— Не вижу никакой, связи между их сексуальным поведением и нашим журналом, — высокомерно бросила Мэри Полк.

— Ну так я скажу тебе, законодатель моды, — прошипела Эмма. — Явный секс, — Эмма поиграла интонацией, — остался в моде прошлого года, и я боюсь, что ты тоже, милочка.

Эмма бросила вызов. Прозвучал зов трубы. Эмма была готова к драке. Если эта бостонка двинет хоть одним мускулом — она пропала.

— А кого вы хотите вместо него, Эмма? — едва прошептала Мэри.

— Пэт Паркер, — не теряя ни секунды, выпалила Эмма.

— Пэт Паркер? — переспросили в изумлении обе девушки в унисон.

— Но она же занимается фоторепортажами, — растерянно проговорила Мэри.

— И потом, она специалист по жанровым снимкам, — сказала Саманта. — Я говорю, что она не из известных, но вряд ли подойдет для «Селебрити»…

— Боже! Вы правы. Для «Селебрити» — нет, для «Нью селебрити» — да, — зазвучал триумфально голос Эммы. — Пэт Паркер всегда вовремя. Всегда там, где надо. Мне плевать у кого она причесывается или в каких ваших модных журналах не печатается! Если вы не работаете рискованно, вам не восхитить людей в этом мире. Вот и все. Безопасность пресна и скучна. Попробуйте заострить тематику, и вы увидите, что отбоя от читателей не будет! Но нам надо сначала их расшевелить. Отучите их от безмятежной жизни.

— Отучить их от покоя? Благодарю вас, Эмма. Большое вам спасибо, — слабо пробормотала Мэри, раздавленная критикой.

— Возможно, мы сможем использовать ее для рубрики «Звезды завтрашнего дня». Может быть, ей удастся убедить Тони Валентино переменить свое решение? — предложила Саманта.

Она с улыбкой запустила словесную ракету с ядерной боеголовкой в Эмму Гиннес. Вполне вероятно, что сама Саманта погибнет при взрыве, но надо дать понять этой проклятущей Эмме, что все в журнале знают до мельчайших подробностей историю ее унижения — это оправдывало риск.

У Эммы все поплыло перед глазами. В очередной раз интуиция ее не подвела. Она могла поклясться, что эти вертихвостки обсуждали именно ее, когда она появилась в комнате. И вот сейчас все это стало совершенно ясным. Кровь прихлынула к ее щекам и пошла расходиться по ее лицу, словно круги на воде от брошенного камня. Она сжала кулаки, пульс учащенно забился. Мысленно перед ней предстали все, кто когда-либо ее травил и унижал, она вспомнила лица всех, чьи слова жгли ее мозг, как кислота прожигает ткани. Еще больше она побагровела, когда вспомнила лицо этого парня, полного такого самомнения и самолюбования, который при всех, кто сейчас присутствует, унизил и растоптал ее в грязи. А это было трагедией всей ее жизни. Она всю жизнь стремилась достичь такого положения, где ее никто бы не посмел никоим образом обидеть. Тяжелая работа, самопожертвование, интриги и долгожданная победа, И что потом? Тут же появился новый кретин и испортил, отравил ей существование. Ей, стоящей во главе армии влиятельных людей. И кто? Никому не известный выскочка. Как его там звали? Валентино? Все в ней напряглось, когда она только лишь мысленно произнесла это имя. Глаза сузились, а зрачки впились в девушку, которая посмела дразнить ее.

— А вы знаете… Вы, может быть, знаете, почему я вас пока еще держу на работе? Ну так я вам скажу. Я хочу, чтобы вы выпустили последний выпуск вашего журнала для маразматиков «Селебрити». Зачем? Затем, что следом за этим на полном контрасте выйдет выпуск нового журнала «Нью селебрити». И каждый сможет почувствовать разницу. Вот почему я вас пока еще держу. Я сама никогда бы не смогла изобрести такую чудовищную скуку и серость, что вы успешно взрастили в «Селебрити». У вас двоих к этому есть несомненный талант. Вы можете навести тоску на всю Вселенную! Вы наслаждаетесь банальностями. Когда Господь творил безынициативных людей, он в уме уже держал вас за образец. Сейчас я отбываю во «Времена года» на ланч с Диком Латхамом, а затем отправлюсь на уикэнд в Малибу. И еще я хочу вас предупредить, что собираюсь уволить вас обеих. Вы, козявки, вы меня поняли? — прокричала высоким гневным голосом Эмма.

