Перед мысленным взором всплыло чуть хмурое, но такое милое личико моей жены, а в душе растеклось тепло. Она необычная, ни такая, как все те, что были у меня до нее. Этот ее протест в глазах и нахальная издевка в голосе будоражили, вызывая желание укротить.

Да! Чувствую, весело будет эти два года!

Прогулявшись по берегу, немного уставший вернулся в дом. Тишина и покой встретили меня и, минуя гостиную, я поднялся на второй этаж. Аккуратно открыл дверь шагнул в полумрак нашей спальни. Серебристая дорожка лунного света окутывала пространство, наполняя его таинственным мерцанием.

Тая безмятежно спала лежа на боку и подложив ладошки под щеку. Прядь непослушных волос упала на лицо, и я, не задумываясь, сделал шаг к кровати, желая убрать ее.

— Что за черт, — ругнулся, споткнувшись обо что-то, лежащее на полу.

Подушка и одеяло аккуратно разложены на пушистом ковре.

Что это?

Какого хрена?

Перевел взгляд на свободную половину огромного ложа.

Так и есть! Она приготовила мне спальное место!

На ковре…

*Таисия*

Свекровь мне досталась мировая! Хоть какой-то плюс от этого сумбурного брака. Чуть полноватая, среднего роста и копной черных волос, собранных на макушке в замысловато-небрежный узел. Данэла Калиева излучала добродушие и заботу истинно итальянской женщины и матери семейства.

Несколько лет работы с людьми, курсы психологии и я осмелюсь считать, что, все же чуточку разбираюсь в том, дружелюбен ли человек или стоит держаться от него подальше. Сеньора Данэла внушала доверие, она излучала уютное тепло и располагала к общению.

За те несколько минут, что мы, оставив мужчин на парковке, шли по, выложенной мозаичной брусчаткой, дорожке к красивой вилле из светлого кирпича с большими панорамными окнами, я поняла одно: она рада! Вот прямо по-настоящему рада моему появлению в жизни своего сына.

Она так искренне удивлялась этому событию и так активно возмущалась на отпрыска за сокрытие такой замечательной новости, что невольная улыбка засияла на моем лице. Я выдохнула напряжение, колючим комком копошившееся где-то в районе солнечного сплетения. Вдохнула полной грудью теплый воздух Греции и расслабилась, позволив себе окунуться в ту заботу, которой намеревалась окружить меня эта женщина.

О! А еще я обязательно разузнаю у нее кучу разных интересных и пикантных историй из детства и юности моего мужа! Ведь наверняка она хранит их все в специально отведенном уголке своей материнской памяти.

— Зови меня просто Данэла, — оборвала она мою попытку обратиться к ней, соблюдая все правила приличия, — зачем эти формальности? Мы же семья!

Мы остановились в холле, пол которого был выложен плиткой, а мозаичный рисунок посередине изображал большое солнце, в центре которого были фрагменты различных сцен из древнегреческих мифов. Справа от нас широкая лестница с массивными перилами вальяжно поднималась на второй этаж. Слева — распашные двери вели, приветливо приглашая заглянуть, в столовую. А прямо огромное панорамное окно с видом на задний двор, где вольготно разместились: огромный бассейн овальной формы, раскидистые пальмы с натянутым между ними гамаком, пара шезлонгов и плетеных кресел так и манивших опуститься в них и расслабленно принимать солнечные ванны. И все это великолепие в буйстве зелени омывалось лучами послеполуденного солнца.

— Ой! — всплеснула руками Данэла, — что это я тебя заболтала совсем, — посетовала она, — ты, небось, устала или кушать хочешь?

Ее карие глаза смотрели на меня с такой нежной опекой, что на меня накатило чувство стыда, за наш с Амиром спектакль. Сглотнув ком растерянности я попросила чашку чая.

— Пойдем, пойдем, — женщина приобняла меня и повела в столовую, — давай на кухне, по-домашнему накроем стол и посплетничаем…

— А давайте! — улыбнулась я, махнув рукой.

Самой не хотелось пафосно рассиживаться за большим мраморным обеденным столом и смущаться оттого, что вокруг тебя суетится прислуга. Не привыкла я к такому. Да и все это нисколечко не располагает к душевной беседе.

