— Он превратил твою жизнь в ад? — Я тянусь за тряпкой и начинаю вытирать беспорядок.

Смерть не отвечает. На его лице появляется страдальческий взгляд, который я начинаю узнавать.

— Ты не можешь говорить об этом. — Я не жду ответа, потому что знаю, что он не может мне его дать. — Мне не нужен ответ, я знаю, что так и есть. Грёбаный придурок, — бормочу я. — Ещё раз спасибо за твою помощь с Шеннон. Я ценю это. — Я стираю тряпку, наблюдая, как майонез стекает в канализацию.

Смерть вызывает у меня что-то похожее на улыбку.

— Я рад, что у вас двоих все получилось. Как Шеннон?

— Вчера у нас был приём у врача, всё замечательно. Если у тебя найдется минутка, я могу показать тебе фотографию ребёнка… хотя пока смотреть особо не на что.

— Аид не перестаёт говорить о том, что он станет дедушкой, — он закатывает глаза.

Я чувствую, как у меня волосы встают дыбом.

— Лучше бы ему не…

— Это может пойти ему на пользу, — перебивает Смерть. — Я впервые вижу, чтобы он по-настоящему улыбался.

— Давай не будем говорить об этом засранце, — рычу я. — Хочешь сэндвич?

— Я в порядке, но, — его глаза на мгновение загораются: — я был бы не прочь увидеть фотографию ребёнка… — он выглядит задумчивым. — Я скоро стану дядей, — его глаза сияют.

Я хлопаю его по спине.

— Да, это так. Следуй за мной.

— Привет, Смерть! — кричит Шеннон из задней двери. Она машет ему рукой.

— Привет. — Он машет в ответ.

Флёр прячется за Шеннон. Она рычит, и шерсть у неё встаёт дыбом.

— Не обращай внимания на нашу собаку. — Я усмехаюсь. — Она только недавно перестала так со мной поступать. На самом деле она тебе ничего не сделает.

— Пока я держусь на расстоянии.

— Да… это правда, — признаю я.

— Она очень заботится о Шеннон, — замечает Смерть.

— Очень! — говорит Шеннон. — Давай, девочка. — Она бросает теннисный мяч на задний двор, и Флер убегает. — Скоро увидимся, — адресует она Смерти, и тот кивает.

Смерть следует за мной в нашу спальню. Распечатка лежит на прикроватном столике со стороны кровати Шеннон.

— Что это за кактус? — спрашивает он, хмурясь.

— Ох… этот. — Я улыбаюсь. — Шеннон следовало бы его выбросить, — говорю я без особого энтузиазма. Почти два года она считала себя убийцей. Она считала, что сбила человека в нетрезвом виде, и только недавно узнала, что за рулём был её парень. Этот ублюдок позволил ей взять вину на себя. Поскольку в момент аварии она была не в себе, у неё сохранилось очень мало воспоминаний об этом событии. Шеннон использовала разные методы, даже предметы, чтобы наказать себя. Кактус был одним из них. Я объясняю это Смерти. — Думаю, она выбросит его, когда будет готова, — я пожимаю плечами. — Моя девочка — чёртова святая. Я не могу поверить, что она была так строга к себе. Она по-прежнему настаивает на том, чтобы отдать вдове жертвы, Джеки, кучу наличных, хотя и не убивала её мужа.

— Это мило с её стороны. Грустно, что ей пришлось пройти через всё это, — бормочет он, не сводя глаз с высохших останков.

— Что чертовски печально, так это тот придурок и то, что он с ней сделал. — Я чувствую, что ощетиниваюсь. — Она сохранила кактус, чтобы напоминать себе, как хорошо умеет убивать. Я имею в виду, да ладно, чёрт возьми.

— Его арестовали?

Я киваю.

— Да, и ему лучше надеяться, что он попадёт в тюрьму. Похоже, его придурковатого отца тоже арестуют за фальсификацию улик. Им лучше отсидеть какое-то время, иначе им придётся иметь дело со мной.

— Я не уверен, на что я смотрю, — говорит Смерть. Он держит снимки ребёнка вверх ногами, его глаза прищурены.

Я вздыхаю, забираю у него полоску и разворачиваю её в нужную сторону.

— Это малыш. — В этот момент я улыбаюсь как сумасшедший. — Это его маленькая головка, а это ножки. Ты можешь в это поверить?

— Его? — Смерть приподнимает брови.

