— Виноват, — охнул Егор, торопливо выкидывая стреляные гильзы в боковой люк и опасливо косясь на казенник — бояться пушки он так и не перестал, опасаясь, что ему или пальцы затвором отрежет, или откатом зашибет. — Больше не повторится! Четвертый пихать?

— Нет, можем своих побить. Разберись пока, почему мой автомат заклинило.

Снова приникнув к налобнику, Степан оглядел поле боя. Выгрузившиеся под прикрытием двух пулеметов — одного на мотоцикле, другого на бэтэре, — партизаны рассредоточились и залегли, перестреливаясь с ошарашенными внезапным нападением саперами, отступающими к опушке. Собственно, не столько перестреливаясь, сколько выбивая замешкавшихся — оружия при себе почти ни у кого не было. Вперед бойцы пока не лезли, дожидаясь третьего выстрела танковой пушки — этот момент старлей заранее обговорил с их командиром. Ну, и на что потратить последний снаряд? Наверное, вон на ту кучу нарубленных в лесу стволов, за которой укрылись несколько гитлеровцев, успевших добраться до карабинов и открывших ответный огонь. Даже если и не попадет, фрицам все равно мало не покажется, танковая осколочно-фугасная граната — штука серьезная.

Выстрел!

Взрыв разметал так и не использованные по прямому назначению стройматериалы вместе с телами фашистов — только курящаяся сизым дымом неглубокая воронка и осталась. Не дожидаясь дополнительного приказа, Гускин тронул танк с места, подворачивая и направляя боевую машину к съезду на луговину. Загребающая назад гусеница захватила руку убитого снайпером сапера, рывком дернула тело к каткам. Завершив поворот, танк двинулся вперед, едва заметное качнувшись на просевшем под многотонным весом препятствии. Неприятно хрустнуло, лопнувшая окровавленная шинель намоталась на ведущее колесо, траки вмяли искореженный карабин в неподатливую февральскую землю.

Спустя полминуты «четверка» скатилась вниз, ведя огонь из обоих пулеметов, и курсового, и спаренного. Несколько партизан пристроились позади, укрываясь за кормовой броней, остальные тоже двинулись вперед, перемещаясь короткими перебежками. Осназовец без опаски вел машину вперед — наличия противотанковых средств у противника не предполагалось. Собственно, на этом короткий бой можно было считать законченным — последние уцелевшие фрицы неорганизованно драпали к лесу, один за другим падая под ударами партизанских пуль. Серьезное сопротивление оказала лишь небольшая, человек в пять, группа, первой добравшаяся до опушки: спрятавшись за деревьями, фашисты открыли прицельный огонь, застрелив нескольких бойцов. Партизаны залегли; танк же продолжил движение, собираясь разобраться с особо непонятливыми «пионерами».

Перебравшийся на командирское место Степан наблюдал за боем сквозь триплексы башенки, потому и заметил неожиданно бросившегося к бронемашине здоровенного немца с каким-то темно-серым плоским ящиком в руках, который он держал за проволочную ручку сверху. Что это такое, морпех понятия не имел, но отчего-то сразу понял, что добраться до танка фриц не должен ни в коем случае. Поскольку, если добежит, ничего хорошего им не светит — с чем-то неопасным с таким лицом по полю боя не бегают. Может, это какая-то противотанковая мина, может, подрывной саперный заряд[17], но их «четверке» этой коробки однозначно хватит с головой…

Время, как уже бывало до того, словно бы замедлилось, лишь голова работала с прежней скоростью, продолжая бесстрастно анализировать происходящее: бежать фрицу еще метров пятнадцать… никого из бойцов поблизости нет, или они его не видят… непонятный «ящик» он держит в левой руке, правой нащупывая… что именно нащупывая? Наверное, чеку детонатора или, скорее, зажигательной трубки с механическим воспламеняющим устройством, вроде бы торчит там что-то рядышком с ручкой для переноски. Если подберется метров на пять, сможет легко забросить на крышу МТО или башню, а то и просто запихнуть под гусеницу. Пару секунд понадобится, чтобы распахнуть люк, еще столько же — высунуться и прицелиться… что с автоматом — непонятно, значит, остается пистолет. И стрелять нужно наверняка, иначе успеет активировать эту хрень. Вроде все? Вперед, морпех!

