— Хватит!

Мэт этому только обрадовался. Он отступил и опустил меч. А Камано прыгнул вперед, пытаясь нанести ему колющий удар. Рыцари вскричали, бросились к нему и весьма услужливо упустили хозяйского сынка.

Удар юнца Мэт принял на лезвие меча, вывернул руку и резко дернул вниз. Меч Камано вонзился в пол, выбив при этом искры из каменной плиты, а Мэт снова выхватил кинжал и приставил его к горлу нахала.

— Они сказали: «хватит»!

Камано окаменел. Он не мигая смотрел на Мэта глазами, полными ненависти. Грудь его тяжело и часто вздымалась.

— Отпустите мальчика, сэр! — вскричал граф д'Аррете.

— С радостью, милорд.

Мэт отпрыгнул, но прихватил с собой меч Камано. Юнец вскрикнул, когда рукоятка выскочила из его пальцев. Мэт чуть было не пожалел задиру, но вовремя сдержался и подал меч Камано одному из рыцарей-стражников, после чего побыстрее упрятал в ножны собственный меч, дабы никто не смог его отобрать.

Но зрители, конечно, не успокоились. Все, кто сидел за хозяйским столом, возмущенно роптали, а граф д'Аррете крикнул:

— Так-то вы платите за гостеприимство, сэр? Разве вы не поняли, что мальчик просто хотел поиграть?

Поиграть? Что ж, может быть, для них все происходившее и вправду было забавой — до тех пор, покуда верх одерживал их отпрыск. Но вслух этого Мэт сказать, конечно же, не мог. Он сказал другое:

— Уверяю вас, мой господин, я и сам играл. Играл, а заодно показал юному рыцарю несколько полезных приемов.

Гости устремили взгляды на графа: прозвучало скрытое оскорбление. Граф покраснел.

— Мне очень жаль, если я вас обидел, — добавил Мэт и поклонился графу. — И раз так вышло, что я злоупотребил вашим гостеприимством, я вас немедленно покину. Благодарю вас за чудесный ужин, сэр.

Граф побледнел. Как ни любезны были слова, сказанные Мэтом, все присутствующие превосходно понимали, что уход Мэта — всего лишь желание угодить хозяевам, тем более что все видели: на самом-то деле оскорбили Мэта, и если и имело место нарушение законов гостеприимства, то оно произошло отнюдь не по вине Мэта, а совсем наоборот — по вине графа д'Аррете.

— Нет, сэр, останьтесь! — вскричал граф.

Мэт помедлил и обернулся.

— Правы вы или виноваты, я все равно не могу отпустить гостя из дому посреди ночи! Наверняка тут возникло всего лишь недопонимание, сэр Мэтью, а желания оскорбить не было.

— Несомненно, мой господин, — отвечал Мэт с поклоном, — надеюсь, вы и правда не думаете, что я намеревался нанести оскорбление. — Так оно и было. Он не прочь был унизить юного Камано, но оскорбить?.. Нет, он-то точно никого не хотел оскорблять. — А что касается юного сэра Камано, то молодость и вино всегда являли собой взрывчатую смесь.

Граф д'Аррете на миг замер, но тут же рассмеялся и захлопал в ладоши. Все его гости подхватили шутку и тоже зааплодировали. Напряжение было снято.

— Это вы верно подметили, сэр Мэтью! — кивал и смеялся граф д'Аррете. — А я таким горячим не был в его возрасте.

— Ни на секунду в этом не сомневаюсь, — пробормотал Мэтью себе под нос.

— Садитесь же! — И граф махнул рукой в сторону того места, которое Мэт занимал прежде. — Вы по-прежнему мой гость и непременно переночуете в моем замке. Надеюсь, вы сумеете найти себе другие развлечения — более утонченные.

Сесть Мэт сел, но не поверил ни единому слову графа.

* * *

Лакей отвел его в предоставленную ему комнату, освещая путь факелом, и, прежде чем оставить Мэта одного, зажег в комнате свечу. Мэт сдержался и не стал совать лакею чаевые, сочтя, что в средние века это не было принято. Когда лакей вышел, Мэт крепко закрыл и запер дверь, затем выглянул через бойницу наружу, дабы убедиться, что никто не сумеет забраться к нему с улицы. Только потом он сел и задумался о событиях дня. Тот факт, что Камано д'Аррете пытался убить его так, чтобы выдать потом это за несчастный случай, не вызывал сомнений. И это ему удалось бы без особого труда, если учесть, как неуклюже этот паршивец обращался с мечом. Он застал Мэта врасплох. Еще немного — и Мэт прибегнул бы к магии.

В общем, было о чем написать королеве. Мэт достал пергамент, перо и чернильницу из седельной сумки и принялся писать.

