— Что ты тут делаешь?

Дамасо, свекор.

— Еще раз нарушишь правила, попадешь сюда же, в загон.

Валентина инстинктивно обхватила руками живот, чтобы защитить малыша.

Народу в баре было полно, в основном испанцы, но еще несколько групп китайцев и парочка других туристов. Декор был азиатским: фонарики и разноцветные гирлянды с китайскими иероглифами. Фигурка, смутно напоминающая кошку, махала лапой в знак приветствия. Если не считать этой мишуры, здесь все было, как в обычном баре: жестяная стойка, пластиковые столики, пепельницы с логотипами ликера «Чинар» или мартини — получается, тут все еще можно курить.

Ческу мало волновало, что в баре, где раньше работал Пако из Сеговии, знакомый ей с тех пор, как переехал в их квартал, теперь повсюду иероглифы и статуэтки Будды. Официант с раскосыми глазами подает кофе без кофеина, но с молоком, и правильно наливает пиво. А рубец по-мадридски здесь сейчас готовят даже лучше, чем в прежние времена. Имя у официанта непроизносимое, так что посетители-испанцы и его окрестили «Пако». Новый Пако, хоть и китаец, родом из этого квартала, так что по-испански говорит не хуже остальных.

— Пако, дай мне баночку пива с собой и скажи, сколько с меня.

— Ты сегодня моя гостья. Не останешься? Праздник еще не начался.

— Домой пойду. У меня конъюнктивит, мне вообще вылезать не стоило. Зашла только пожелать тебе хорошего года Свиньи.

— Спасибо, но я родился в Мадриде, в Милагросе… У меня год закончился тридцать первого декабря. А это все китайские штучки, — рассмеялся он.

Ческа посидела бы подольше, ей нравилась атмосфера, но в баре было не протолкнуться, и у нее чесались глаза. Кроме того, завтра ей рано вставать: ее вызывали в суд на площади Кастилии, свидетелем по делу организации, похищавшей людей, которое раскрыл отдел криминалистической аналитики. Это входило в ее обязанности координатора ОКА — координатора, а не начальника, как не уставал повторять Рентеро. А разговор с Сарате пару часов назад убил остатки праздничного настроения. Она рассчитывала на совместный ужин, но Сарате свалил к своим дружкам. Ческа и сама не поняла, почему так на него разозлилась: они взрослые люди, каждый делает что хочет. И все-таки…

У выхода она посторонилась, чтобы пропустить процессию, участники которой изображали дракона, пританцовывая под барабаны и что-то вроде бубнов. Ческа не представляла, как все они поместятся в баре, но посетители подались в стороны, освобождая пространство; Пако как-то говорил ей, что чем больше веселья и суматохи, тем удачнее будет наступающий год.

Народу было много и на улице, но она нашла уголок, чтобы закапать в глаза капли, которые ей посоветовал Буэндиа. Открыла баночку «Махоу» и сделала большой глоток, глядя на праздничную толпу и вслушиваясь в гул музыки, аплодисментов и петард. Вдруг к ней подошел мужчина, с виду испанец, но обратился на китайском:

— Чжуньян цзисян.

— Ни слова не поняла, — ответила она с улыбкой.

— Подожди, я повторю. — Он вытащил из кармана бумажку и прочитал: — Чжуньян цзисян.

— И что это значит?

— Один китаец сказал мне, что так желают удачи в год Свиньи. Хотя кто его знает, может, это означает роллы Примавера или свинину в кисло-сладком соусе, и тогда получается: хорошего года Кисло-сладкой свинины. Меня зовут Хулио.

— Ческа.

Он поцеловал ее в щеку. Ческа разглядывала Хулио: высокий, хорошо сложен. Правда, зеленая куртка с рыжей подкладкой выглядела несколько старомодно. Вроде бы симпатичный мужчина, к тому же, кажется, с чувством юмора.

— Ты местный? — спросила она, удивляясь, что никогда раньше его не встречала. Мадрид — большой город, но люди здесь живут в иллюзии, что в своем районе они знакомы со всеми.

— Да нет, я в Мадриде новичок. Я преподаватель, и меня перевели в эту дыру, местный институт. — Он тут же спохватился: — Прости, ты же сейчас скажешь, что сама училась в этом институте, и пошлешь меня.