Навалившись плечом, Степан распахнул лязгнувшую створку, рывком высовываясь из командирского люка. Вскинул «люгер», одновременно с прицеливанием выдавливая слабину спускового крючка. Выстрел, еще один. Получив пулю в корпус — вторая ушла в молоко, поскольку в этот миг продолжавший движение танк качнулся на попавшей под гусеницу кочке, — гитлеровец дернулся, сбиваясь с шага. Но пальцы правой руки уже нащупали искомое — кольцо чеки торчащей из корпуса зажигательной трубки.

«Походу, чуть-чуть не успеваю», — отстраненно подумал Алексеев, стреляя еще раз. Снова попал, на этот раз чуть ниже правой ключицы — рука обвисла плетью, выпустив чеку. — «А, нет, нормуль, успел».

В этот момент снова вмешался неведомый снайпер, запоздав лишь на какое-то мгновение: шинель на груди фашиста лопнула, выбросив алый фонтанчик. Тяжелый удар развернул сапера вокруг оси, бросая на землю. И тут же на опушке загрохотали короткие, экономные очереди, звук которых оказался до боли знакомым — работали советские ППШ, и старлей, кажется, догадывался, что за союзники у них внезапно объявились. Над ухом пропела шальная пуля, и он поспешил укрыться под броней, поскольку не могло быть ничего более глупого, нежели погибнуть от случайного выстрела тогда, когда бой уже выигран…

— Левчук, ты как нас нашел? Вы же вроде бы у моста должны были ждать? По крайней мере, товарищ капитан госбезопасности мне именно так сообщил.

Старшина широко улыбнулся, на секунду став похожим на объевшегося халявной сметаны деревенского кота:

— А у меня учитель был хороший. Я давеча так товарищу капитану третьего ранга и сказал — разрешите, мол, действовать асимметрично, как товарищ старший лейтенант и учил. Он, понятно, подивился, что я такие мудреные словечки знаю, но спорить не стал и даже настаивал, чтобы я именно таким образом и воевал. Вот я и подумал, к чему всей группой на одном месте-то сидеть? Да и что там интересного, мост — и мост, с наблюдением и десантники товарища Науменкова справятся. Помните такого?

Степан кивнул, чему-то усмехнувшись: помню мол, продолжай.

— Выдвинулись вперед, пробежались вдоль шоссейки, посмотрели, что да как. А тут саперы кому-то артпозицию готовят. Вот я и смекнул, что один мой знакомый старший лейтенант ни за что за просто так мимо германской батареи не пройдет, обязательно напакостить попытается, или склад боеприпасов на воздух поднимет, или позицию к известной матери разгромит.

— Ну, и горазд же ты сказки сказывать! — не сдержавшись, рассмеялся Алексеев. — А серьезно?

— А серьезно, мы тех артиллеристов, что на дороге застряли, раньше вас заметили. Поскольку другого пути тут не имеется, отступили тихонечко, в лесу укрылись, в аккурат, напротив этих самых саперов. Я так подумал: ежели вы мимо тех пушкарей без боя проедете и шуметь не станете, мы вас чуть дальше перехватим. Там шоссе через небольшой овражек идет, быстро не проедешь, потому колонна всяко скорость сбросит, а мы как раз напрямки добежать успеем, тут недалеко, и полкилометра не будет. Ну, а ежели вы их побьете, то и саперов без внимания не оставите, поскольку могут всполошиться да своих предупредить, тех, что у моста окопались. Вот и ждали, начнется стрельба, или нет. А как началась, так и подмогли вам немного, особо Коля со своей винтовкой постарался — такого снайпера, как он, еще поискать, сами знаете. А заодно и мы с Никифором и Ванькой немного постреляли. Так что, командир, правильно Левчук все просчитал, вы ж так и собирались действовать?

— Да ты стратег, Семен Ильич, серьезно говорю! — задумчиво хмыкнул морпех, подумав, что к подобному выводу пришел вовсе не он сам, а контрразведчик. А старшина, так получается, с легкостью сделал то же самое — в отличие, блин, от него самого! Ну, и кому у кого тут учиться-то нужно?