— Хорошо, Гарин. Как еда сегодня?

— Очень вкусно. Хороший черный хлеб, советую попробовать.

— Да, но сначала нужно закончить с этими показаниями.

— Марков сказал, что вы хотели, чтобы я снова передал вам данные?

— Если будете так добры, товарищ Гарин.

Гарин посмотрел на часы.

— Цикл уже почти окончен. Проблемы?

— Мы об этом не узнаем, пока не получим все данные. Но уже можно начинать отключение. Двадцать пятый уже выведен, и изначальные двенадцать апостолов пока что спокойно молятся. Выводите оставшиеся двенадцать стержней и начинайте отключение. Марков может пойти перекурить.

— Так точно. Я иду прямо туда.

Гарин выскользнул в дверь и побежал к испытательному стенду, вставил свою ключ-карту и подождал, пока не загорелся зеленый индикатор. Он открыл дверь, отметив, что в зале погас свет.

— Марков, твоя очередь, — сказал он. — Хлеб сегодня ничего, но не раньше, чем мы проведем отключение. А мне потом еще два часа сопоставлять результаты.

Он вошел в контрольный центр, ощущая, что что-то не так. Затем он понял, что что-то действительно не так. Его пальто пропало. На пульте не было ничего, ни книги, которую он читал, ни кружки с чаем, ни ручек. Журнала Маркова тоже не было. Более того, исчезли кресла. Что за ерунда?

— Марков?

Гарин наклонился, чтобы посмотреть за монитор, но там никого не было. Да куда же он делся? Добрынина хватит удар, если он узнает, что Марков самовольно ушел с поста. Рядом с контрольным пунктом не было туалета, но, возможно, Марков выпил слишком много чая и был вынужден удалиться? Однако он мог понять отсутствие книг и журналов, но куда делись кресла? Добрынин с них шкуру спустит. Человек должен был отслеживать весь процесс процедуры технического обслуживания ядра. Гарин покачал головой и посмотрел на мониторы, испытав облегчение, когда не обнаружил никаких тревожных индикаторов.

Марков, вот идиот, подумал он. У него будут реальные проблемы, если я скажу Добрынину о том, что он ушел со своего поста. А что он сделал с креслами? Гарин протянул руку и включил последовательность полной остановки системы, глуша реактор. Еще одна секция из двенадцати стержней опустилась в активную зону, замедляя реакцию до незначительного уровня перед окончательным отключением.

Раздался сигнал селекторной связи. Он подошел и нажал кнопу.

— Говорит мичман Гарин, испытательный стенд.

— Гарин? Отправь ко мне Маркова с накопителем перед тем, как он уйдет на обед. — Это был Добрынин.

Гарин осмотрелся… Накопителя тоже не было.

— Товарищ лейтенант…. — Начал он. — Маркова здесь нет, и накопитель тоже исчез. Должно быть, он забрал его с собой. — Он терпеть не мог кого-то закладывать, но это нужно было сказать. — Его здесь не было, когда я пришел сменить его.

— Нет? Да я его в кипятке сварю!… Где он, это же никуда… Ладно, забудь. Просто завершай процедуру отключения. Я буду через несколько минут. Найду его — в унитазе утоплю!

— И еще… — Гарин стиснул зубы и сказал. — Кресла пропали. Оба. — Он ощутил себя полным дураком, но что еще он мог сказать?

— Кресла пропали?

Кресла пропали, накопитель пропал, куртки Гарина тоже не было на вешалке у стены, изчезли книги и журналы и даже кружка Маркова с чаем. Марков пропал без вести, и это был последний раз, когда его видел кто-либо на Земле.

Доктор Золкин был первым старшим офицером, появившемся на месте происшествия вслед за двоими матросами и старшиной второй статьи. Около люка собрались еще три или четыре матроса, которых он быстро отогнал прочь. Заглянув внутрь, он увидел, что еще несколько матросов пытаются поднять с койки тело и быстро вошел, закрыв за собой люк.

