– Я надеялся, что и другой внук Белы, Мартин, присоединится к нам. Но, как всем вам, я полагаю, известно, его сегодня убили.
Пять пар глаз впились в Адриана, тот покраснел и снова уставился в пол.
– Кроме того, среди нас находятся Хэмфри Биффен и его супруга леди Элен, мои с Белой давние друзья и коллеги. Здесь также и зять их, Саймон Хескет-Харви. Так уж случилось, что Саймон работает в одном с сэром Дэвидом учреждении.
– По крайней мере, работал до сегодняшних шести вечера, – пророкотал сэр Дэвид. – Я из вашей задницы посудную сушку сделаю, Хескет-Харви.
– Но, разумеется, Саймон и мистер Листер – не единственные, кто служит вам, не так ли, сэр Дэвид? Думаю, я не ошибусь, сказав, что присутствующий здесь юный мистер Хили в последние два года, это самое малое, также получает от вас стипендию.
Адриан закрыл глаза и попытался сосредоточиться на Моцарте.
– Однако по порядку. Два года назад Сабо, в ту пору еще благонравный венгерский ученый, прибыл в Зальцбург на конференцию. Здесь он спрятал документы, касающиеся его машины, «Мендакса». И нельзя сказать, чтобы он поторопился. Через полгода после его возвращения в Будапешт венгерские власти проведали о работе Сабо и потребовали показать им результаты. Ваше ведомство, Дэвид, также прослышало о «Мендаксе» и твердо постановило, что Британия должна во что бы то ни стало завладеть столь интригующим устройством – хотя бы ради того, чтобы произвести впечатление на ваших американских confreres[156]. Следует помнить, что мир тогда только-только узнал правду о бедном старом Энтони Бланте[157], и я уверен, вашу Службу должно было охватить неодолимое желание заполучить столь замечательный трофей, дабы сложить оный к стопам тех, кто вас превосходит. Вы полагали, что если Сабо попытается как-то избавиться от «Мендакса", то я, самый давний его друг за пределами Венгрии, так или иначе окажусь причастным к этому.
– Что и произошло, давняя любовь моя.
– Верно, в прошлом году я получил от Сабо письмо. Он высказал пожелание, чтобы я забрал документы, спрятанные им в Зальцбурге. Попросил прибыть седьмого июля, в два часа дня, в дом Моцарта, где у диорамы, изображающей сцену ужина из «Дон Жуана», меня будет ждать связной. Не сомневаюсь, что вы, сэр Дэвид, это письмо перехватили. И правильно сделали, я не жалуюсь.
– Ах, как бы я дьявольски расстроился, если бы вы начали жаловаться.
– Изящно сформулировано. Итак, что же произошло дальше? На это свидание вместе со мной пришел Адриан, глаза и уши сэра Дэвида Пирси. В доме Моцарта я должен был встретиться с другом Сабо, Иштваном Молтаи, скрипачом, официально прибывшим в Зальцбург на фестиваль. Пока все прекрасно.
– Пока все очевидно.
– Что ж, а теперь перейдем к вещам, возможно, менее очевидным.
Адриан никак не мог уяснить, почему эта встреча превращается в публичный диалог между Дональдом и дядей Дэвидом.
– Я хотел бы знать, сэр Дэвид, приходилось ли вам когда-либо слышать о третьем законе Уолтона?
– Сколько ни тряси, последняя всегда в трусы?
– Не совсем так. В военное время этот закон лег в основу принятого Секретной службой правила. Если назначается встреча и время ее дается в двенадцатичасовом формате, это означает, что встреча должна состояться на тридцать минут раньше указанного времени. То, что Адриан, я полагаю, назвал бы профессиональным ходом. Соответственно, Молтаи встретился со мной не в два часа обговоренного дня, а в час двадцать семь. На этой встрече он сказал мне, где находятся касающиеся «Мендакса» документы. Я должен был забрать их здесь, в «Золотом олене», у портье. Через несколько секунд после того, как он поделился со мной этими сведениями, некто, пребывавший, как мне приходится предположить, в блаженном неведении относительно третьего закона Уолтона, перерезал Молтаи горло. Еще через несколько дней ваш человек, Листер, действуя, не сомневаюсь, на основе информации, полученной от Адриана, предпринял на стоянке одного из автобанов Западной Германии довольно безвкусную попытку избавить меня от этих бумаг.
