Монетка на ладони джинны сверкнула на солнце... и исчезла. А в следующую секунду на вытянутую руку Лакшми лег отрез тонкой темной ткани. За тканью последовал небольшой флакончик с какой-то темной жидкостью, маленький белый лоскуток и, наконец, витой шнурок.
Мэт вытаращил глаза от изумления, встряхнулся.
— З-знаешь, что... — озадаченно промямлил он, — это же просто фантастическая система совершения покупок.
— Вот-вот, — кивнула Лакшми. — Эти вещи исчезли с базарного лотка, а вместо них там очутилась твоя монетка. — Придирчиво рассмотрев покупки, джинна добавила:
— Купец остался в выигрыше.
— Не спорю, — согласился с ней Мэт. Приподняв краешек коричневой ткани, он увидел под ней легкую хлопковую рубаху цвета слоновой кости и, не мешкая, натянул ее. — А что в бутылочке?
— Сок грецкого ореха, — сообщила Лакшми. — Чтобы окрасить твое лицо и руки.
Мэт вздохнул. Ему припомнились годы учебы в университете в то время, когда он подвизался на подмостках студенческого театра.
А пятнадцать минут спустя на дорогу вышел мужчина, одетый по-арабски, и затесался в толпу людей, идущих в Багдад. Слева от него катилась повозка, справа шагал какой-то странник. Рядом с мужчиной появилась женщина в темной парандже — вероятно, это была его супруга. Ее глаза с длинными ресницами зорко посматривали по сторонам. Лакшми прошептала из-под паранджи:
— Возмутительно! И как только ваши смертные женщины позволяют так над собой издеваться!
— Начнем с того, что это не наши женщины. Мы, европейцы, предпочитаем видеть лица друг друга, но боюсь, у здешних женщин выбора почти нет. Волшебством они в отличие от тебя не владеют, а этот мир очень жесток.
Лакшми сощурилась.
— Пожалуй, надо бы с этим покончить.
— Не имею ничего против, — кивнул Мэт. — Но займись этим после того, как мы разыщем и вернем твоих детей и мужа. Пока же давай войдем в город и посмотрим, нет ли там их следов.
Стражники у городских ворот за проход в Багдад брали мзду. На счастье, у Мэта еще остались монеты, которые он магическим путем изготовил в Индии, и ему не пришлось расплачиваться со стражниками меровенсскими деньгами. Как только Мэт оказался в городе, он мгновенно забыл обо всем и даже о своем главном деле. Он глазел по сторонам, очарованный видом стройных минаретов и изящного дворца вдалеке, роскошных садов.
— Багдад! — вырвалось у него. — Город «Тысячи и одной ночи», Гаруна аль-Рашида, Омара Хайяма и Хаджи!
— Город грязи и греха, — наморщив нос, выразила свое мнение Лакшми. — Никогда не перестану дивиться тому, почему смертные так обожают жить огромными толпами в городах, под крышами домов, когда могли бы жить на свободе, под открытым небом, в пустыне!
— Понимаешь, ведь надо зарабатывать на жизнь, чтобы чем-то питаться, к примеру, — отозвался Мэт. — Ну и еще дело в том, что надо чем-то заниматься в свободное время.
Лакшми огляделась по сторонам. Ей явно было очень не по себе.
— И как же поймем, здесь ли держат в плену Марудина? Откуда начнем поиски?
— А вон неплохое местечко. — Мэт остановился и кивком указал в дальний конец улицы, по которой они шагали. Там расположился небольшой дворик с колодцем, возле которого собралось несколько женщин. Они болтали и смеялись. — Подойди к этим женщинам, вступи в разговор и постарайся, чтобы речь зашла обо всяких магических штуках типа ламп и бутылок.
— Я? — изумилась Лакшми. — А почему не ты?
— Я не член этого клуба, — объяснил Мэт. — Полом не вышел. Нет, я, конечно, мог бы подойти, но женщины тут же разошлись бы. В этих краях женщины не разговаривают с незнакомыми мужчинами.
— Между прочим, было бы совсем неплохо, чтобы такое правило было принято везде, — поджав губы, выговорила Лакшми, недовольно фыркнула и протянула руку. — Еще монетку!
Мэт молча подал ей монету, напомнив себе о том, что путешествие по воздуху с помощью джинны обошлось ему баснословно дешево.
Лакшми уставилась на монетку, побормотала, сделала несколько пассов. Монетка сверкнула и исчезла, а в следующее мгновение в руке Лакшми оказался кувшин для воды.
— Постараюсь узнать все, что смогу, — кивнула она и направилась к колодцу.
Мэт проводил ее взглядом и невольно залюбовался плавностью ее походки и красотой фигуры, которую не могла скрыть даже паранджа. А еще он завидовал легкости, с которой Лакшми использовала волшебство для самых тривиальных целей. Стоило бы то же самое сделать ему, как по всему городу сработала бы магическая «сигнализация», и ее трезвон услышали бы все колдуны и жрецы Аримана. А вот Лакшми сама была волшебным созданием, и для нее волшебство было настолько же естественным, насколько для Мэта ходьба. Колдуны могли бы обратить внимание на то, что где-то в округе болтается кто-то из джиннов, но не более того. Но скорее всего они бы даже этого не поняли, а решили что колдует кто-то из коллег.
Мэт, не торопясь, пошел по улице мимо лотков и циновок, на которых восседали факиры. Как ни странно, глядя на них, он вспоминал Нью-Йорк, хотя ни у кого из этих ребят в руках молниеносно не мелькали карты. Он щупал тонкие ткани, поглаживал циновки, нюхал фрукты, при этом не отвечал на шуточки торговцев — пока он предпочитал помалкивать и осваивать местный диалект.
Вскоре Мэт оказался около того лотка, где Лакшми произвела магическую покупку. Лоток Мэт признал по монетке, которая лежала между двумя свернутыми в рулоны паранджами. На всякий случай Мэт купил одну из этих паранджей — только для того, чтобы привлечь внимание торговца к тому, что кое-что из его товаров исчезло. Торговец сначала ругался, но, увидев серебряную монету, расплылся в довольной улыбке.
Набросив паранджу на плечи на манер накидки, Мэт пошел дальше вдоль лотков, искренне радуясь тому, что может насладиться редкими моментами отдыха. Он понимал, что торговцы здесь трудятся на ниве коммерции, а сам себе он казался туристом-отпускником. Он остановился у лотка с резными изделиями... и застыл на месте.