Какое-то время бригадир молчал, гладя по голове Тигра.

– Я бы никогда не сказал этого раньше, но сейчас я обязан. Дело в том, что я в неоплатном долгу перед вами за все, что вы делаете для моей дочери. Ведь вы даже не из нашей семьи, не родственница и не имеете к нам никакого отношения. Хорошие друзья, моя дорогая, такие, как вы, зачастую стоят гораздо больше, чем отпрыски собственной плоти и крови. Вот смотрите, старый Тигр для меня такой же добрый и верный друг, как и Мерсер. Жаль только, что мы слишком старые. Мы причиняем вам столько хлопот, а помочь ничем не можем. Мы абсолютно беспомощные.

Нелл заметила, что, по мере того как они приближаются к дому, увеличивается волнение бригадира. Он пытался скрыть свои чувства, сконцентрировавшись только на том, чтобы выдержать первые мгновения встречи и не показать свое горе. Он боялся увидеть те изменения, которые произошли в его дочери с момента их последней встречи. Бригадир вышел из машины... Лиз еще больше сгорбилась, похудела, практически полностью потеряла подвижность рук и ног. Когда Нелл вышла из машины, она увидела, как передернулись плечи и голова бригадира, мотнувшись из стороны в сторону, задрожали мелкой дрожью. Он пошел навстречу дочери, приветствуя ее радостной улыбкой, стараясь не выдать потрясения.

Налив ему полный стакан виски, Нелл заметила, как сильно трясутся у него руки. Несмотря ни на что, обед прошел в радостной атмосфере. Всем было весело. И не только потому, что Филипп не переставая отпускал шуточки и анекдоты, просто все чувствовали, что им надо немного отвлечься от свалившегося на их плечи несчастья. Хотя, честно сказать, в общем веселье главную роль играл Филипп. Он был в этот вечер просто великолепен, и Нелл подумала, что в дни своей молодости он, наверное, был неотразим и божественно прекрасен.

Наступило воскресное утро. Нелл быстро приготовила ленч: ростбиф со всевозможными приправами, которые так любил бригадир. К нему она достала пыльную бутылку старого красного вина, после чего старый Харвилл два часа в легкой дреме отдыхал в своем кресле. В четыре у них был чай, после чего приехавший специально Филипп посадил бригадира в машину и отвез его на вокзал в Паддингтон. На конечной станции его должен был встретить Мерсер на древнем, полуразвалившемся «Даймлере». Перед отъездом Нелл подарила Тигру огромную кость.

– Ну, теперь будет чем заниматься до самого дома, – растрогался бригадир. – Жаль, что только половина зубов осталась.

Своей дочери он сказал:

– Спасибо, милая. Это был прекрасный ужин. С нетерпением буду ждать следующего.

– Я тоже, – проговорила Лиз со слабой улыбкой на губах. – Следующий уик-энд уже не за горами... – Несколько мгновений они молча стояли у двери, наблюдая, как Филипп аккуратно выезжал на своем «Бентли» со стоянки.

– Бедный мой старичок, – вздохнула Лиз, когда они отъехали, – он тоже долго не протянет. Но слава богу, что сейчас он не один.

– По-моему, он остался очень доволен, – заметила Нелл.

– Да, он доволен, но ему ужасно горько видеть меня. Он пытается это скрыть, бедняга... но мой отец никогда не умел лгать. Эти глаза... – Лиз развернула кресло в другую сторону. – Давай немного послушаем музыку...

Позже, когда, сидя в комнате, они слушали Херба Алперта, Лиз неожиданно повернулась к Нелл, читающей «Санди тайме».

– Я не хочу, чтобы он видел меня, когда я не смогу уже ничего различать и понимать. – В ее взгляде были ужас и ярость. – Обещай, что ты не пустишь его ко мне! Обещай, что ты не допустишь этого!

– Конечно, обещаю.

– И обещай, что ты будешь держать его в счастливом неведении, на какие средства я живу. Я не опозорила свою фамилию... вокруг моего имени никогда не было скандалов.

После короткого молчания Нелл добавила:

– И никогда не будет.

Лиз с удовлетворением кивнула головой.

– Ты очень хорошая девушка... Жизнь преподнесла мне прекрасный подарок. Я очень рада, что на моем пути встретилась именно ты. – По ее лицу пробежала усмешка, более похожая на судорогу. – Может, это за то, что я слишком много в жизни натерпелась от других? – Лиз глубоко вздохнула. – Но все равно, мне не на что жаловаться, ты же знаешь. Как любит говорить папа, я закатила в лунку свой шарик и набрала много очков. – Она с грустью опустила глаза. – Но я никогда не думала, что мой шарик закатится в лунку так быстро... – Лиз нажала кнопку на пульте дистанционного управления и выключила проигрыватель. – Думаю, пора идти в постель. Этот уик-энд выдался слишком тяжелым. Я чувствую себя разбитой и усталой.

