— Вполне возможно.
— Вы считаете, что Соню убил Гарсия? — пробурчал себе под нос Малмсли. — Бьюсь об заклад, что нет.
— Теперь выясним следующее, — сказал Аллейн, словно не замечая реплики Малмсли. — Я хочу установить, в каком порядке вы уходили из студии в пятницу днём. Насколько я понимаю, мисс Трой вместе с мисс Босток ушли из студии сразу после того, как натурщица приняла свою обычную позу. Все с этим согласны?
Возражений не последовало.
— Кто был следующим?
— К-кажется, я, — запинаясь, произнесла Филлида Ли. — И заодно я хотела сообщить вам, как Гарсия однажды сказал Соне такое…
— Большое спасибо, мисс Ли. Позже мы непременно к этому вернёмся. Сейчас же речь идёт о том, в какой очерёдности все вы покидали студию днём в пятницу. Значит, вы вышли следом за мисс Трой и мисс Босток?
— Да, — с недовольным видом кивнула мисс Ли.
— Хорошо. Вы в этом абсолютно уверены, мисс Ли?
— Да. Уверена хотя бы потому, что была совершенно измучена. Когда я работаю, я выкладываюсь полностью. Заканчиваю я абсолютно опустошённая. Порой я даже дышать забываю.
— Должно быть, вам это причиняет массу неудобств, — с серьёзным видом заметил Аллейн. — Может быть, тогда вы и вышли, чтобы подышать?
— Да. В том смысле, что я просто воспользовалась случаем, чтобы сбежать оттуда. Я просто сложила все свои кисти и улизнула. Мисс Трой и мисс Босток совсем чуть-чуть меня опередили.
— И вы направились прямиком к дому?
— Да. Кажется, да. Да, совершенно точно.
— Она не врёт, — громко провозгласил Уотт Хэчетт. — Я это точно знаю, потому что сам чапал прямо за ней. И я вас увидел, мэм, вот через это окно. Вон то окно, мистер Аллейн. Вы подошли к буфету и начали чего-то с аппетитом лопать.
— Я… Это я не помню, — дрогнувшим голосом произнесла заметно зардевшаяся мисс Ли. Взгляд, который она метнула на австралийца, был пропитан отнюдь не нежностью.
— Что ж, — произнёс Аллейн. — Остаются мисс Сиклифф, господа Ормерин, Пилгрим, Малмсли, Гарсия и натурщица. Кто последовал за мистером Хэчеттом?
— Мы все — кроме Гарсии и Сони, — ответила Вальма Сиклифф. — Соня ещё не оделась. Я прошла в чулан, чтобы помыть кисти под краном. Ормерин, Малмсли и Бейсил тут же зашли следом за мной.
Она выговаривала все слова с едва уловимой запинкой, последнее слово фразы произнося уже на вдохе. Все, что делала эта молодая особа, решил Аллейн, было результатом особо тщательно завуалированной преднамеренности. Сейчас, например, ей почти удалось создать у всех впечатление, что мужчины гурьбой преследовали её по пятам, куда бы она ни направлялась.
— Они мне мешали, — продолжила Вальма, — и я попросила их выйти. Потом, домыв кисти, я отправилась в дом.
— По-моему, Гарсия тоже заходил в чулан, — заметил Ормерин.
— О, да, — как ни в чём не бывало согласилась Сиклифф. — Стоило вам выйти, он мигом туда прискакал. Чего ещё ждать от Гарсии? Соня следила за ним через открытую дверь — вне себя от злости, как и следовало ожидать. — Сиклифф ненадолго приумолкла, словно наслаждаясь произведённым впечатлением. Затем посмотрела на Аллейна из-под полуприщуренных ресниц. — Я пошла к дому вместе с тремя молодыми людьми.
— Совершенно верно, — кивнул Ормерин.
— А в студии остались Гарсия и натурщица? — спросил Аллейн.
— Наверное.
— Да, — твёрдо сказал Пилгрим.
Аллейн внимательно посмотрел на Вальму Сиклифф.
— Вы сказали, мисс Сиклифф, что натурщица была вне себя от злости. А почему?
— Да потому, что Гарсия начал приставать ко мне прямо в чулане. Ерунда. С ним всегда так.
— Понимаю, — вежливо произнёс Аллейн. — Теперь, прошу внимания. Кто-нибудь из вас возвращался в студию, прежде чем уехать в Лондон.
— Да, я заходил туда, — признался Ормерин.
— В котором часу?
— Сразу после обеда. Я хотел ещё раз взглянуть на свою работу. Откровенно говоря, она меня очень заботила. Все шло как-то наперекосяк. Натурщица… — Он вдруг осёкся.
