– Хотите раскрутить негодный агрегат – ваша воля, князь, – согласился Сципио дель Кампо. – Но, что бы вам ни удалось, взять с собой в Милан не обещаю. Да и вам это, в самом деле, так надо? Мне лететь над Альпами на аэроплане «Авиатик», у которого потолок чуть больше тысячи метров. Горы-то гораздо выше! Придется поискать дорогу вдоль долины Роны. Встанет вдруг мотор – сесть там негде. Понимаете? Я – не трус и не отказываюсь от дела, которое, если верить написанному полковником, государственной важности. Но на верную гибель не полечу. Воздухоплавание жестоко карает за каждую ошибку, за самонадеянность, за лихое русское «авось». Ковыряйтесь в моторе, но про полет в Белград забудьте.

Он удалился, а технари, напутствованные графом оказать новоприбывшему механику содействие, смотрели на него без малейшей приязни.

Федор этим не смутился. Попросил лишь, чтоб двухсоткилограммовый агрегат помогли затащить внутрь мастерской. И дать ему спецодежду – в кожаной куртке работать несподручно.

На блоке цилиндров красовалась гордая надпись «Мерседес». Чтобы его раскидать, хватило полутора часов. Оказалось – выработка на поршнях не столь уж велика. Пробило прокладку. Вода из охлаждения потекла в маслосистему и смешалась с маслом.

Понятно, почему механики не заметили неисправности. Они привыкли к «Гному» с его воздушным охлаждением. Названный Люком техник горячо убеждал нанимателя прикупить один такой – семицилиндровый, поставить его на «Авиатик» и не мудрствовать более. Федор видел: еще немного, и дель Кампо примет этот глупый совет.

Хорошо, что в инструкции к мотору с немецкой педантичностью все премудрости были расписаны до деталей, кои тоже были. Работая как заведенный, Федор заменил все шесть цилиндров, поршни, шатуны – благо все имелось. В мастерской нашлись весы, он взвесил детали поршневой системы. Друг пришел в смятение: разница в весе между парой поршень-шатун в разных цилиндрах доходила до 60 грамм! Не мудрено, что мотор колотило, и он так быстро вышел из строя. Но при наличии станков и правильно заточенных рук все поправимо…

Через день Сципио дель Кампо не мог поверить собственным глазам. «Мерседес» поразил ровной работой, без характерной тряски. Даже запах выхлопа стал другой, как пояснил умелец – из-за лучшего сгорания топлива.

– Что вы предлагаете, князь?

– Лететь. Только пусть ваши техники покажут, как проверить расчалки, натяжение тяг управления.

– Вряд ли, – усомнился дель Кампо. – Люк вообще захочет разорвать вас на куски, он желал лететь со мной. Парень же не знает, что вы – Осененный. А когда узнает…

– Будет уже мертв. Граф! У меня есть безотказный аргумент. Им понравится.

Федор вытащил из кармана засаленной спецовки пачку франков. И прямо с ними шагнул к рабочим, расслабленно курившим там, где это строго запрещено: среди луж ГСМ. Что с них взять: французы и дисциплина – материи трудносовместимые.

Но за дополнительную мзду работали старательно.

В день вылета в Исси-ле-Мулино появились газетчики. Князь упрашивал их не звать, но дель Кампо убеждал: не позвать прессу – подозрительно. Беспримерный перелет в горах! Над аэродромом стояли предрассветные сумерки. Князь замотал лицо до глаз и заранее опустил на них очки. Пусть германские ищейки считают, что Юсупов сидит взаперти в центре Парижа. Князь же не покидал аэродром, даже ночевал здесь – береженого бог бережет… Но, если его опознают, немцы успеют подготовить теплую встречу в Милане. В случае, когда невозможно похитить, а жертва ускользает, наверняка предусмотрен вариант ликвидации.

Наконец, итальянец подписал последние автографы и вскарабкался на нижнее крыло, оттуда – в кабину. Федор уже сидел позади. Проверенный и перепроверенный стосильный «Мерседес» ровно залопотал, прогреваясь. Как только небо сменило темно-свинцовый цвет на серый, «Авиатик» потащился на взлет.

Разгонялся он тяжело, перегруженный дополнительным топливным баком, и проплыл в считанных метрах над крышами домов, набирая высоту.