— Не переживай, я переехала сюда уже взрослой. И вообще, я училась у монашек.

— Даже не знаю, что хуже.

— Монашки, — засмеялась Ческа.

Они купили четыре банки пива и пакет чипсов и направились к площади Хулиана Мариаса. В районе улицы Марсело Усеры бушевало празднование китайского Нового года, но на противоположной стороне площади виднелось несколько скамеек, где можно было посидеть в тишине.

— Я ребятам говорю: раз вы здесь, в аудитории, значит, вы выбрали другую жизнь, не такую, как у тех, кто болтается на улицах или целыми днями сидит в парке Прадолонго с пивом, травой и таблетками.

Ческа не во всем была согласна с Хулио, но омрачать флирт спорами не хотелось, поэтому она мягко возразила:

— Неужели этот институт настолько плох? Я почти местная, и мне он не кажется таким ужасным. Не лучшее заведение, но и не худшее в Мадриде, отнюдь не худшее.

— Может, со времен твоего студенчества он изменился… Я им твержу: будьте сильными, идите по жизни с высоко поднятой головой. Всегда есть выбор.

Ческа удивилась: Хулио практически воспроизвел сцену из «Опасных умов» с Мишель Пфайффер, присвоил реплики главной героини. Ну да ладно, может, этот смазливый тип считает, что цитировать кино — лучший способ завоевать женщину. А ей сейчас не помешает немного развеяться, отвлечься от работы в ОКА, от завтрашнего суда и от ссоры с Сарате. Нужно выбросить все это из головы, а парень, кажется, вполне подходящий. Ческа закрыла ему рот поцелуем.

— Далеко живешь? — спросила она.

— Далековато, — ответил он скорее растерянно, чем взволнованно.

— Ты на машине?

— Нет, на метро приехал.

— Поехали на моем байке.

Проще было бы привести его домой, но она не решилась: вдруг Сарате уйдет со своей дружеской пьянки и застанет ее в постели с мужчиной, с которым она только что познакомилась. Лучше не рисковать.

На мотоцикле они доехали до площади Комендадорес, припарковались там и поднялись в крошечную квартирку. Глаза продолжали чесаться, и Ческа пошла в ванную закапать капли. Отметила, что ни на раковине, ни на стеклянных полочках нет никаких личных предметов, но не стала об этом задумываться, — ей так хотелось секса, она так давно не занималась им ни с кем, кроме Сарате, что по спине бежали мурашки.

Хулио ждал ее с открытой бутылкой вина и полным бокалом. Он уже снял рубашку, и увиденное Ческе понравилось. Чокнувшись, они стали целоваться. Он оказался мастером прелюдии и не спешил ее раздевать. Похоже, собирался сделать все медленно, но Ческа сразу сбросила одежду. Ей бы перепихнуться по-быстрому — и домой. Она толкнула его на кровать, села сверху и вдруг ощутила сильный приступ тошноты. Хулио опрокинул ее, обнял и начал целовать, она пыталась расслабиться, но разум твердил ей, что происходит что-то странное… Его губы спустились к ее паху, и тошнота смешалась с волной наслаждения. Она закрыла глаза — а когда снова открыла их, заметила, что по комнате промелькнула тень. Ческа совершенно точно ее видела. Ускользающее сознание успело зафиксировать жутковатую мысль: они с Хулио здесь не одни. Раздались какие-то хрюкающие звуки, но это был не Хулио, звуки доносились из другого места. В свете уличных фонарей нарисовался силуэт: прислонившись к дверному косяку, за происходящим как ни в чем не бывало наблюдал мужчина. А в изножье кровати появились две головы: они как завороженные следили за каждым ее движением.

Ческа хотела вырваться, бежать, но ни мышцы, ни разум ей уже не подчинялись.

На стуле у входной двери, уставившись в стену, неподвижно сидела женщина андрогинного вида. Темно-серый мужской костюм-тройка (длинный пиджак, брюки, жилет), белая рубашка (видны манжеты с красными запонками), классический галстук в полоску с виндзорским узлом, как у профессора английского университета. Стрижка короткая, виски и затылок выбриты почти наголо. Но при очевидном стремлении походить на мужчину скрыть свою женскую красоту посетительнице не удалось.