Сэр Дэвид откинулся на спинку кресла и оглянулся на Листера, все так же стоявшего у двери.
– Вы были безвкусны, Листер? С прискорбием слышу об этом. Когда все закончится, зайдете ко мне.
– Безвкусен и безуспешен. Я оставил бумаги здесь. Я прекрасно знал, что доверять Адриану нельзя. Потому-то я и старался, чтобы он постоянно находился рядом со мной. Кажется, дон Корле-оне держал друзей поближе к себе, а врагов еще ближе? Почему же и дону Трефузису было не поступить подобным же образом?
Адриан, вознамерясь высказаться, открыл рот, но передумал.
– Технические данные по «Мендаксу» были надежно заперты в сейфе отеля. Однако Сабо построил еще и работающую машину, которую разделил на две части, доверив их своим внукам, Штефану и Мартину. Штефан сумел провезти свою половину через границу в радиоприемнике, принадлежащем другому члену его шахматной делегации, и две недели назад передал ее мне в одной из мужских уборных Кембриджа. Мартину предстояло отдать мне вторую половину сегодня в полдень, в отеле «Австрийский двор», однако ему перерезали горло еще до того, как он успел это сделать. Похоже, на сей раз убийца сообразил, как работает третий закон Уолтона. Такова, мои дорогие, краткая история попытки Сабо передать мне «Мен-дакс». Есть у кого-нибудь вопросы?
– Если бы вы оставили все дело нам, Тре-кля-тый-фузис, этой омерзительной бойни можно было бы избежать, – сказал сэр Дэвид.
– Не уверен. Проблема, которая меня весьма и весьма занимает, состоит в убийстве Молтаи. Он был безобидным музыкантом, доставившим мне весточку от друга. У нас нет ни причин воображать, будто он знал что-то о «Мендаксе», ни оснований предполагать, что он представлял собой угрозу для кого бы то ни было. В наши дни венгры не проявляют особой жестокости в подобных делах – в отличие от восточных немцев и англичан. Какой разумной цели могла послужить смерть Молтаи? Этот вопрос представляется мне далеко не тривиальным.
Трефузис закурил сигарету и подождал, пока слушатели окончательно усвоят суть заданного им вопроса. Адриан уже покончил с осмотром пола и занялся теперь потолком. Он старался уверить себя, что находится в тысяче миль отсюда.
– Хорошо, к «почему» мы вернемся попозже, – сказал Трефузис. – «Кто» также не лишено интереса. Случилось так, что я видел убийцу. Необычайно толстого мужчину с маленькой головой и жидкими волосами.
– Да что за разница? – спросил Пирси. – Какой-нибудь дурацкий виртуоз ножа из венгров.
– Я так не думаю, мой Дэвид.
Сэр Дэвид сцепил на затылке ладони.
– Дональд, послушайте меня. Если вы заставите ваш замечательный мозг потрудиться, то после должного переучета фактов, их сложения, вычитания, увязывания, подшивки и сметывания поймете, что счет составляет полтора к половине в вашу пользу. В вашем распоряжении техническая макулатура и половинка машины, которую ваш присутствующий здесь шахматный друг Кастор отдал вам в кембриджском сортире. А это главный трофей, дорогуша. Другая половинка, которую зацапали венгры, ни хрена не стоит без машинописных листков, которые вы столь сноровисто держали прижатыми к вашей впалой груди. Вы лидер в этой игре. Отдайте нам, как послушный мальчик, вашу добычу – и можете ожидать, что обратной почтой вам доставят рыцарское звание. А нет, так выбросьте ее на открытый рынок и станьте миллионером. Но хватит, на хрен, морочить нам головы. Мы люди занятые. Вы все поняли?
– Позвольте, а почему же вы решили, что у меня только одна половинка «Мендакса»?
– Донни, дорогой, вы только сию минуту сказали, что виртуоз ножа добрался до Поллукса раньше вас, не правда ли? Я так понял, что он убил беднягу не одного развлечения ради – и не для того, чтобы огорчить вас, юный Штефан.
– Нет, что до этого, тут вы правы. – Трефузис взял со стола пузырек и отвинтил его крышку. – Подкладка Мартиновой куртки была вспорота. Вынужден предположить, что у него забрали нечто.