Ну и ночка выдалась, устало думал Брайан, возвращаясь домой после смены. На него напали двое пьяных, разбили губу и огрели по ребрам. Синяки ныли, выглядел он, наверное, ужасно.

Брайан работал с документами, когда сообщили о взломе, и ему пришлось гоняться за преступником. Он пробежал целых шесть кварталов. Сердце колотилось как бешеное, а ноги напоминали желе под лучами жаркого солнца.

Наконец он поймал преступника, молодого человека, по крайней мере вдвое моложе себя.

Раньше Брайан остался бы доволен такой ночью — много дел, поймано несколько преступников, он борется со злом и побеждает. Но почему-то после смерти Кевина и Аманды он стал сомневаться во всем и иначе относиться к жизни.

В глубине души он чувствовал непонятную досаду. Это ощущение усилилось со вчерашнего дня, когда он сдуру разболтал Джессике о том, что подбирает пьяных и разъезжает на машине, от которой несет рвотой.

— Не забудь сказать о поте, — пробурчал он. — Может быть, когда увидишься с ней в следующий раз…

Брайану и так было не по себе, а тут еще эти слова Джессики: «Просто скажи Мишель, что любишь ее больше всего на свете».

Чувствительная тарабарщина. Такие вещи Брайану не удавались, и он их терпеть не мог. К тому же, его попытки понравиться женщинам любого возраста и с любыми интересами — всегда заканчивались неудачей. Начиная с собственной матери. Она обожала брата Кевина, который оправдал ее надежды и с полного ее одобрения выбрал карьеру юриста.

Брайан же никогда не был послушным сыном. Мать хотела, чтобы ее дети росли уравновешенными и почтительными. А он был шумным и непокорным. Брайан хорошо помнил: всякий раз, когда он входил в комнату, лицо матери выражало недовольство. Да и большинство его знакомых женщин смотрели на него с точно таким же выражением.

В школе он влюбился в Люсинду. Но узнав, что он хочет стать полицейским, она восприняла это так же, как его мать, — с ужасом. Люсинда Поттер не выйдет замуж за полицейского.

С того дня как в доме появилась Мишель, Брайан пригласил в гости всего одну женщину. Великолепную блондинку, тренера по фитнесу. Мишель закатила глаза и спросила: «Где ты такую выискал?» Брайан рассердился на нее, но с тех пор перестал ходить на вечеринки.

Прошло четыре месяца.

Он решил, что либо женщины не понимают его, либо он не понимает женщин. Нельзя считать рассуждения о природе взаимоотношений важнее разговора об играх Суперкубка. Нельзя говорить мужчине, что, он, видите ли, должен продать пикап, который был ему верным другом больше десяти лет, и купить новую машину с непроизносимым названием. А уж как надоело ему слушать о сломанных ногтях и секущихся волосах!

Но вчера Брайан посмотрел на пальцы Джессики — носит ли она обручальное кольцо? — и понял, что она не станет говорить о ногтях, ни о сломанных, ни о целых. А такие короткие волосы, как у нее, не секутся.

Да и в выражении ее глаз было нечто особенное. Спокойствие, располагающее к доверию.

Спустя несколько минут он подъехал к своему дому и понял, что дом в точности отражает его настроение. Пусто. Почему-то сегодня утром его дом казался нежилым, неприветливым, холодным.

Скромное оштукатуренное бунгало с двумя спальнями. Брайан понял, что здесь не хватает цветов — и устыдился этой мысли, недостойной мужчины.

Некоторые его соседи взялись благоустроить участки и высадили на них тонкие деревца. Но Брайану теперь хотелось чего-нибудь поярче. Чтобы повсюду росли цветы и трава. Поскольку такого рода желание было ему несвойственно, Брайан подумал, что, должно быть, дело опять в Джессике.

Как мог всего один визит выбить его из колеи? Как будто он внезапно увидел собственную жизнь глазами Джессики.

Впрочем, эту проблему решить легко. Больше никогда не видеться с Джессикой. Но ему больно даже думать об этом.

Брайан обошел боковую дорожку и вошел с черного хода. Он привык по утрам встречаться с Мишель, которая собиралась в школу. Она из-за этого постоянно злилась, но все лучше, чем одиночество. К тому же с недавних пор в их утренний распорядок стал вносить разнообразие щенок.

