— Это не все, — Волков качнулся вперед на носках. Его его темных глазах блеснула искра охоты. — Я опросил членов экипажа. Они утверждают, что знали этих троих, говорили о них так, словно только что вместе вышли из столовой. Эти люди точно были на корабле. Я абсолютно в этом уверен.

— Значит, вы считаете, что они были на корабле. Экипаж знает их, на всех троих есть личные дела, но в документах флота нет никаких упоминаний о них. Я все правильно понял?

— Так точно. Я также опросил экипаж о других людях из этого списка. Все знают их, все они были здесь.

— Значит, очевидно, что список не был подделан. Должно быть, они вычеркнули этих людей из списков, а в Москве напортачили окончательно. Не могу представить себе, зачем Золкину сочинять подобный список для инспекции ВМФ. Сфабрикованный список? Да он должен совсем сойти с ума, чтобы предоставить мне подобный документ в нынешних условиях.

— Как я уже упоминал, мне представляется, что он что-то темнит. Но нужно учитывать показания других членов экипажа. Я говорил со старшим мичманом в каждой секции, в которой числились эти люди. Все горячо рассказывали о том, как те служили и явно сожалели об их гибели.

— Тогда как управление по персоналу могло быть настолько некомпетентно? — Капустин бросил папки на стол. — Поручите им проверить сведения по каждому из этих людей. Скажите им, чтобы проверили в том числе бумажные носители. Какой-нибудь разгильдяй мог протирать клавиатуру и стереть все эти записи. Вот в чем беда, Волков. Все теперь свелось к ноликам и единичкам. Ладно. Со своей стороны, я не готов принять тот факт, что тридцать лесть человек могли вскочить на борт флагмана Северного флота и с довольным видом служить на нем без каких-либо записей о них! — Капустин явно начал злиться.

— Я сделаю еще один звонок, и надеюсь, что вы будете правы. Возможно, сведения обнаружатся в бумажных архивах, но если нет… Тогда начнется настоящая работа плаща и кинжала. Сегодня один из членов экипажа был найден мертвым в жилых помещениях офицеров. Его фамилия Волошин. Похоже, что имело место самоубийство.

— Самоубийство?

— Люди, с которыми я говорил, сказали, что у него возникли семейные проблемы, но вот что интересно… — Волков рассказал ему о печальной истории о том, как простой матрос пришел домой, чтобы увидеть жену, а узнал лишь, что его семья пропала без вести вместе с квартирой.

— И что? — Ответил Капустин, начиная сердиться. — Уехали прежде, чем он их нашел. Тоже мне загадка.

— Я сам ничего не понял, но этого оказалось достаточно, чтобы он решил наложить на себя руки.

— Далеко не первый моряк, придя домой, узнает, что его жена ушла к другому, Волков. Не надо переживать по этому поводу.

— Вчера пропал еще один человек, — пошел Волков дальше по своему черному списку.

— Член экипажа?

— Да, человек по фамилии Марков. Он был из людей начальника инженерной части Добрыниным. Они проводили какие-то проверки на испытательном реакторе. Марков пропал без вести, когда другой человек должен был его сменить.

— Он самовольно покинул свой пост?

— Вероятно, что да. Откровенно говоря, я считаю отсутствие дисциплины на этом корабле поводом для некоторого беспокойства.

— Не считая полученных повреждений, с кораблем, похоже, все в порядке, Волков. Я бы даже сказал, что это образцовый экипаж. Они четко выполняют свои обязанности, и, похоже, готовы всецело поручиться друг за друга.

— Вот именно. Там царит самоуправство, граничащее с неподчинением. Взять хотя бы Золкина.

— Опять пытаетесь сесть кому-то на шею, Волков. Дайте ему отдохнуть. Я знаю Золкина. Да, он несколько эксцентричен, но он прекрасный врач с тридцатилетним стажем. Не давите на него.

— Хорошо. Однако Карпов также ведет себя слишком развязно, на мой взгляд, — Волков сложил руки, переключаясь на другую цель.