«Милая моя возлюбленная» — такими словами начиналось это письмо, и, что там было написано дальше, совершенно не наше с вами дело, по меньшей мере пара первых абзацев. Достаточно будет сказать, что в этой части письма Мэт уверял кое в чем Алисанду, после чего перешел к отчету по тому заданию, которое она ему поручила:

«...Я не наблюдаю ничего похожего на то, чтобы имелся какой-то особый план по сеянию недовольства. Просто обстоятельства складываются так, что у здешних семейств (почти у всех) есть родственники по другую сторону границы. Они ездят туда и сюда, ну и, естественно, говорят между собой обо всяких важных вещах, таких, как размеры податей, и какие у кого дома, и хорошо ли кушают их детишки. Долгое время меровенсские ветви семейств имели возможность похвастаться, как у них, дескать, все хорошо. Но теперь латрурийские родственники вырвались вперед. Причем лучше стали жить и сервы, и йомены, и помещики, и дворяне. Вот так и получается, что меровенсские Смиты отстают от латрурийских Смитов, а меровенсские Джонсы видят, что не поспевают за латрурийскими Джонсами.

То же самое происходит и на рынках. Из Латрурии приезжают крестьяне, чтобы продать что-то свое или хозяйское, и пока они томятся в ожидании покупателей, что им делать? Они, конечно же, болтают с крестьянами, что стоят у соседних лотков, а те-из Меровенса. У лотков останавливаются люди. Может, купят, может, нет, а разговор послушают, да еще и вопросы зададут. Главное, что узнаешь из этой болтовни, это то, что в Латрурии крестьяне просто-таки купаются в роскоши.

Что касается помещиков и дворян, тут все обстоит несколько иначе. В конце концов с жилищами им выбирать особо не приходится. Замки им достаются по наследству, да и о воине тоже думать надо, так что они не могут просто взять бросить замки и начать строить себе особняки. Тем не менее некоторые латрурийцы хвастаются, что строят себе настоящие дворцы, а замки при этом приберегают как крепости.

С роскошью у них все в порядке, и о том, чтобы желать большего, речи не идет. Но молодежь волнуется — и есть с чего. Слухи о жизни при дворе короля Бонкорро таковы, что молодежи он представляется настоящим раем. Раем для тех, кто хочет предаваться развлечениям и порокам. Конечно, слова «порок» не говорят. Это называется «забавы», но смысл один и тот же. Там не скучно, всегда есть чем заняться, всегда происходит что-нибудь интересное: то дуэли, то интриги, только передохнешь после вчерашнего бала, как уже надо собираться на сегодняшний. О жизни придворных при старом короле Маледикто тоже до сих пор поговаривают, но только в том смысле, что тот король был жестокий, несправедливый и порочный и что он развращал молодежь, а вот Бонкорро добрый и благородный, и он позволяет молодым веселиться и забавляться, сколько им влезет, а сам ими любуется. Просто из кожи вон лезет, чтобы его народ был счастлив. Дело в том, что какая-то доля правды в этом есть. И если это так, то бороться с такой правдой будет чрезвычайно трудно, поскольку слухи, подтверждаемые фактами, чересчур искренни. Наверное, мы могли бы закрыть границу и не пускать к себе латрурийцев, но мне кажется, что это несправедливо — не давать родственникам видеться, особенно потому, что для тех, кто живет у границы, в мирное время вся эта граница — всего лишь слово, да и только.

И потом, это вряд ли получится. В моем мире не раз убеждались, что никаким границам не сдержать путешествующие в обе стороны идеи и новости. Я не раз слыхал — правда, об этом сообщают все-таки под секретом, — что крестьяне, курсирующие в обе стороны через границу, — законченные контрабандисты и рассказами сыплют так же, как торгуют товарами. Так что единственный выход состоит в том, чтобы поднять уровень жизни в Меровенсе и сделать твой двор таким же блестящим, идеальным местом, каким был двор императора Гардишана — по крайней мере в легендах.

Это в том случае, если рассказы правдивы. Если они лживы, только и нужно нанять несколько свидетелей, которые своими глазами видели правду, чтобы они эту самую правду принялись распространять. Я знаю, что правде порой приходится долго и тяжело бороться с ошеломляющей ложью, но, поверь мне, я сумею оплести правду такой занимательной историей, что всякий прислушается.

Но прежде всего я должен выяснить, какова же правда. А сделать это можно единственным путем. Так что утром я отправляюсь в Латрурию, чтобы все узнать лично. Границу я пересеку в начале второй половины дня, так что хоть какое-то понятие о том, что в этой стране происходит, я сумею составить не раньше полудня следующего дня. Конечно, если слухи подтвердятся, мне придется продолжить свое путешествие и навестить двор короля Бонкорро, но это не займет много времени. Думаю, я вернусь домой через неделю или две. Пока же береги себя и постарайся мечтать о нашей встрече так же, как мечтаю о ней я».