— Но как он может знать, что это именно мы?

Мэт пожал плечами, а Балкис сказала:

— Он понимает, что все ближе к нему те, чье волшебство по силе способно сравниться с его собственным. А кто же еще это может быть, как не мы?

— Верно, — согласился Мэт и восхищенно посмотрел на девушку-подростка. — Хотя, если честно, я не уверен, что ему известно о тебе.

Балкис с тревогой глянула на него.

— Только не думай, что я способна делать более того, что умею!

— Никто из нас так не думает, — успокоила ее Лакшми. — Хотя твое преображение стало и для меня сюрпризом. Но я поняла, что хотел сказать Мэтью: порой даже с помощью самого скромного волшебства можно выиграть сражение, если это волшебство придется ко времени и к месту, а враг ничего не знает о нем.

Балкис заверения джинны, однако, не успокоили. Хорошо еще, что шерсть у нее не могла встать дыбом — ведь сейчас она была девушкой.

Когда они снова взлетели в небо и помчались над горными вершинами, Лакшми призналась:

— Не такой судьбы ожидала я в браке. Я думала, что меня ждут радости и восторги, счастье материнства, а теперь...

— Я тебя хорошо понимаю, — вздохнул Мэт. — Ведь всякий, у кого есть жена и дети, делает их, можно сказать, заложниками Фортуны.

Балкис резко взглянула на него.

— Так, значит, дети там? У Фортуны?

— А-а-а... Нет, не в буквальном смысле, конечно. Во-первых, это метафора. Как бы сказать попроще... ну, когда свойства чего-то одного приписываются другому. Во-вторых, это персонификация — то есть, говоря о Фортуне, я как бы считаю ее не абстрактным понятием, а человеком, и...

— Чушь! — возмущенно буркнула Лакшми. — Если так, то Фортуна и в самом деле может быть живой, а не каким-то там образом! Разве не она правит нашей жизнью? По крайней мере наша судьба в ее руках. Да, давайте-ка разыщем ее! — Джинна крикнула:

— Марудин! Летим в другую сторону! За мной!

— Не воспринимай все так буквально! — запротестовал Мэт. — «Фортуна» — это абстракция, а не человек!

— Не в этом мире, — бросила на лету Лакшми. — Надо ее разыскать. Супруг мой, помоги же мне! — воскликнула она.

Затем Лакшми завертелась, подобно смерчу, и запела по-арабски. Голос ее звучал все громче и пронзительнее. Где-то рядом звучал голос Марудина. Джинн подпевал супруге.

— Да погодите же вы! — надрывался Мэт. — Это ведь было всего лишь образное выражение, я только... — Он умолк, борясь с тошнотой.

Супруги-джинны продолжали распевать, а Балкис и Мэта нещадно вертело в воздухе. Разглядеть что-либо отчетливо в воронке разноцветного торнадо было невозможно. Балкис, вернувшаяся в кошачье обличье, выла и царапалась. Мэт радовался хотя бы тому, что на этот раз додумался обмотать руку подолом балахона. Смерч завивался все быстрее, и все мысли Мэта сосредоточились на том, чтобы удержать в желудке последнюю трапезу. Воронка смерча взлетала все выше... и выше...

...А потом вдруг совершенно неожиданно исчезла. Мир обрел равновесие. Мэту показалось, будто кто-то сжалился над ним и выключил мотор карусели. Мало-помалу успокоился его желудок.

Хотя голова у Мэта еще немного кружилась, по привычке и из осторожности он огляделся по сторонам. Прямо перед собой он увидел серую гладкую, плавно изгибающуюся стену. Затем, повернувшись, он разглядел сталактиты и сталагмиты, иные из них соединялись и образовывали колонны. Всякие сомнения исчезли. Он находился в пещере.

А потом он услыхал пение.

— Думаю, ты можешь меня отпустить, — шепнул Мэт Лакшми.

— А ты сможешь стоять? — заботливо осведомилась джинна.

— Выяснить это можно единственным способом.

Лакшми опустила Мэта на пол пещеры, уменьшилась до размеров обычной женщины. Следом за Мэтом на пол спрыгнула Лакшми, сделала несколько робких шагов и более или менее уверенно устремилась между пещерными колоннами в ту сторону, откуда лился свет, рассеиваемый кристаллами. Мэт шагнул было за ней, но покачнулся. Лакшми подхватила его под локоть, кто-то еще — под другой локоть. Мэт с изумлением увидел рядом и принца Марудина. Тот ободряюще улыбался ему. Мэт вымученно улыбнулся в ответ, сделал еще один шаг. Немного погодя он уже смог идти без помощи джиннов.

Стараясь ступать как можно тише, все трое шли в ту сторону, откуда лился свет и доносилось пение.

Чье-то красивое контральто выводило минорную мелодию, время от времени меняя тональность. Слушать это пение было довольно интересно, хотя и звучало оно непривычно. Мэт напомнил себе о различиях в ладотонических системах разных народов и, ступая на цыпочках, обошел сглаженный угол и застыл на месте в изумлении.

Перед его глазами предстал просторный зал — метров тридцать на шестьдесят. Немолодая женщина со светлыми пышными кудряшками подошла к стене, на которой было укреплено множество вращающихся дисков. С полдюжины дисков женщина остановила, затем запустила снова. Затем женщина отступила на пару шагов и обозрела стену. Дисков было огромное количество, и разглядеть на них какие-либо значки не представлялось возможным. Женщина довольно кивнула, взяла заостренную палочку и прицелилась. На вид женщине было лет пятьдесят, она была довольно полная, с двойным подбородком. Косметики у нее на лице было, пожалуй, многовато. Щеки женщины были сильно нарумянены, а ресницы явно фальшивые, наклеенные. Ее курчавые волосы отличались такой яркой желтизной, что скорее всего были крашеными, да и кудряшки, судя по всему, были ненатуральными, а созданными с помощью папильоток и горячих щипцов для завивки. Одета женщина была в тунику, скроенную на греко-римский лад. Пела она иногда фальшиво, порой без слов. Время от времени ее пение очаровывало своей искренностью, в нем ощущалась дивная поэтичность, а порой — полная пустота.

Женщина бросила дротик. Он вонзился в один из вращающихся дисков с таким резким звуком, что можно было не сомневаться — цель поражена. Женщина радостно вскрикнула, захлопала в ладоши, взяла другой дротик и приготовилась к новому броску.

— Она ли это? — недоверчиво прошептала Лакшми.

— Она, — решительно кивнул Мэт. — Фортуна уже не та, какой была когда-то, вот и все.