Когда Нелл собиралась уходить, Лиз задержала ее руку:

– Подожди.

– Ты что-нибудь хочешь? – мягко спросила Нелл.

– Я хочу сказать тебе спасибо.

– Взаимно. – Они обе рассмеялись.

Удовлетворенная, Лиз отпустила ее руку.

– Ты очень хорошая девушка, – повторила она, и голос ее дрогнул.

– Особенно ночью, – игриво ответила Нелл. Лиз рассмеялась. Нелл очень нравилось, когда Лиз смеялась перед сном.

В последние несколько месяцев перед тем, как впасть в состояние комы, из которой она так и не вышла, Лиз начала очень быстро сдавать. Бригадир держался мужественно, но так и не смог пересилить себя и приехать, чтобы взглянуть на зажатое в тисках приближающейся смерти существо, бывшее когда-то жизнерадостной, веселой и счастливой женщиной. А ведь это была его дочь. В последний раз он вышел из дома с завороженными глазами и серым лицом, твердо зная, что он уже никогда сюда не вернется.

– Мне легче снова пережить битву под Арнхемом, чем еще раз взглянуть на нее... – плакал он.

– Ну что ж, вполне закономерно, – после отъезда бригадира безжалостно прокомментировал его слова Филипп. – Она была не нужна ему при жизни, а теперь не нужна и при смерти. Он и его жена настолько были заняты собой и сексом, что им совсем было наплевать на своих детей. Разве он когда-нибудь любил Элизабет?

«Да он же любит ее, идиот! – со злостью подумала Нелл. – Любит! Любит! Любит! Он не такой безжалостный циник, как ты! Я ей ужасно завидую. Мне бы очень хотелось, чтобы мой отец любил меня так. Я же вижу, что бригадир с радостью поменялся бы местами со своей дочерью, если бы это было возможно. Он сам мне это говорил. А ты, ты бы поменялся?! Ты, который на каждом углу кричит, что безумно любит Лиз. Если бы мой отец хоть раз заплакал, видя страдания матери...»

Нелл вполне понимала Боя, вышедшего из комнаты своей сестры с таким видом, будто там пряталась его собственная смерть. Ему явно хотелось побыстрее отсюда уйти. Он был просто-напросто моральным уродом и сопляком. Лиз слишком хорошо знала своего брата. Он всегда присылал ей цветы, на которые та даже не смотрела... потому что там не на что было смотреть. Его жена была честнее. Она не собиралась притворяться и поэтому не стала утруждать себя посещением этого дома. К тому моменту Нелл и Филипп уже наняли сиделку, однако Нелл была вынуждена признать, что Филипп был не таким уж прожженным циником, каким пытался казаться. Когда Нелл надо было куда-то уйти, он целые часы оставался рядом с койкой Лиз. Когда уходил Филипп, то дежурила Нелл, поэтому, если учесть, что ночные часы с ней проводила сиделка, Лиз никогда не оставалась в одиночестве.

Лиз умерла во сне. Тихо и спокойно. Но ни Филиппа, ни Нелл рядом не было.

Один из постоянных клиентов Нелл попросил ее прилететь к нему в Париж, где он хотел встретиться с ней во время своего путешествия на Ближний Восток. Филипп в это время помогал в безутешном горе одному своему бывшему любовнику, чей партнер, проживший с ним двадцать лет, умер, проиграв борьбу со своим больным сердцем.

В это время с Лиз была только сиделка, которая и вызвала доктора, чтобы удостоверить факт смерти.

К тому времени, как Нелл вернулась домой, Филипп выполнил уже все инструкции Лиз по поводу кремации, специально оговоренные в ее завещании.

– Чудес на свете не бывает. У меня была хорошая жизнь, мне грех на что-нибудь жаловаться. Я прожила ее так, как хотела, – сказала она им за месяц до смерти. – Поэтому последнее, чего мне хочется, это яркого, очищающего огня. Ничего грустного. Легкая, веселая музыка, такая, как я люблю. И море цветов... ярких, разноцветных и волшебно пахнущих. Обязательно развейте мой пепел, но часть оставьте и похороните там, где вам заблагорассудится. Хотя... это будет уже не важно... – Она протянула каждому из них руку и изобразила пожатие. – Действительно, это не так уж важно. Мне не на что жаловаться, хотя я могла бы сделать больше, если бы прожила дольше... Но я полностью довольна той жизнью, которая у меня была. – Она повернулась к Филиппу. – Помнишь Генри Миллера?