Мы прошли через столовую в большую кухню, оформленную в стиле французского прованса.

— Ну, рассказывай, — усадив меня за стол, Данэла отошла к кухонному островку, находившемуся в центре помещения, и поставила пузатый чайник, блестящий нержавеющими боками, на конфорку встроенной варочной панели, стилизованной под старину.

— Что? — уточнила я, разглядывая интерьер с мебелью из натурального дерева темных тонов, со стенами, отделанными светлым кирпичом, с мелочами, делающими его живым, а не эскизом на странице модного глянца.

— Откуда ты так хорошо знаешь итальянский?

— Мама лингвист и с детства уроки иностранного языка для меня были обязательной программой. Но, в отличие от мамы, я с языками дружу плохо, так что, — вздохнула, — что умею, то умею.

— Отлично умеешь, мне хоть будет с кем поговорить на родном языке. Что муж, что дети его хоть и знают, но особо не стремятся на нем разговаривать, все больше на русском. Мы же только пять лет как переехали в Грецию, до этого жили в России. — рассказывала Данэла и суетилась с чайником.

— Ну, а как вы с Амирчиком познакомились?

Она так ласково произнесла его имя, что меня опять кольнуло позорное чувство несправедливого обмана. Врать этой милой женщине не хотелось от слова “совсем”. Но и правду рассказывать не стоило.

Поэтому я, вдохнув поглубже воздуха, пропитанного ароматами домашней выпечки, схватила с тарелки румяную булочку, только чтобы чем-то занять свои руки. Они слегка подрагивали из-за неловкости. Подняла взгляд на, ожидавшую моего ответа, женщину и приукрасила нашу первую встречу с ее любимым сыном.

— Он просто попутал адреса и завалился ко мне в квартиру, требуя немедленно рассказать, где я прячу какого-то поганца, нахально влезшего в его дела, — хлопая ресницами, сочиняла я.

Мысленно поставила галочку, припомнить этому поганцу свое состояние нервного врунишки. Он там, понимаешь ли, с отцом обсуждал рабочие вопросы, а я тут отдувалась за нас двоих. Еще бы не забыть. Что рассказала, чтобы дословно передать балладу мужу.

— Да ты что? — наливая чай в толстую керамическую чашку восхищенно причитала Данэла, — а дальше, что?

— Когда догадался о своей оплошности, извинился и ушел, — пожала плечами, поднося чашку ко рту и делая робкий глоток душистого настоя.

— Да? — разочарованно выдохнула она и села напротив.

— Но на следующее утро вернулся с цветами и… — опять заняла свой рот, на этот раз булкой, чтобы сообразить, что дальше приплести. — Вот! — кивнула на живот и это все, что пришло в мою голову, — вы лучше расскажите мне, что-нибудь из детства Амира, — перевела я разговор, не желая больше лукавить, — это так интересно, — и это была сущая правда.

— Ой, сейчас! — воодушевилась она, а я приготовилась слушать и, как говорится, мотать на ус…

Она засуетилась, видно было, как данная тема ее зацепила и ей просто не терпелось рассказать. Глаза блестели.

— Сейчас моя дорогая, — опираясь на стол, она поднялась и отошла к двери ведущей, видимо, в подсобные помещения, — Алексия, — крикнула она, приоткрыв створку, — принеси, пожалуйста, нам альбом из комода в гостиной.

Женщина средних лет, одетая в форменное платье серого цвета, длиною чуть ниже колен, чуть недовольно глянула на меня.

— Да, синьора Данэла, — ответила как-то нехотя и, пройдя через кухню, удалилась выполнять просьбу хозяйки.

— Сейчас посмотришь, каким милым малышом он был, — умилялась Данэла, возвращаясь к столу. — А на Алексию не обращай внимание, — махнула она рукой, — она Амирчика с пеленок знает и всегда с пристрастием относилась ко всем его девушкам.

Я пожала плечами и поднесла чашку к губам. Мне-то какая разница, какое впечатление я произвела на постороннего человека. Я здесь на пару дней — если Амир не соврал — да и в его жизни ненадолго. К горлу опять подкатил комок неприятной горечи, заставив меня поперхнуться глотком чая, отставила в сторону тонкий фарфор.