– Федор, понимаешь, что это – авантюра? – спросил Друг.

– Так вся моя жизнь – авантюра. С тех пор как надел перстень с твоей душой.

– Могли сбежать в Британию, оттуда на корабле…

– Брось! Я же чувствовал, как ты возликовал, увидев мотор «Авиатика». Не возьмешь же двести кило в багаж.

– Хорошо, что ты меня понимаешь. Даже если война не начнется, я тебе гарантирую: сделаем в моторе столько изменений, что запатентуем его как новый. Фрицы не придерутся. Только бы долететь… Сплюнь за нас обоих через левое плечо!

Тем временем Париж остался позади. Рассвело полностью. Дель Кампо вел аэроплан в трехстах метрах над землей.

Раньше, летая на «Фармане», Федор смотрел сверху на Францию как на огромный ковер в детской комнате у богатых родителей, не поскупившихся на многочисленные подарки своему чаду: игрушечные домишки, повозки, паровозики, крохотных человечков. Сейчас ковер словно накрыло белой пылью. И все равно видимое под крылом радовало глаз.

Хоть они с Варварой приехали в Париж в не самое лучшее для этого время, когда листва с деревьев на бульварах уже облетала, город, тем не менее, был прекрасен, и Франция – тоже. Особый шарм этой страны тонок и ненавязчив, как легкий аромат дорогих духов, но он чувствуется всегда. Пусть здесь тоже масса проблем и недостатков, а выбор армейцев в пользу убогой системы Шоша – верх несправедливости, плюсов у Франции 1912 года было куда больше, чем минусов. Самый главный минус – немцы, и от них придется помочь французам избавиться.

Через несколько часов полета, когда невидимое солнце миновало зенит, дель Кампо обернулся и помахал рукой, привлекая внимание, а потом показал вниз. Там лежал крупный город на берегу обширного незамерзшего озера. Значит, уже – Швейцария, Женева. А для экипажа началась самая трудная часть первого отрезка пути – полет через Альпы.

Здесь высота над уровнем моря приблизилась к четыремстам метрам, потолок у «Авиатика» – чуть больше тысячи, а в основном баке еще много бензина, дающего вес. Пилот повел аэроплан в сотне метров над водой, над мачтами редких в декабрьский день суденышек. Кто-то на палубе просто смотрел им вслед, кто-то махал рукой. Летательные аппараты пока очень редки.

Озеро быстро кончилось. Вглубь Альп вела долина реки Роны. Справа и слева начали подниматься горы, для «Авиатика» непреодолимые. Да и Рона – не постоянный, а очень временный спутник, ее исток высоко в горах – километра под два. Туда не забраться.

Федор разложил на коленях карту и засек время. Скорость аэроплана 85–90 километров в час, крайне важно не пропустить правый поворот в ущелье, в удобный проход между горами, который выведет к юго-восточному подножью Альп. Сесть здесь негде, горы неумолимо сближаются. Проскочим – вряд ли удастся развернуться, чтобы засветло вернуться к Женевскому озеру и найти место для посадки.

Ощущая напряженное состояние Друга, Федор чувствовал себя непривычно. В какие бы передряги они не попадали, старший товарищ излучал уверенность. Здесь же, перед лицом опасности, не меньшей, чем исходила от немецких агентов в Париже, Друга угнетала полная невозможность контролировать ситуацию. Просто пассажир, одушевленный груз…

Они вошли в зону горных воздушных потоков. «Авиатик» било в брюхо, подбрасывало вверх, пыталось перевернуть или швырнуть на торчащие зубы камней. «Варваре с ее морской болезнью точно бы не понравилось», – подумал Федор.

Как дель Кампо мог ориентироваться и одновременно удерживать аэроплан на курсе, представить было трудно. Федор сосредоточился на карте. Как только она предсказала промежуток между горами по правому борту, пассажир отстегнулся и перевесился через козырек, от чего получил воздушный удар в лоб. Он потряс летчика за плечо и показал ему вправо.

Тот кивнул и заложил плавный вираж, ввинчиваясь в щель между горами. Если ошиблись – конец двум авиаторам придет быстро, в течение пяти-семи минут, любой другой проход упирается в тупик, где не развернуться, ни снизиться… Смерть!