За спиной он услышал недовольное сопение Кованько. Генерал сам распорядился испросить казенные средства на покупку французских аппаратов и моторов, причем – в Британии, чтоб скрыть от Парижа интерес к воздухоплавательной технике. Что же – зря?

– Сударь, вы не учли одну прискорбную деталь, – буркнул недовольно. – Франция – наш союзник. Продаст лицензию и на аэроплан, и на двигатель. Англичане жмутся, но тоже согласятся – надо чем-то на востоке германца бить, коль война начнется. Но мотор немцы ни за что не продадут. Так что все закончится прогулками над Гатчиной.

Только Федор не смутился.

– Я обещал вам, Александр Матвеевич, что «Авиатик» полетит? Слово я сдержал. Сдержу и следующее. Произведу улучшение мотора так, что германцы лишь руками разведут. Будет русский двигатель, от немецкого отличный.

– Сколько времени вам надобно? – заинтересовался Кованько.

– По-хорошему, полгода, – прикинул Друг. – Да и то, лишь предсерийный образец.

– Два месяца! – брякнул Федор, удивляясь собственному авантюризму. – Но помощь мне понадобится. Два месяца на мотор. Аэроплан пусть люди сведущие делают. Если для разведки, то пилотская кабина должна быть позади, а наблюдатель – спереди. Истребитель одноместный, о двух пулеметах Кошкина перед пилотом. Плотность огня одного мала для воздухоплавания.

– Двух? – усомнился кто-то из инженеров, работавших над «Блерио». – Это же какой вес!

– Вес – не проблема, – уверил Федор. – Если мощность мотора довести до полутораста лошадиных сил. Даст бог – получится…

Нечаянная встреча в Исаакиевском соборе выбила его из колеи. Но ненадолго. Не мудрствуя лукаво, он объяснял выделенным в помощь инженерам вещи, многократно опробованные позже, но совсем не очевидные в 1913 году. Газораспределительный механизм немецкого мотора работает практически всухую. Оттого – трение и нагрев. Если накрыть головку блока кожухом да подавать туда масло под давлением, оно будет смазывать детали и отбирать тепло. Не придется так часто регулировать клапана. Можно увеличить объем цилиндров и немного – степень сжатия, механизмы выдержат. Мощность вырастет в полтора раза!

– И масса агрегата возрастет на пятьдесят процентов, – бухтел вечно недовольный Кованько.

– Зато масса аэроплана – лишь на девять процентов, уважаемый Александр Матвеевич! – убеждал Федор. – А подъемная сила от обдува крыльев – не менее чем на сорок. Хватит грузоподъемности на сотню литров дополнительного топлива, два пулемета и стальную сковороду на сиденье летчику.

Упоминание про сковороду впечатлило генерала, с большего уже привыкшего к экстравагантности подчиненного.

– То не шутка, ваше превосходительство. В аэроплан, летящий над вражьими позициями, начнет палить каждая винтовка. Не могу сказать по собственному опыту, но кажется мне – получить пулю в мягкое место будет стыдно и довольно больно.

В конце марта Гатчину посетил великий князь Александр Михайлович. Лично опробовал «Авиатик», тот был еще с родным, германским мотором. С разрешения главного воздухоплавателя империи Федор сам накрутил десяток кругов над летным полем, бросив на пассажирское сиденье мешок с песком для баланса. Вспомнились забытые ощущения, ноябрьское небо Парижа, поимка баронессы в воздухе, приведшая к неожиданным и, что греха таить, весьма приятным последствиям…

Новый российский биплан, пока – в одноместном виде, создавали под мотор увеличенной мощности. В первых числах апреля на стенде опытный экземпляр показал невероятные 160 лошадиных сил. Каждый цилиндр и поршень был выточен князем собственноручно на токарном станке. Каждая деталь доводилась напильником до ювелирной точности. Он едва ли не дышал на заготовки…

Работая на износ и порой прихватывая выходные, Федор терзался: если начнется война, наладить производство не удастся. В самом лучшем случае – к осени. А еще обучить пилотов, механиков… Так что прав был, оказывается, Кованько. За отсутствием собственных аппаратов, летали на покупных аэропланах – британских и французских.