Долго сдерживаемые слезы наконец прорвались и хлынули потоком по ее щекам. Да, вышвырну их, и все дела! Эти красотки никогда не будут голодать, никогда не будут мерзнуть в холодной комнате с голыми стенами. На лето они отправятся в Хэмптонский курорт, а на зиму куда-нибудь в Англию, где какой-нибудь кретин-издатель предложит им перезимовать под его теплым одеялом в отделе рекламы… Такие никогда не переведутся. Наоборот, они вновь и вновь появляются, пересказывая, как знаменитая Эмма Гиннес, несмотря на свое влияние и славу, была втоптана в грязь в театре Джуллиарда никому неизвестным актером-новичком.

Эмма поспешила к двери, обернулась, и девушки увидели перекошенное яростью лицо их главного редактора.

— Ненавижу вас! Ненавижу вас всех! Придет день, и я вам покажу, как умею ненавидеть! Помянете вы еще меня!

* * *

Тони Валентино нежился в шипящих пузырьках огромной ванны «Джакузи». Закрыв рукой глаза от солнца, он тщетно пытался сохранить печальный настрой. Он хмурился, помотал головой в раздражении, выдал весь репертуар классических жестов горечи и сожаления, но безуспешно. В другой раз этого вполне бы хватило ему для придания мыслям нужного направления. Он считал: разреши телу сделать что-то — и душа последует в том же направлении. Но только не сейчас. Сейчас это было сделать просто невозможно. Малибу был слишком могущественен. Он исподволь проник в него и в подмогу себе вызвал надежного союзника — удовольствие от жизни. Тони повернулся, потоки направляемой, «холодно кипящей» воды обволокли его тело. Он посмотрел сквозь стеклянные борта на побережье. Волны величественно и лениво катились на южное побережье Калифорнии, так же неспешно и с достоинством, как это делали многие века до этого и будут делать после. Пеликаны и чайки ныряли за рыбой. Нырки разгуливали по карамелевому песку. Тони потянулся за стаканом ледяного «Сан Пеллегрино», добавил немного лимона в минеральную воду и стал, подпевать песенке Милли Ванили, которая раздавалась из динамиков аудиосистемы «Сони».

— Рад, что сюда приехал? — Она возвышалась над ним, вся просвечиваемая насквозь солнечными лучами.

Тони уставился на нее, положив руки на борта «Джакузи». Улыбаясь он кивнул, хотя знал, что это всего лишь отсрочка, которая поможет ему притупить боль, которая притихнет, но никогда совсем не уйдет. Малибу действительно излечивало раны. Но от действительности все равно не убежишь. А он и не хотел убегать. Элисон это поняла и благодарно улыбнулась, потому что он не гнал ее. Если знать, что эта богатая девочка никогда и не в чем не нуждалась и не знала отказа, то надо оценить по достоинству ее улыбку.

— Слушай, может, нам чего-нибудь перекусить? Ты не поможешь мне приготовить барбекью? Это ведь по-калифорнийски…

Он не ответил, дотянулся до черных солнечных очков и водрузил их себе на нос, чтобы скрыть выражение своих глаз и чувств.

— Только полезную и здоровую пищу, пожалуйста. Никакой соли. Никакого холестерола. Никаких липопротеинов! — засмеялся Тони, поразившись самому факту, что он еще может смеяться.

— Ты что, думаешь я себе враг? В этом краю зелени, жиры будут ядовитой отравой. Так, у нас есть спаржа, затем куриные грудки и шпинат. На десерт — клубника и ежевика, если угодно.

Смех звучал в ее голосе. Элисон была-по-настоящему счастлива и очень добра, подумал Тони. Она вытащила его из прострации, в которой он пребывал. Постаралась сделать все возможное, чтобы он забыл о своих горестях и печалях. Она, совершенно определенно, любила его, но только непонятно за что. Совершенно непонятно, почему богатая, молодая и красивая аристократка, в доме которой подавали еду на серебре, выбрала в любовники человека, у которого холодные амбиции уже полностью подавили все человеческие чувства. Он был очень груб с ней. Он ее просто использовал, продолжал пользоваться и сейчас. Она же отвечала на все это ангельской добротой, щедростью и здоровым юмором. Какое-то странное чувство — то ли благодарности, то ли еще чего — стало зарождаться в душе Тони, но то, что последовало дальше, отвлекло его от самоанализа. Элисон стояла прямо перед ним, как стоят актрисы на сцене, и патрицианские гены сказывались в любой черточке ее облика. Каждая клеточка, каждая жилка ее тела и лица говорили об этом.