Брайан снял ботинки, поднялся на четыре ступеньки, вошел на кухню и огляделся по сторонам, как будто оказался в незнакомом месте. На этот раз здесь не было беспорядка, но внезапно собственная кухня показалась ему безликой. Чего-то здесь не хватало.

— Да, — саркастически заметил он, — например, свисающих с потолка растений и столетних стульев красного и желтого цвета.

Вот именно, сказал ему внутренний голос.

Итак, она появилась снова. В его жизни опять была Джессика, хотя и осталась в тридцати милях отсюда. Откуда в ней столько силы?

Фокусы, напомнил себе Брайан. Нет, он не поддастся ее чарам.

Ну хорошо, кухню надо сделать ярче. Что-нибудь на окно — кажется, это называется сборчатой занавеской, — подушки на стулья, салфетки на стол.

Брайан наступил на собачью миску с водой — обычный утренний распорядок — и подумал: может быть, от миски лучше избавиться? На случай, если пес не вернется. На миске розовым лаком для ногтей было написано «О'Генри». С нелепыми завитушками, почерк одновременно ребяческий и женский.

Пережил ли О'Генри эту ночь? Автоответчик не мигал, но Мишель вряд ли стала бы ему звонить, чтобы рассказать о катастрофе. Брайан взглянул на часы. Ровно семь. Звонить Джессике слишком рано.

Звонить вообще не стоит. Что он скажет? Доброе утро? Умер ли пес?

Но ему хотелось услышать ее голос. Неужели Джессика его зачаровала?

Брайан рассердился на самого себя. Он вылил воду из миски, немного подумал и поставил ее в шкаф под раковиной, позади мусорного ведра. Если пес не вернется, о миске лучше забыть. Несколько месяцев назад Брайан не был таким чувствительным.

Он снова посмотрел на часы. Пора бы лечь спать, но у него вдруг возник новый план. Принять душ, собрать что-нибудь на завтрак для всех троих и приехать к Джессике к половине девятого. Это, пожалуй, дипломатичнее, чем позвонить и спросить, не умер ли пес.

Раньше он никогда не был дипломатичным, хмуро напомнил себе Брайан. Но ведь и Джессика — не какая-нибудь грудастая блондинка, тренер по фитнесу. Она потребует от него большего. А он, конечно, никогда не увлечется ею настолько, чтобы выполнять ее требования. Впрочем, у нее же в гостях его племянница. Она лечит его пса. Оказывает ему любезность. Неужели ему трудно ответить ей тем же? А если Джессика считает, что он способен стать ей близким другом? Когда-то ведь так и было. Он понял это по ее глазам. И он ее тогда обидел. Так что лелеять подобные воспоминания — куда более опасно, чем зарабатывать себе на жизнь ловлей преступников.

И все же часом позже он свернул на подъездную дорогу, благоухающую розами. На сиденье пикапа, рядом с ним, были коробка с пончиками и три стакана все еще дымящегося горячего шоколада.

Внезапно Брайану пришло в голову, что он напрасно выбрал пончики. Боже! Ведь Джессика когда-то была толстой. Предложить ей пончик — это, наверное, все равно, что подарить лечащемуся алкоголику бутылку виски.

Подъехав к коттеджу, Брайан увидел на ступенях Джессику и Мишель. Минуту он упивался спокойствием открывшейся перед ним сцены.

Обе сидели, подставив лица солнцу, его лучи сверкали в их волосах, а вокруг было море цветов.

Мишель повернула голову и даже улыбнулась, как будто радуясь встрече с ним. Она вскочила и бросилась к пикапу. Мишель чуть ли не танцевала, она вела себя, как маленькая девочка. Смыла всю косметику, а краситься снова было нечем.

Джессика оказалась права. Мишель могла стать настоящей красавицей. Придется, кажется, отгонять от нее мальчиков.

— Сегодня утром ему гораздо лучше! — радостно сообщила она. — О'Генри гораздо лучше. Он открыл глаза. Лизнул мне пальцы!

Брайан надеялся, что гораздо лучше — это если бы щенок резвился во дворе, но взглянув на крыльцо, увидел, что тот уютно устроился около Джессики.