— Что — натурщица?
— Она буквально ни секунды не могла улежать в одной позе. Это был какой-то ужас! Настоящий кошмар! Мне кажется, она это делала нарочно.
— Её уже нет в живых, — театрально вздохнула Филлида Ли. — Бедная Сонечка!
— Избавьте нас от всяких nil nisi[9], Бога ради! — взмолился Малмсли.
— Все согласны, что натурщица держалась беспокойно? — спросил Аллейн.
— Ещё бы! — фыркнул Уотт Хэчетт. — Мегера, динковая мегера! Вбила себе в голову, что она пупиха, то есть — пупица Земли. Жуткая нахалюга — вечно подкалывала меня по поводу Асси.
— «Асси»! — простонал Малмсли. — Асси, Тасси, папуасси. Умоляю, пожалейте наши уши — не режьте их своим дурацким динго-динковым жаргоном.
— Слушайте, мистер Малмсли! Уж лучше мне говорить на своём родном австралийском наречии, чем гнусавить, как будто у меня в носу чирей. Асси вполне меня устраивает. А вот, появись вы на нашем пляже с этим полуизжеванным куском дерьма, торчащим из вашей косматой чавки, народ бы кинулся обзванивать все зоопарки, не сбежал ли кто оттуда.
— Хэчетт! — окрик Трой прозвучал, как удар хлыста. — Немедленно уймитесь!
— Буу зде, мисс Трой, — осклабился австралиец.
— У меня создаётся впечатление, — улыбнулся Аллейн, глядя на него, — что вы не совсем ладили с натурщицей. Это так?
— Кто — я? Динк… Ещё бы! Мне, конечно, жаль, что беднягу замочили. Хотя у меня от неё в жо… одном месте свербило. Она все время так елозила, что я даже как-то раз спросил, не блохи ли у неё в заднице. Ох, и раскудахталась же эта лахудра!
Хэчетт оглушительно заржал, запрокинув голову. Малмсли вздрогнул и молитвенно закатил глаза.
— Благодарю вас, мистер Хэчетт, — жёстко произнёс Аллейн. — Следующий вопрос. Были ли у кого-либо из вас ссоры с натурщицей? Я имею в виду не только настоящие ссоры, но и перебранки, обиды — всё, что угодно.
Он обвёл глазами присутствующих. Все как-то странно затихли. В воздухе отчётливо ощущалось напряжение. Алейн ждал. После почти минутного молчания первой заговорила Кэтти Босток.
— Что ж, говоря по правде, таких сцен было даже слишком много — хоть пруд пруди.
— Вы и сами их не избежали, Босток, — ухмыльнулся Малмсли.
— Да, это верно.
— А в чём было дело, мисс Босток? — поинтересовался Аллейн.
— Да все в том же. Она без конца дёргалась и крутилась. Я работаю — вернее, работала над крупной картиной. Хотела закончить её, чтобы успеть к групповой выставке. Она открылась как раз в прошлую пятницу. Соня должна была позировать для меня индивидуально — отдельно от всего класса. Но в неё как будто бес вселился — то дёргалась, то вообще вставала и уходила. Без конца ныла и жаловалась. Словом, довела меня до белого каления. Ясное дело — картину я так и не закончила. Запорола.
— Это случайно не картина с изображением гимнастки на трапеции?
Кэтти Босток насупилась.
— Терпеть не могу, когда разглядывают мои незавершённые работы, — процедила она.
— Прошу прощения; крайнее свинство с моей стороны, я согласен, — поспешно извинился Аллейн. — К сожалению, по роду службы, приходится повсюду совать свой нос.
— Наверное, да, — нехотя согласилась Босток. — Впрочем, — нервно засмеялась она, — после случившегося мне уже вряд ли суждено закончить эту работу.
— Да вы ведь, кажется, в любом случае не собирались её заканчивать, — вмешалась Филлида Ли. — Я своими ушами слышала, как вы заявили Соне, что на дух её не переносите, и что она может катиться ко всем чертям.
— Что за ерунда! — взвилась Кэтти Босток. — Вас ведь и близко не было, когда Соня позировала мне.
— А в четверг днём я случайно заглянула в студию. Я только всунула нос в дверь, но вы с Соней так жутко кричали друг на друга, что я поспешила убраться восвояси.
— Нечего было слоняться и подслушивать, — сказала Кэтти заметно охрипшим голосом. Её широкое лицо стало почти пунцовым, брови насупились.
9
От латинского «De mortius nil nisi bene» — Об усопших ничего, кроме хорошего