Единственный «Авиатик» получил дублированное управление. Опытные пилоты вроде Ульянина занимали заднюю кабину, новичок – переднюю, и трудно посчитать, сколько аэропланов и курсантских жизней удалось сберечь по сравнению с прежней методой, когда в первый полет отправлялись на одноместном аппарате.

Кованько, поначалу со скепсисом встретивший Федора, теперь относился к нему с нескрываемым уважением. Инженеры и техники отряда смотрели ему рот. Недоучившийся «студент» сделал то, что не смогли лучшие российские специалисты – изобрел мотор и довел его до совершенства. Да, всего лишь образец, но зато какой отличный!

А война становилась ближе.

Кайзер при полном одобрении австрийского императора заявил, что России предстоит отдать Германии и Австро-Венгрии российские земли западнее линии Петербург-Вильно-Минск-Киев-Перекоп. Одновременно газеты запестрели сообщениями о грядущей мобилизации германской и австрийской армии. Мотив – старый как мир: чтоб Россия не напала первой. Так что со стороны Германии будет не агрессия, а «превентивная оборона». Только как ее не называй, все равно война. Европейские столицы замерли в тревожном ожидании. Русский царь молчал, что нервировало западную элиту. Что задумал этот повелитель северных медведей?

Тем временем в Петербурге чертежи на новый двигатель перешли к технологам, чтобы подготовить русский «мерседес» к серийной выделке. Подключился «РуссоБалт». Вариант мотора на пониженной мощности подходил для грузовиков и бронированных пулеметных авто, их в России остро не хватало. Федор же кусал локти. После пистолета-пулемета, ничего не дал России, чтобы отразить «превентивную оборону».

Поздно вечером в крохотной квартирке в Гатчине – лишь такая позволительна цивильному технику, Федор с Другом провели ревизию воспоминаний: что еще им можно сделать для страны? И такого, чтоб за считанные недели, пока немец не полезет.

Услыхав про ручные гранаты, Федор не сдержался от упрека: что же ты молчал? Вещь простейшая, а не то угребище, что стоит на вооружении у армии. Некоторую сложность представляет лишь запал, да и то преодолимо. Нужно только химиков напрячь, чтоб придумали состав, чтоб горел в любой среде. А саму гранату изготовит фабрика консервов. Это жестяная банка, у которой вместо мяса – тринитротолуол и «рубашка» для осколков[4]. Опытные образцы можно изготовить в Туле в считанные дни. В Афганистане советская РГ-42 была для Друга привычнее, чем ложка.

Чтобы воплотить ее в металл, придется наплевать на конспирацию. Но не сидеть же до конца жизни как мышь под веником!

Наутро Федор первым делом явился в канцелярию Воздухоплавательного отряда, где имелся телефон.

– Барышня! Будьте любезны соединить меня с полковником Авдеевым. Срочно!

Это не Париж, где он действовал по собственному усмотрению. На перевод обратно в Тулу следует исхлопотать приказ.

[1] Существовал и более бюджетный вариант – вставить карманные часы в кожаный футляр с ремешком и носить на запястье.

[2] То есть заместитель командующего артиллерии РИА.

[3] Например, согласно Соборного уложения, «блядьи дети» (т. е. рожденные вне освященного церковью брака) занимали вторую снизу строчку по респектабельности положения в обществе, их матери – самую нижнюю, наравне с профессиональными проститутками.

[4] Речь о советской гранате РГ-42.

До чего же приятно принять прежний вид! Распрощавшись с Кованько и другими воздухоплавателями, несколько даже трогательно – сблизились они за общим делом, Федор уехал в Санкт-Петербург, где основательно облегчил денежный запас на пристойную одежду. Мундир пришлось оставить в чемодане – привлечет внимание шпионов. И Авдеев отсоветовал: незачем гусей дразнить – тех, которые гогочут по-немецки… Прежнее унылое пальто князь отдал какому-то бродяге вместе с шапкой-пирожком – пусть согреется, бедняга. На Невском прикупил готовый костюм-тройку английской выделки (на строительство нового просто времени не имелось), высокие светло-коричневые ботинки на шнуровке и еще широкую кепку – тоже английского образца, вдобавок трость и приличный саквояж. Доха из волчьего меха, шапка из него же – тепло, прилично и неброско. Кепка в чемодане подождет – для другой погоды.