— Оставьте его, пожалуйста, — сказал он, шагнув в сторону койки и присматриваясь к телу. С одного взгляда ему стало все понятно. Он приоткрыл веко, отметил темную борозду на шее, проверил пульс и обратил внимание на пятно на штанах в районе паха. Это был матрос Волошин, обратившийся к нему несколько недель назад с жалобой на преследующие его кошмары, в котором прямо на него пикировал японский самолет. Золкин прописал ему усиленное питание и отдых, а также выдал пару таблеток аспирина вместе с легким успокоительным, отправив в пустую каюту на офицерской палубе, где было тихо и спокойно. Это случилось несколько недель назад, но теперь Волошин вернулся обратно. Дневальный проводил уборку кубрика и обнаружил Волошина повешенным на металлической балке у стены. Он был уже холодным.

— Когда вы его нашли?

— Десять минут назад. Он был там, — старшина указал на балку и Золкин тяжело кивнул.

— Понятно. Принесите носилки и доставьте тело в лазарет. Я должен буду произвести вскрытие.

— Есть.

— И, я думаю, будет лучше, если вы не станете распространяться об этом, — предостерег доктор. — Мы проделали долгий путь за последнее время, все на пределе.

— Дело не только в этом, товарищ капитан второго ранга.

— Да?

— Волошин получил плохие известия.

— Какие?

— О его жене, товарищ капитан. Он позвонил домой, но никто не ответил. Во второй раз трубку поднял какой-то мужчина. Он спросил о ней, но тот ответил, что не знает ее.

— Понятно… — Сказал Золкин, поднимая медицинскую сумку. — Думаете, Волошин решил, что жена ушла от него к этому человеку?

Двое matros заметно поежились, а старшина продолжил:

— Дело не в этом, товарищ капитан. Волошин отправил семью во Владивосток за две недели то того, как мы вышли из Североморска. У них была квартира, прямо здесь, в Ленинском районе. Мы пошли туда с ним вечером, но…

— Но что?

— Там ничего не было, товарищ капитан. Квартира должна была быть в доме номер двадцать, но нумерация была неправильной. Были дома девятнадцать, двадцать один и двадцать три.

— Вы уверены, что искали на правильной стороне улицы?

— Разумеется, товарищ капитан. Но такого дома не было, нигде на улице. Ничего не понимаю. Мы проверили адрес по номеру телефона, и он оказался на другом конце города, Партизанский проспект 20. Однако нам нужно было здание на улице Невельского. Его это очень расстроило, товарищ капитан.

— Могу себе представить.

Золкину хотелось бы думать, что они просто ошиблись адресом. В конце концов, Волошин только что перебрался в новый город, за много тысяч километров от холодного северного Североморска. Было легко заблудиться в лабиринте незнакомых улиц и строений. Однако чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что дело было не в том, что он забыл свой новый адрес, а в том, что он утратил надежду на то, чтобы начать здесь новую жизнь.

— Понятно. Я разберусь. Убедитесь, что его доставят в лазарет немедленно. — Он подошел к бельевому шкафу, достал оттуда чистую простынь и накрыл Волошина, соблюдая некую торжественность. Он потянулся за медицинской сумкой, когда в проходе появился высокий офицер в сером пальто с серебряными пуговицами и полосами капитана на рукавах. Человек быстро осмотрелся и остановил взгляд на докторе, понимая, что тот был старшим по званию из присутствующих.

— Что случилось?

Золкин окинул его взглядом. Он не знал этого человека, и потому представился формально:

— Капитан второго ранга Золкин, начальник медицинской части корабля.

— Этот человек болен?

— Прошу прощения, с кем я говорю?

Человек показался раздраженным, его глаза сузились, а на лице появилось надменное выражение.

— Волков, — сухо сказал он. — Капитан Волков, разведка ВМФ.

— В таком случае, я капитан Золкин, — доктор улыбнулся, протягивая ему руку, которую Волков пожал без особого тепла. — Пойдемте, — сказал Золкин. — Теперь, когда мы, капитаны, представились друг другу, лучше будет поговорить в моем кабинете. У этих людей своя работа. Пройдемте, капитан Волков? — Он указал на открытую дверь. Волков нахмурился, но вышел.