— Как и вы, Волков! Я полагаю, что когда человек получает погоны капитана первого ранга, он хочет, чтобы все вокруг знали об этом. Да, Карпов бывает высокомерен, но он прекрасный офицер, один из лучших во флоте. Иначе почему бы его назначили на «Киров»?

— Как вы можете убедиться, флот также допускает ошибки.

Капустин ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла, потянувшись ручкой к блокноту.

— Что-то еще?

— Старпом. Бывший штурман.

— А, да. Антон Федоров. А что с ним?

— Он был младшим лейтенантом[43] и был произведен на несколько званий за последние шесть недель! Вольский дал ему капитана второго ранга. Это очень необычно.

- Я отмечу себе обсудить это с адмиралом, когда тот вернутся с берега. Это все?

— Никак нет. У меня есть еще один вопрос, который мы должны обсудить. В списке погибших имеется один человек, о котором имеются документы в управлении кадровой работы. Начальник оперативной части капитан третьего ранга Геннадий Орлов.

— Орлов? Я слышал о нем. Он служил на эсминце типа «Современный» несколько лет назад, а затем перевелся на «Киров». Неприятный человек, насколько мне известно.

— Он был вторым на корабле у Карпова[44]. Антон Федоров получил свою должность после того, как он погиб при крушении вертолета.

— Это объясняет повышение Федорова.

— Не вполне. Федоров был лишь штурманом. У него не было боевой подготовки. Разве не странно было назначать его старшим помощником?

— Возможно, но, как я уже сказал, этот вопрос я буду обсуждать с Вольским. Вернемся к Орлову. Что вам удалось выяснить?

— Я слышал, как пара морпехов говорила об этом Орлове. Они выражались не очень вежливо, но когда я вошел в вертолетный ангар, они мгновенно сменили тему и превратились в образцово-показательных мальчиков-отличников, которые не могли сказать о нем ничего, кроме хорошего. Это весьма подозрительно.

Капустин вздохнул, почесывая голову.

— Волков, Волков… Вы полагает, что рядовые скажут старшему офицеру в лицо то, что действительно о нем думают, или, если уж на то пошло, скажут это вам? Вас может шокировать, что говорят о вас у вас за спиной. И не удивляйтесь, что настроение людей может меняться, словно погода на море. Не думайте о подобной ерунде. У меня есть действительно серьезная проблема. Я говорил с начальником хозяйственного снабжения корабля Мартыновым. Корабль вышел в море, имея на борту три специальные боевые части. Их не было разрешено использовать при проведении стрельб, однако одна из них пропала, а вторая установлена на крылатую ракету номер десять.

— Одна пропала?

— Да. Я считаю, что установка боевой части на ракету не является поводом для беспокойства. Возможно, проводились какие-то учения. Но пропавшая ядерная боеголовка? Что вы думаете, Волков. Вы хотели поймать кого-нибудь на горячем? Это оно.

— Верно. Вы полагаете, она была выпущена в ходе учений под командованием Вольского?

— Возможно, но это должно быть что-то из ряда вон выходящее.

— Инцидент? Учитывая, что случилось с «Орлом», я бы не удивился… Господи! А что, если именно этой боеголовкой был уничтожен «Орел»?

— Я пришел к тому же выводу. Этот вопрос будет непростым, когда мы сядем со старшими офицерами после общей проверки. В любом случае, была ли она выпущена по приказу Вольского, или же произошел несчастный случай, кто-то должен понести ответственность.

От этих слов Вольков улыбнулся.

— Я знал, что что-то не так с этими повреждениями данных. Они пытались что-то скрыть, это явно было не случайно. Я полагаю, они намеренно уничтожили записи, чтобы не дать нам выяснить, что именно случилось.

— Тогда они довольно глупы. Как вы могли заметить, выявить это могла простая проверка боекомплекта. Если бы они хотели скрыть случившееся, им пришлось бы поработать немного больше.

— Я не думаю, что они могли бы подсунуть нам муляж боеголовки, — покачал головой Волков. — Возможно, Карпов не так умен и коварен, как гласит его репутация.