— Это что-то потрясающее! — Аделаида осторожно поставила подарок на стол.

— А ты?

— Я?

— Ты, ты… Только не говори, что не пыталась работать с хрусталем! — Паша хитро прищурился.

— Я? Вот…

Аделаида достала из кармана бархатный футляр для ювелирных украшений и открыла его. Там лежали серьги. На двух серебряных крючочках крепились небольшие хрустальные подвески. Полукруглые, со множеством граней, они блистали как свежевыпавший снег.

Паша с восхищением смотрел на серьги, потом поднял глаза на Аделаиду:

— Ты хочешь домой?

Аделаида вздрогнула от неожиданности.

— Пойдем, посмотрим, что там с порталом, — попросил Паша, не дожидаясь ответа.

День был солнечным, но ветреным. Аделаида зябко куталась в пальто, Паша заботливо поддерживал ее под руку. Здесь, на Старом кладбище, ветер казался особенно пронизывающим. Холодный и влажный, он говорил о том, что где-то на юге наступила весна. Снега почти уже не было, и аллеи наполнял шорох прошлогодней травы, которую ветер перебирал своими тонкими бесплотными пальцами.

Они дошли до могилки, нырнули в ельник и вышли наконец к Речному столбу. Алтарь по-прежнему был разрушен, жалкие осколки его, окруженные слежавшимся снегом, виднелись тут и там. В центре зияла воронка.

Тяжело вздохнув, Павел принялся за работу. Небольшой саперной лопатой, которую они принесли с собой, он очистил воронку от снега. Потом, морщась от боли в недавно зажившем плече, он стал сваливать в воронку каменные осколки, а сверху засыпал все землей — заледеневшая, твердая, она отказывалась подчиняться, но Павел, вытирая пот со лба, колол и колол ее неудобной лопатой.

Аделаида смотрела на него, прихлебывая чай с коньяком из принесенного с собой термоса, и густой аромат смешивался с хмельным запахом еловой хвои.

Наконец площадка стала ровной. Закрыв глаза, Паша протянул вперед руки. Через мгновение большой зеленый камень возвышался на месте прежнего алтаря, в точности повторяя его форму.

— Теперь ты, — Паша отошел в сторону и, отдав ему термос, Аделаида начала свое колдовство.

Они с Пашей договорились, что не будут ничего ждать от этой попытки, но все получилось. Едва последний кристалл хрусталя занял свое место возле зеленой плиты малахита, воздух над алтарем всколыхнулся, словно ветром качнуло невидимый занавес. Нежное свечение поднялось вверх. Сначала оно показалось жемчужно-серым, но потом Паша увидел, как оттенок его меняется, становится нежнее и ярче, и вскоре маленький островок весны парил перед ними. Столб теперь выглядел так, словно состоял из сотен молодых, только что проклюнувшихся зеленых листочков, сквозь которые светит нежное утреннее солнце.

Аделаида собрала вещи, и мама Вадима собрала вещи тоже. Они переезжали в Камнелот.

Ранним мартовским утром, сопровождаемые Ириной, которая вызвалась их провожать, они вышли на поле у речки Каменка. Здесь их уже ждала коляска, на козлах которой сидел Вадим. Вадим тоже собирался жениться, и свадьба должна была состояться через несколько дней. Вадим категорически отказывался вернуться домой даже на несколько дней — он теперь считал себя камнем.

Паша ждал их во дворце Камнелота.

Женщины смотрели по сторонам, поражаясь величественной красоте каменных цитаделей и изяществу усадеб. Дворец Камнелота вызвал восхищение, и, рассматривая его готическую крышу, его башни и балконы, они не сразу заметили людей, вышедших их встречать.

Аделаида первой опустила глаза и слово «мама» едва не сорвалось с ее губ. Женщина, так похожая на Бирюзу из ее видений, смотрела на нее со ступеней, ведущих к массивным дубовым дверям.

— Меня зовут Бирюза, — сказала женщина и ласково улыбнулась. — Здравствуйте, тетушка…

А Ирина смотрела на своего до времени повзрослевшего сына, и на ту, кого он ласково обнимал за плечи…

Павел прибыл в Камнелот еще в феврале, на следующий день после того, как восстановил алтарь. Он вышел на пригорок, продуваемый всеми ветрами, сбежал с него к Каменке, перепрыгнул замерзшую речушку, и ледок захрустел у него под ногой, когда он приземлился на той стороне. Он шагал в город пешком, пока не послышался впереди топот копыт, и белый его кинессийский конь не показался из-за поворота. Животное подошло к хозяину и, положив голову ему на плечо, прижалось щекой к щеке, словно сильно соскучилось. Паша запрыгнул на незаседланную спину, и конь пошел так осторожно, что казалось, не уронил бы и маленького ребенка.

В Камнелоте все было спокойно теперь. Городские ворота были открыты, а сторожки заколочены. Павел отпустил коня и прошел в замок через неприметную дверь рядом с королевской кухней.

Агат жила в своих прежних, девичьих покоях. Служанка испугано ойкнула, увидев, что в переднюю входит мужчина, но узнала в нем мужа хозяйки и поклонилась.

Павел отодвинул тяжелую штору, отворил легкую, застекленную дверь и зашел в прохладную, остывшую за ночь спальню.

Агат еще спала. Она дышала так тихо, что ни звука, ни движения не было заметно при беглом взгляде. Павел сел в кресло рядом с камином и, сидя так, долго смотрел на свою спящую жену.

Агат зашевелилась, потянулась и тут, окончательно проснувшись, увидела его. Удивление и еще какое-то неясное чувство мелькнули в ее глазах.

— Ты? — спросила она.

— Я, — кивнул Павел.

— Ты пришел… Я думала, что ты ушел домой навсегда…

— Нет, разве я мог тебя бросить? Я ведь сказал, что обязательно вернусь. Неужели ты не поверила?

— Я поверила. Но я боялась.

— Глупая, — ласково сказал Паша и поцеловал ее.

— И что мы будем делать теперь? — спросила она. — Ты больше не король.

— Да что угодно. Что ты хочешь? Хочешь, поедем жить ко мне. Мама с папой будут счастливы. А хочешь — останемся здесь. Или нет: мы будем жить то там, то тут. В конце концов, хорошие ювелиры нигде не пропадут…