. Ясно, что ты ее любишь, поэтому и устраиваешь расследование, прежде чем что-нибудь разрешить. Вот ты сказал о нянях, и мне понятно, что ее мнение для тебя ничего не значит. Разве в книге об этом ничего не сказано?

— До этого места я еще не дочитал. Я не очень хороший читатель. — Он печально покачал головой. — Даже понятия не имел, что она назвала щенка в честь писателя. Купил ей шоколадку, когда она так его назвала. Так и не понял, почему Мишель не стала ее есть.

Внезапно Джессику охватил порыв нежности. Он так старался!

У нее по спине побежали мурашки, но она выбросила из головы внезапно появившуюся мысль. Она постарается только ради девочки и собаки. А Брайан Кемп? Нет, она не может исцелить его.

И все-таки… ведь можно просто высказать свое мнение?

— Мне только кажется, — сказала Джессика, тщательно подбирая слова, — ваши с Мишель отношения стали бы лучше, если бы ты сумел сказать ей правду.

— О чем?

— О том, что ты чувствуешь к ней. Не допрашивать «с пристрастием» ее друзей и не рассматривать зрачки при свете фонарика. Тебе надо сказать Мишель, что ты ее любишь больше всего на свете и беспокоишься о ней.

Он даже покраснел.

— Если я скажу Мишель такое, она ответит, что проживет и без моего беспокойства. А потом покрасит волосы в зеленый цвет и спросит: «Ты все еще меня любишь?»

— А разве ты не ответишь: «Да»?

— Нет. Хорошо. Может быть.

— Пусть она узнает, что ты ее любишь.

— Она использует это против меня.

— Ты же сильный мужчина. Наверное, сумеешь выйти из положения, — сухо сказала Джессика.

— Знаешь, правда не всегда полезна. Например, на допросе преступнику стоит всегда говорить, что его друг проболтался, так что ему тоже лучше сдаться. Обычно это наглая ложь, но порой срабатывает. И в таких случаях ложь приносит некоторую пользу.

— Ну да, может быть, если иметь дело с преступниками. Но ведь твоя племянница — не преступница.

— Кажется, ко мне она относится, как к одному из них! Ты же не наблюдала за нашей с ней жизнью. Я ей очень неприятен.

Джессика решительно напомнила себе, что она не занимается целительством. С другой стороны, вполне возможно, что исцеление Брайана и исцеление Мишель переплетутся, как нити в гобелене.

— Подумай, что случилось с теми, кого она любила, — мягко напомнила ему Джессика. — Они погибли.

— Ты хочешь сказать, что она боится ко мне привязаться? — недоверчиво спросил он.

— Да.

— Черт, но у нее совсем не испуганный вид. Почему ты думаешь, что она боится?

Потому что я тоже когда-то любила, подумала Джессика. О да, это была подростковая любовь, скорее фантазия, а не реальность. Но я страдала и из-за этого боялась полюбить снова. Что-то похожее происходит с Мишель.

— Такой вот фокус, — вслух сказала она.