Финансируемая бизнесом, насыщенная коммерческим содержанием и распространяемая с помощью массовых коммуникаций информация направлена на поддержание зарубежной деятельности американских предприятий и создание благоприятного климата для частнособственнических и потребительских ценностей и установок — основной опоры системы свободного предпринимательства. Культура американского бизнеса, взывая к индивидуалистическим инстинктам, совращает все на своем пути и при этом обильно сдабривает свои сообщения восхвалением технических новинок и потребительских восторгов.

Она черпает свои силы, спекулируя на двух наиболее очевидных стремлениях людей: на желании повсеместно покончить с войной и на признанном всеми стремлении добиться личного успеха в жизни. Соответственно ораторское искусство корпоративных средств массовой информации направлено на максимальное восхваление особого рода интернационализма и свободы, абсолютизирующих личные выгоды. Отождествление человеческой свободы с частной собственностью и отнесение глобальной деятельности частных корпораций к разряду некой вдохновенной модели интернационализма — вот основные идеологические посылки современных фабрикуемых предпринимателями сообщений. Весьма откровенно высказывался на эту тему вице-президент компании «Дж. Уолтер Томпсон» Том Саттон: «Я полагаю, задача таких международных организаций, как Международная ассоциация рекламы и Международная торговая палата, состоит в том, чтобы отстаивать свободу и заботиться об экспорте во все страны лучших систем управления и принуждения» [39].

Роберт Сарнофф, президент правления РСА — суперкорпорации по производству электронной аппаратуры — ратует за сотворение свободного от ограничений мира, доступного для всех, и особенно для деятельности нескольких сот многонациональных корпораций. Призывая к созданию «всемирного общего рынка информации», Сарнофф настойчиво рекомендует снизить национальную ответственность в области информации, с тем чтобы последняя рассматривалась в качестве «всемирного ресурса». Это, как он утверждает, приведет к созданию мирового потока информации, который принесет не меньшие блага, чем увеличение торговли между странами Западной Европы. Распространение знаний с помощью этой системы послужит большим стимулом к развитию, чем любая из возможных программ экономической помощи.

Развлекательные, культурные и информационные программы из-за границы перестанут быть редкостью для общественности всех стран и превратятся в повседневное явление...

По мере того как процесс передачи информационных данных будет удешевляться, мы сможем использовать многонациональную фирму для передачи новой технологии. Увеличение производства и производительности в результате резкого возрастания потока коммерческой информации может превзойти экономические достижения «Общего рынка» за последние 20 лет[40].

Экономическая производительность, технологическое мастерство и военная мощь всегда служили традиционными китами, на которые опирается американская корпоративная экономика. Сегодня все больший упор делается на контроль над средствами массовой информации. Мощный информационный поток, нагнетаемый и финансируемый американскими компаниями за рубежом, в значительной степени содействует поддержанию внутри страны и за рубежом системы свободного предпринимательства и ее ценностей.

 Конечно, хотелось бы верить, что некогда жили «свободные люди», но подавление и угнетение большинства существовали во все времена. Достигалось это разными способами в зависимости от характера общества, уровня «искусства» угнетения и ресурсов, находившихся в руках тех, кто стоял у власти. Основной целью угнетения всегда было удержание в пользу привилегированного меньшинства как можно большей части общественного продукта и сохранение для менее удачливого большинства такой его части, которой было бы достаточно для обеспечения непрерывного трудового процесса. Дефицит, поддерживаемый с помощью физического принуждения, на протяжении тысячелетий служил самым надежным регулятором поведения людей. За последние несколько столетий наряду с развитием современной промышленности получила развитие и значительно усовершенствовалась система управления и подчинения. С появлением рынка сложились относительно свободные социальные условия, но при этом простые рабочие люди оказались полностью зависимыми от заработной платы, получаемой за далеко не всегда гарантированный труд.

Хотя подобная форма индустриализации не проникла во все уголки мира, она уже значительно изменила характер тех обществ, в которых достигла наивысшего уровня развития. В Соединенных Штатах в особенности, а кроме того, в Западной Европе и в Японии индустриальное государство развивается если не в новом направлении, то во всяком случае не так, как оно развивалось раньше. Производительность труда резко увеличилась, и выросший общественный продукт распределяется с еще большим неравенством.

В то же время, осознав в результате потрясших ее в первую треть двадцатого столетия социальных катастроф свои слабости и нужды, западная промышленная система с большой неохотой допустила вмешательство в свои дела государства, которое призвано обеспечить ей относительно ровное функционирование. Получили развитие небывалые по своим размерам и могуществу правительственные бюрократии и постоянно разрастающийся слой общества, чья задача заключается в поддержании экономического (и политического) равновесия. Система эта привела к еще большей зависимости от техники и от тех, кто соответствующим образом подготовлен для изобретения, производства и работы с более сложным оборудованием и процессами.

После второй мировой войны американская экономика стала первой в мире экономикой, где большая часть рабочей силы была занята не в производственной сфере, а в сфере обслуживания. Число канцелярских работников, работников торговли, сферы обслуживания и административного персонала сегодня превышает число рабочих, занятых непосредственно в промышленном и сельскохозяйственном производстве. Тенденция эта продолжает усиливаться, и, по предварительным оценкам, последствия ее носят скорее психокультурный, чем экономический, характер.

В этой новой ситуации Питер Дракер характеризует рабочего как «работника умственного труда в отличие от вчерашнего рабочего — работника физического труда, квалифицированного или неквалифицированного». Ученый отмечает, что «это, хотя и довольно значительное, повышение приводит к противоречию между традицией нового работника умственного труда и его положением простого рабочего» [1].

Это, согласно Дракеру, создает весьма серьезные проблемы, ибо такой работник «считает себя человеком интеллигентного труда, таким же, как юрист, преподаватель, врач, священник, государственный служащий. Он имеет такое же образование, а доходы его еще выше» [2]. И все же он остается подчиненным, занимающим непонятное положение в штатном расписании и лишенным даже тех незначительных возможностей выбора (за исключением заработной платы), которые предполагает полученное им образование. Более того, он в значительно большей степени по сравнению со своим предшественником осознает по крайней мере общие очертания своего культурного уровня. Таким образом, перед развитым индустриальным государством с рыночной экономикой встает еще одна дилемма. Дракер формулирует ее следующим образом:

«С каждым годом конфликт между надеждами, возлагаемыми на умственный труд, и действительностью будет все глубже и острее. В результате управление работниками умственного труда приобретет чрезвычайно большое значение для создания и функционирования общества умственного труда... Похоже, именно этот социальный вопрос будет стоять перед развитыми странами в двадцатом, а возможно, и в двадцать первом веке» [3].

Любопытно, что Эдвард X. Карр, рассматривая ту же сложившуюся в индустриальном обществе ситуацию с точки зрения (если так можно выразиться в данном случае) социалистической перспективы, рисует абсолютно противоположную картину. Но Карр надеется на такое будущее, в котором манипуляция не будет занимать такое ведущее положение. Он пишет: