— Что я могу здесь делать, кроме как просто гулять? — с вызовом ответил тот. — Винные пары, знаете ли! Мне нужно было прийти в себя, продышаться. Черт побери, я наткнулся на лейку, оставленную садовником, и упал. Но вы сами, герцог? Я слышал какой-то шум. Вы-то хоть не поранились? — участливо осведомился Холланд, но ему не удалось смягчить супруга Марии.

— Я в полном порядке, благодарю! Мне помешала дверь, я выбил ее. Вы не видели мою жену?

— Герцогиню? В этот час, здесь? Полагаю, она спит!

— Вы так думаете? Мне казалось, что со времени нашего отъезда в Англию она питает страсть к ночным прогулкам в саду и в вашем обществе.

— Вы абсолютно правы, но то было летом. Зима, особенно в ночное время, не слишком подходит для романтических прогулок.

— Ну да… Что ж, хорошей прогулки, милорд! Но смотрите внимательнее под ноги! Так ведь недолго и ногу сломать, а может, и того хуже!

И, не говоря больше ни слова, Шеврез вернулся в дом, оставив своего гостя в большем беспокойстве, чем тот хотел это показать. Новый настрой этого муженька заставлял задуматься, и в тот вечер Генри испытывал неприятное чувство, будто перед ним был только что совсем не тот любезный и падкий на роскошь глупец, которого он прежде знал. Даже если это было вызвано лишь его искусным перевоплощением, когда он притворился пьяным. Придется отныне действовать как можно осмотрительнее, если он хочет сохранить свою связь с Марией. А он страстно хотел этого. Эта женщина определенно обладала даром разжигать в нем любовный огонь!

Любым способом нужно было найти предлог, чтобы переехать в другое место: мысль о том, чтобы продолжать есть хлеб супруга, не сводившего с него подозрительного взгляда, больно ударила по его самолюбию. Завтра же нужно поговорить об этом с Карлтоном…

Холланд думал об этом, возвращаясь в свои апартаменты через огромный особняк, пустынный и темный, по-детски радуясь тому, что он оказался один и в безопасности. Однако в гостиной, которую он делил со своим соотечественником, его встретил лакей Пирсон, сообщивший, что в спальне его ожидает дама.

Уверенный, что это Мария, он почувствовал, как внутри закипает злость. Должно быть, она совсем сошла с ума, если так опрометчиво подвергает их обоих опасности! Но это была не она. Женщина в белом, сидящая у камина и любующаяся огнем, подперев руками подбородок, оказалась Элен.

— Уже? — сказала она, не двинувшись с места и продолжая глядеть на огонь. — Я ждала вас только через час или два.

— Что вы тут делаете?

— Я же сказала вам: я ждала! Вам удалось найти местечко более или менее удобное, как у вас принято говорить? Трава в это время года пожухла, и даже в пышных мехах земля или мрамор жестковаты для нежной кожи, правда? Вам было бы гораздо лучше на мягких подушках в павильоне!

— К чему это вы клоните?

Она встала и подошла к нему, опустив глаза и улыбаясь.

— Лишь к тому, чтобы подарить вам ту ночь, пережить которую в Чизвике нам помешал столь несвоевременный приезд старой графини Бекингэмской. Вспомните, как мы оба были разочарованы!

— Я помню! А вы забыли о письмах, которые я просил вас передавать через наше посольство?

— Мне просто нечего было сообщить вам, помимо того, что вы и так могли узнать из обычной почты или от мсье Ботрю де Серрана.

— Именно! Я узнал от него, что мадам де Шеврез находится под угрозой изгнания. Если бы вы потрудились написать мне об этом раньше, я ускорил бы дело. Я же говорил вам, что хочу знать все о ее действиях, а по возможности и о ее мыслях!

— Она, всегда она! — воскликнула Элен. — По правде говоря, я даже начинаю думать, что вы занимались со мной любовью только из-за моего положения подле нее!

— Не говорите глупостей! На нашей политической шахматной доске она является фигурой первостепенной важности! Основой всего, если вам угодно.

