Ван Хален бросился было к Морским Колдунам. Те, уже наслышанные о происшедшем, провели своё расследование и заверили - с их стороны никаких даже малейших действий не было. Да и вряд ли они, даже организовав Большой Круг, могли бы сотворить подобное чудо. А в том, что произошло именно оно, не было ни малейших сомнений ни у кого - от слезящегося гноем портового нищего до важных господ из магистрата. Правда, колдуны что-то говорили о том, что глава Совета господин Эккер убыл по неизвестным, но несомненно архиважным делам, и для окончательного вердикта следовало бы выслушать его мнение.
Повторный обход всех храмов результатов не дал - несмотря на то, что ван Хален был упрямым в иных вопросах, и настойчивым как таможенный чиновник. И вот теперь он стоит перед давним знакомым и почти другом, родившимся и выросшем на той же улице своим одногодком, избравшим стезю служения Всем Ветрам.
И - ничего. Ещё можно было бы понять, если бы он или его люди чем-то прогневали повелителей, но нет - те явно давали понять, что ты парень, конечно хороший, но в данном случае благодарности и пожертвования - не к нам.
Вот и думай тут…
Линн открыла глаза. Море - такое родное и ласковое, укрытое белой кипенью барашков на волнах, с которыми шаловливо играет ветер. Бесконечная, ничем не ограниченная и не сдержанная стихия. Да нет же, не стихия. Это я. Вольная и своенравная… и всё же что-то беспокоит.
Что-то тянет, тянет - словно несдержанное обещание или неисполненный долг… Ах, ну да…
- Ну, наконец-то! - первое, что девушка услышала, был голос тётушки Фло.
А первое, что увидела - она же, заплаканная и улыбающаяся одновременно. На виске бьётся жилка, и даже невесть откуда взявшаяся седая прядка рядом. Волшебница наклонилась, погладила лежащую в постели Линн. Хотела что-то сказать, но выдержка изменила ей, и она, утирая платочком глаза, только отошла в сторону.
Осторожно пошевелив глазами, чтобы не потерять из виду раскачивающуюся комнату, девушка увидела ещё одно лицо. Поковырявшись в памяти среди разбегающихся по тёмным углам как ленивые тараканы мыслей, она выцепила одну. Ах, мэтр ван Занн, известнейший на весь Сарнолл целитель… у него был такой славный, шитый гарусом и тяжёлый кошель в тот вечер… даже Упырь не побил её как обычно, а лишь насуплено кивнул…
И вновь темнота - бархатная и почему-то уютно спокойная…
Следующее пробуждение было более лёгким - а главное, более приятным. Рядом в кресле дремала опять тётушка Фло, а на Линн задумчиво и серьёзно смотрела девица лет двадцати пяти. Смазливая и небедно одетая… только вот глаза её были умными - а умниц Линн не то, чтобы не любила, но так… откровенно побаивалась. Вполне резонно предполагая, что от обладательницы таких глаз неприятностей можно огрести куда больше, чем от туповатого Сопли или глупышки Марены. Правда, прощала такой грех тётушке Фло и даже эльфийке. Ну и себе, любимой…
- Ты… вы кто? - осторожно выдохнула Линн.
К её вящему облегчению, реальность вовсе не подумала никуда удирать, и даже комната осталась на своём месте. Хотя иногда и покрывалась рябью. А странная девица легонько улыбнулась одними губами и ответила так же тихо:
- Шалика, - а затем, заметив в глазах Линн лёгкую панику и усмехнувшись чуть откровеннее, добавила. - Вижу, знакомо тебе имечко. Ты как?
Линн присмотрелась. Нет, решительно не похожа. Нет в купчихе ничего эдакого… ни барской надменности, свойственной людям небедным, ни холодноватой презрительности, столь въевшейся в аристократов. Зато во взгляде присутствует нечто неосязаемое… Скорее учёная крыска - гувернантка из хорошего дома или преподавательница из школы для богатеньких чад. Или даже жрица в солидном храме, причём в ранге отнюдь не послушницы…
- Ничего, - ответила девушка, ничем не выдав своих рассуждений и тут же, поймав за хвост ускользающую мысль, спросила в ответ. - Что с Каной?
Оказавшаяся богатой купчихой русоволосая красотка неопределённо повела крытым шалью плечиком.
- Говорят, жить будет. Но сюда не вернётся…
Вселенная гудела, словно гигантский колокол. Ревела в муках, содрогаясь от чудовищных ударов. Сотрясалась так, что у великанских зубов гор ныли корни. Демоны и элементали испуганно жались в своих подземных норах, а птицы просыпались и взмывали в воздух, бестолково метаясь и предчувствуя скорую погибель.
Да, наверное, конец света таки и пришёл бы - ибо маленький человечек, окружённый чёрной мельтешащей хмарью, бил и бил в исполинский набат. И столь велика была сила его, помноженная на ярость и желание достучаться до сердец безучастно взирающих богов, что он готов был развалить мироздание, но добиться своего.
- Кто бы ты ни был, могущий спасти её - приди!
Рухнула, не выдержав отчаяния, вершина в горах, породив ещё большее землетрясение. Зазмеились чудовищными трещинами земли. И только тут сероглазая и златовласая женщина неземной красоты, что склонив печально голову, сидела у отражающего эту картину волшебного зеркала, со вздохом произнесла.
- Ну что тут поделаешь, иду…
Взвился зелёным вихрь лесных веток и листьев, и на грешную землю у дороги, где застыли две кареты, ступила Королева Эльфов. И склонили головы перед ней звери и птицы, деревья и кустарники. И сама твердь земная услужливо расстелилась пред нею зелёным травяным ковром, устилая путь светлейшей. И подошла она к одной из дочерей народа своего, поражённой стрелой прямо в сердце, и забрала её в незримые дали - где всегда весна и нет места горестям и печалям…
На самом деле, в отличие от столь возвышенных строк, трудолюбиво запечатлённых летописцами Зееландии, всё было куда прозаичнее. И немного по-другому.
- Ну что шумишь, возлюбивший Тьму? - от холодного неприветливого голоса повелительницы перворождённых у Валле вокруг сердца словно обвилась стальная змея.
- Ты можешь спасти её? Если нет - уходи, - его голос был чуть хриплым от натуги.
Ибо он всеми силами своего чёрного искусства удерживал истаивающую сущность дрожащей в муках эльфийской волшебницы, а холодным разумом заклинаний раскачивал призывный колокол, взывая в самые основы мироздания.
- Что в том тебе, презренный? И как ты смеешь приказывать - мне? - точёная соболья бровка чуть приподнялась в гневе, а роскошные золотые волосы чуть вспушились, заиграв сполохами огня.
- Если спасёшь Кану Меллосет - требуй от меня чего хочешь, - глаза чернокнижника полыхнули таким неистовством, что сама Королева вынуждена была на миг заслониться от его взора ладонью. - Если нет, проваливай отсюда и не мешай.
Лёгкая и чуть горькая усмешка тронула холодные прекрасные губы.
- Мне от тебя ничего не надо. Отпусти её, и пусть всё идёт своим чередом, - а в голосе её проскользнула беспомощность.
- Прочь! - рыкнул хриплый голос, и колокол вселенной загудел с такой яростью, что даже повелительнице эльфов пришлось сделать полшага назад, чтобы удержаться на трясущейся, словно в предсмертной лихорадке, земле.
- Остановись, смертный - с уходом одной перворождённой мир не должен перевернуться! - серые глаза смотрели строго и повелительно.
- Нет! Я поставлю богов перед выбором - всё или ничего!
Бесконечно долго смотрели холодные глаза, прежде чем Королева решилась.
- Хорошо, я сделаю всё, что надо - но вы больше никогда не свидитесь. Даю слово Элеанор - сестра моего племени будет исцелена, телом и разумом. И будь ты проклят, вымогатель…
Хриплый смех, больше похожий на волчий вой, был ей ответом.
- Я и так проклят - богами и людьми. Одним проклятьем больше, одним меньше. Но учти, светлейшая - я проверю, и горе тебе, если ты слукавишь каким-либо способом.
Что произошло дальше, не мог описать толком никто из разинувших рты присутствующих - уж слишком разнились их воспоминания. Но в общих чертах это было вроде накрывшей весь мир волны зелёного сияния - сладкой, поющей.