— Это образное выражение. Он или она… Я привык называть малыша Комочком, к большому разочарованию Шеннон. Тебе не кажется, что на данном этапе ребёнок выглядит как комочек?

Смерть несколько раз кивает.

— Почти. — На его лице появляется страдальческое выражение. — Мне нужно идти. — Он закатывает глаза. — Меня вызывают.

— Наш отец?

Он кивает один раз.

— Он уже закончил? — От этого вопроса меня подташнивает.

— Сомневаюсь. Я бы предположил, что между подходами.

Я вспоминаю, как был свидетелем того, как одна из моих мачех делала минет моему дорогому старому папе. Я вздрагиваю, снова испытывая отвращение.

— Он не очень-то сдержан, не так ли?

— Он, наверное, уже по уши в этом деле, пока мы разговариваем.

— Несмотря ни на что, он вызывает тебя?

Какого хрена?

Челюсть Смерти сжимается, и на лице появляется выражение отвращения. К этому примешивается и гнев. Я его не виню.

— Прежде чем ты уйдёшь… — Я останавливаю его.

— Нужно поторопиться.

Он всё ещё выглядит обиженным. Я знаю, что игнорирование моего отца причиняет ему настоящую физическую боль. Ему не обязательно говорить мне об этом, я и так это вижу.

— Я попросил Болта быть моим шафером. Я бы хотел, чтобы ты тоже был рядом со мной. — Я потираю лицо. — Болт ещё не согласился, но в любом случае я хочу, чтобы ты был рядом… со мной.

Я не уверен, почему вообще спрашиваю об этом своего брата после того, что Шеннон сказала на прошлой неделе о желании подождать.

Его глаза на мгновение загораются, прежде чем затуманиться.

— Я должен спросить нашего отца. — Смерть рычит на эти слова. — В противном случае я не могу гарантировать, что смогу это сделать. — Затем его поза смягчается. — Спасибо. Это многое значит. Когда ты сделал Шеннон предложение?

И вот опять!

— Я её не спрашивал. Я подумал, что мы могли бы выбрать кольцо и определиться с…

— Ты её не спрашивал? — Он выглядит так, будто хочет рассмеяться. — Ты что, хочешь умереть или что-то в этом роде?

Я хмурюсь.

— Возможно, она упомянула, что не хочет торопить события, и это нормально. — Я пожимаю плечами. — Нам нужно подождать, пока Фордж и Ава не проведут свою церемонию, и тогда мы сможем начать планировать. Мы любим друг друга. У нас будет ребёнок. Мы собираемся пожениться… Больше мне нечего сказать по этому поводу.

— Больше нечего сказать по этому поводу? — он давится смехом. — Тебе лучше что-нибудь придумать, и лучше, чтобы это было превосходно. — Он сгибается пополам и ворчит. — Мне действительно нужно идти. — Затем он дотрагивается до кактуса, накрывая его рукой. На мгновение мне кажется, что я вижу, как между его пальцами на секунду-другую вспыхивает огонек. Когда Смерть убирает руку, кактус становится пухлым, зелёным и очень даже живым. И не только это, но и несколько ярко-розовых цветков между шипами появились. — Не смотри так потрясённо, — говорит Смерть. — Может, моим отцом и был Аид, но моя мать — Персефона, богиня растительности, весны, плодородия и жизни. Меня переименовали в Смерть, когда я стал рабом нашего отца. Я родился не с таким именем. Я не всегда был таким. — Его челюсть напрягается, и он осматривает себя.

— Как тебя зовут на самом деле? — спрашиваю я.

На его лице появляется печаль. Выражение сожаления.

— Неважно кем я был. Это было целую жизнь назад. Скажи Шеннон, чтобы она не поливала растение слишком сильно. Всего-то и нужно, что давать по чайной ложке раз в неделю. Этого будет достаточно. — Затем он уходит. Я чувствую запах озона. Жаль, что нет способа вырвать Смерть из лап нашего отца.

Через несколько минут входит Шеннон. Меня окутывает аромат жасмина. Я вдыхаю её запах.

Она хмурится и оглядывает комнату.

— Где Смерть? Он, конечно, еще не ушел? Я думала, он остался на обед.

— Смерть не мог остаться. Он передал привет. И это…

Она делает глубокий вдох, в её голосе слышится потрясение.

— Боб! Что случилось с Бобом? — Она смотрит на меня, склонив голову набок. — Ты заменил мой кактус на новый? — Выражение её лица предупреждает, что моё объяснение должно быть убедительным. Она совсем не выглядит счастливой.