6 маpта 1946 г. в Фултоне Чеpчилль в пpисутствии Тpумена объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту pечь самой глубокой и умной из всех, какие он слышал). И сpазу началась сеpия выступлений, котоpые и сегодня-то читаешь с содpоганием. На самом деле еще до речи в Фултоне, 14 декабря 1945 г. Объединенный комитет военного планирования США принял директиву, в которой определил 20 городов СССР, по которым предполагалось произвести атомную бомбардировку с использованием всех 196 атомных бомб, которыми располагали США. По мере накопления арсеналов число городов, предназначенных для бомбардировки, возрастало.

Но нас интересует не это, а характер того страха, который овладел средним американцем, когда стало известно, что СССР также стал обладателем атомной бомбы. Это явление известно как «ядерный страх». Он сразу же приобрел черты страха иррационального, так что Федерация ученых-атомщиков США организовала крупное исследование психологов с целью найти средства ввести этот страх в разумные рамки.

Директор Центра истории физики С.Р.Верт, который в течение пятнадцати лет изучал это явление, описывает его в большой книге «Ядерный страх: история образов». С самого начала психологи поставили своей целью «мобилизовать здоровый страх, побуждающий к действию и реализации эффективных мер против реальной опасности войны» — превратить иллюзорный страх в реальный. В целом эта цель не была достигнута, и ядерный страх в США обрел те же черты, что и страх Х века, страх перед чумой в XIV веке, «страх Лютера» — черты экзистенциального страха западного человека.

С.Верт описывает, как в стране возникла целая система нагнетания страха, которая вошла в резонанс, так что любые действия и сообщения (например, создание системы гражданской обороны) вместо снижения уровня страха способствовали его росту. В результате в начале 50-х годов эксперты считали, что главную опасность для США составляют уже не сами атомные и водородные бомбы СССР как средства разрушения, а та паника, которая возникла бы в случае войны. С.Верт отмечает также, что подобного страха в СССР не возникло. Он объясняет это тем, что советские средства массовой информации не занимались нагнетанием страха, а интенсивно распространяли знание об использовании атомной энергии в мирных целях. Думаю, однако, что дело не в этом94.

Длительное и широкое исследование «ядерного страха» дало важное знание. Ученые столкнулись с явлением, затронувшим глубинные слои психики, так что отсутствовали привычные корреляции с социальным положением, уровнем образования или осведомленностью о реальной опасности. Особенно уязвимой оказалась психика молодежи. Здесь наиболее часто наблюдался крайний механизм самозащиты сознания, который срабатывает в безвыходных положениях — «оцепенение». Это — подавление, отрицание всяких образов опасности, циничная покорность.

С.Верт пишет, что больше всего психологов обеспокоил тот факт, что к концу 60-х годов это «оцепенение» охватило и тех, кто по долгу службы был обязан сохранять реалистичное отношение к проблеме — военных и политических деятелей, а затем и самих исследователей «ядерного страха». Этот факт усилил тревогу, т.к. в массовом сознании возникло сомнение в том, что власти держат ядерную проблему под контролем. Страх с ядерного оружия распространился на атомные реакторы, а затем и на все проявления ядерной энергии. В 70-х годах положение ухудшилось, так как психологи установили, что и персонал атомных станций подпал под воздействие «ядерного страха».

Иррациональность этого страха была видна уже из того, что тяжелейшие технологические катастрофы воспринимались несравненно более спокойно, чем небольшие инциденты на АЭС (например, катастрофа на принадлежащем американской фирме химическом заводе в индийском городе Бхопала, при которой погибло более 2 тысяч человек и более 10 тысяч остались инвалидами). Более или менее серьезная авария на АЭС «Тримайл-Айленд» в Пенсильвании вызвала такую вспышку страха, что пресса всерьез сравнивала ее с Хиросимой, ядерной войной и концом света. На основании отчетов многих исследовательских групп, С.Верт пишет, что масштабы той паники не могли быть объяснены лишь воздействием падких на сенсации СМИ: «Это был ядерный страх в действии, всеохватывающий и ненасытный, распространившийся как в среде рядовых граждан, так и в высших сферах власти».

Разумеется, ядерный страх в США использовался в политической рекламе, направленной не только на создание нужного образа «внешнего врага», но и во внутренней политике. Одним из самых сильных политических роликов считается фильм «Дейзи», выпущенный демократами во время выборной кампании 1964 г. Целью было дискредитировать опасного конкурента, правого консерватора республиканца Б.Голдуотера. В фильме маленькая девочка обрывает лепестки ромашки и считает: один, два, три… А потом за кадром мужской голос начинает обратный счет: десять, девять, восемь. При счете ноль — лицо ребенка крупным планом, глаза полные ужаса, и из них вырастает гриб ядерного взрыва. Фильм был показан всего один раз за два месяца до выборов, но произвел такое впечатление, что множество людей звонило в Белый дом, требуя «остановить Голдуотера». Бедного Барри погубил страх американцев перед ядерной войной.

Сегодня, когда рассекречены многие документы холодной войны, мы с изумлением обнаруживаем, что за многими действиями наших противников, которые выглядели как фанфаронство или цинизм, стоял самый настоящий, искренний, нам совершенно непонятный страх. Дело доходило до курьезов. Два года назад, например, официальные лица США признались, что в 50-е годы на территории нейтральной Австрии без согласования с ее правительством было создано более полусотни тайных складов оружия и боеприпасов. Командование армии США решило, что Советы вот-вот оккупируют Европу, и романтически подготовило базу для партизанской войны (начитались мемуаров батьки Ковпака). Скандал сегодня возник оттого, что секретные карты размещения этих тайников потерялись, и многие из складов не удается отыскать. Неплохой подарок для торговцев оружием.

Почему же эта способность создавать в воображении преувеличенный образ страха стала основой для целой стратегии манипуляции сознанием? Потому, что иррациональный страх — очень действенное средство «отключения» здравого смысла и защитных психологических механизмов. Потрясенный страхом человек легко поддается внушению и верит в любое предлагаемое ему «спасительное» средство. Массовый (и часто подсознательный) страх как предпосылка для программирования поведения проверен психологами рекламных агентств в ходе крупных кампаний. Одной из них было создание в США массового рынка холодильников.

Психологи, изучавшие скрытые страхи в период 2-й мировой войны, пришли к выводу, что американцы испытывают большую потребность в вещах, служащих символом безопасности и стабильности, предсказуемости будущего. У многих был обнаружен комплекс «желания вернуться в детство», символом которого была мать, надежно оберегавшая свое дитя от голода. Эксперты посчитали, что вещью, которая может взять на себя функции такого символа, мог бы стать холодильник: «для многих людей холодильник представляет гарантию, что дома всегда будет еда, а еда в доме обозначает покой, тепло и безопасность».

Исследования показали также, что еда символизирует нечто гораздо большее, чем просто питание. Люди, испытывающие страх перед будущим (страх, никак не связанный с проблемой питания), склонны создавать дома запасы еды, гораздо большие, чем они способны съесть. Запасы еды снимают беспокойство.

История массового спроса на холодильники в США тем более красноречива, что экономическими расчетами и здравым смыслом этот спрос не подкреплялся. В США не было перебоев с продуктами питания. Согласно анализу специалистов, стоимость холодильника, потребляемой энергии и тех продуктов, которые залеживались в холодильниках и выбрасывались на помойку, была такова, что с прагматической точки зрения покупка холодильника была абсолютно бессмысленной. Тем не менее, психологи предвидели массовый спрос, было создано массовое производство, реклама исходила из наличия подавленного страха, и расчеты подтвердились.