— Я заметила это, так, что будьте уверены, в будущем я буду держать вас в курсе всего, что вы желаете знать! А теперь, — добавила она, еще ближе подходя к нему, — не могли бы мы оставить эту тему и поговорить о нас? Может, нам стоит вместе отправиться в тот павильон, в который вы так стремились?

— Теперь, когда там выбита дверь и гуляют сквозняки? Вы шутите?

— Выбита? Дверь? Но кем?

— Вашим хозяином, который хотел там застигнуть нас с герцогиней! Честное слово, ему это почти удалось, и я готов поблагодарить того, кто забрал ключ! Приключение едва не закончилось дуэлью!

— Тогда благодарите меня! Вот он! — сказала Элен, доставая ключ из открытого корсажа и протягивая ему, но он жестом остановил ее.

— Так это вы его взяли? Зачем же?

Элен вскинула голову очаровательным движением, в котором читался вызов:

— Потому что я не хотела, чтобы она первая заполучила вас! Это было бы несправедливо после того, как нас так неожиданно разлучили. Я так хотела быть вашей в тот вечер! Завтра вы будете с ней, но сегодня я хочу, чтобы вы были моим! Если верить тому, что вы говорили мне в Чизвике, преступление не так уж велико, и вас должно радовать такое доказательство любви.

Она была очень хороша в эту минуту в своем белом шелковом пеньюаре, широко распахнутом на груди, и ждала, что он заключит ее в объятия. Но вместо этого он повернулся спиной.

— Но меня оно вовсе не радует! — сухо произнес он. — Вы, женщины, считаете, что получили власть над мужчиной, шепнувшим вам пару-тройку нежных слов.

— Что вы хотите сказать? — изумленно проговорила Элен.

— Что нужно дождаться своей очереди! Сегодня, моя милая, я хотел ее! Не вас! Так что собирайтесь-ка и отправляйтесь к себе спать!

Глубоко оскорбленная, Элен стремительно запахнула пеньюар.

— И вы говорили, что любите меня! — горестно проговорила она.

— Я говорил? Возможно. Но не смотрите на меня с видом побитой собаки! Я не в настроении! Когда буду в настроении, непременно вам сообщу. Спокойной ночи, моя дорогая!

Этого она уже не в силах была вынести. Быстрая, точно атакующая змея, ее рука поднялась и со всей силой опустилась на щеку Холланда. Реакция англичанина была незамедлительной. Он отвесил Элен две резкие пощечины, от которых она зашаталась. Затем, схватив ее за плечи, он выставил ее в коридор, где она упала к подножию одной из статуй, и дверь за ней захлопнулась.

Испытывая более душевную, нежели телесную боль, она с трудом поднялась — при падении она разбила колено. Держась за стену, она попыталась двинуться по коридору, чтобы вернуться к себе, как вдруг столкнулась нос к носу с Шеврезом, шедшим ей навстречу и одетым для выхода — в шляпе и плаще. Он остановил ее:

— Вы, мадемуазель дю Латц, здесь? В таком наряде? И, я бы сказал, в таком виде?

Она заставила себя улыбнуться, на ходу пытаясь придумать ответ. Но лишь пробормотала нечто невразумительное. Герцог разочарованно произнес:

— И вы тоже его любовница?

— Монсеньор!

— Пожалуй, настало время прогнать из моего дома этого лиса, охотника за курами!

И он решительно забарабанил в резную дверь:

— Открывайте, Холланд! Это герцог де Шеврез, который требует у вас Сатисфакции!

— Монсеньор! — воскликнула Элен в ужасе от того, что должно было за этим последовать. — Он же ваш гость!

— Ему первому следовало бы подумать об этом! Холланд! Вы открываете или нет?

Так быстро, как только позволяло разбитое колено, девушка побежала вдоль галереи. Нужно было предупредить герцогиню.

Вбегая в спальню Марии, Элен собиралась разбудить ее. Однако та уже не спала. Сидя на краю кровати, прикрытая лишь собственными распущенными волосами, она смотрела на свои ноги, шевеля пальцами, с выражением полнейшей нерешительности на лице. Стремительное появление камеристки не заставило ее даже поднять голову.

— Мадам, — закричала та, бросаясь перед ней на колени, — они будут драться!

— Кто?

— Ваш супруг и милорд Холланд! Нужно помешать им! Мария пожала плечами: