Агриппа лишь снисходительно улыбнулся. Много ты понимаешь, математик.

— Я сам бы умер больше трёх лет назад. Царь Комосик пойдёт под командой Луция Антония.

Луций Антоний Випсаниан, приняв командование над Четвёртым Скифским, за зиму обследовал лыжными группами всю Мезию и подробно её картографировал. Нашёл четыре битумных выделения, скорее всего нефть совсем не глубоко. Летом планировалось рыть колодцы, а тут война. Хотя, Луций, конечно, только порадуется. Нужность и важность нефти он понимает, но… Пусть лучше кто-нибудь другой.

— Остатки выскребать придётся. Все внутренние территории оголяем. Случись чего…

— Ничего, Агенобарб держит всё под контролем. Оставим в Аквилее Седьмой Старейший на всякий непридвиденный, его можно быстро в любую сторону отправить. Четырёх легионов Луцию хватит.

Два в Мезии, один в Македонии, ещё один? Поймав непонимающий взгляд, Агриппа пояснил.

— Мы тоже пойдём. Там, кроме войны проблем хватает, это Луцию рано.

Понтиец в Риме, отбывает трибунскую "повинность".

— Опять ты сам Легатом?

Агриппа счастливо улыбнулся и кивнул.

— Через неделю выходим.

К концу апреля аннексия Междуречья состоялась, за землю древней Месопотамии вцепились своими гвоздями калиги римских легионеров. Намертво вцепились. Шестой Железный сразу приступил к постройке верфей в Персидском море, до Индии оставался один шаг. Лагеря, блокпосты, дороги, всё сразу из камня, всё на века. Максим не стал долго ломать голову, и тоже назвал новый город Марцелла. Марцелла-Месопотамика, на этот раз в честь Марцеллы Младшей. Вар покинул Максима ещё в Хатре, его со всей вексиляцией Четвёртого Македонского отозвал Агриппа. Велел срочно прибыть в Мезию налегке, а артиллерию передать проконсулу Сирии. Боезапас был почти не потрачен, Хатре хватило всего четырёх залпов, чтобы безоговорочно принять все мирные инициативы Павла Фабия Максима. Оставалось по девяносто шесть снарядов на каждый ствол. Максим как раз мысленно грабил Индию, когда в преторий вошёл легат Шестого Железного.

— Почта из Антиохии.

Вскрыл, прочитал, в глазах тоска. Прощай Индия!

— Меня отзывают для Триумфа. Ты остаёшься за старшего Цек. Пушечные корабли продолжай строить, они в любом случае понадобятся.

По поручению Сената, эдилы допросили менялу Симона, но предъявить ему было нечего. "Серебра много, богов мало, я ни в чём не виноват. Да, в газету посылал все рассчёты за неделю, за это они мою лавку добрым словом поминали. Из самой Германии человек приезжает и новых богов привозит, а монеты забирает." Таких менял уже расплодилось под сотню, просто Симон был наиболее известен, благодаря курсовым сводкам. Гай Меценат вскоре перешёл на ежедневный выпуск небольшого экономического бюллютеня. Цены уже фиксировались не только на серебро, но и на золото, медь, олово, свинец, железо, зерно и, почему-то на земляное масло называемое нефтью. Вечный Город стоял на ушах, огромные состояния обесценивались прямо на глазах, что делать, и кто виноват — не понятно. Сенат насел на Друза, тот пригрозил немедленно подать в отставку, если его не оставят в покое. Принцепс Рима планировал индийский поход, ему было не до дурацких проблем каких-то торговцев. Закон нарушают? Вот и отстаньте от меня. Вышедшая в субботней толстушке, обзорная аналитическая статья Гая Цильния Мецената успокаивала общественность, мол цены уже стабилизировались, и на этом курсовом уровне он ЛИЧНО гарантирует доставки из Германии любого количества богов. Также сказал, что организует, хоть и со скидкой, обмен потёртых и порваных, чтобы добрые римские граждане не сильно страдали. Хотели вызвать Мецената для допроса в Сенат, но трибунское вето наложил его родич, этот плебейский кровожадный головорез Пилат, которого на их голову навязал Марк Агриппа. Делать нечего, послали консулов Азиния и Марция ПРОСИТЬ у Мецената разъяснений.

— Богов выпускает Партия, Консулы. Я всего лишь гарантировал их бесперебойную и удовлетворяющие потребности доставку, это и в ваших интересах, надеюсь вы это понимаете.

Консулы понимали, заикнись они сейчас о подозрениях в адрес Гая Мецената, их линчуют собственные же граждане, он им теперь отец родной. Но в Сенате тоже надо было хоть что-то рассказать. Гай Азиний Галл начал осторожно.

— Мы благодарны тебе, уважаемый Меценат. Ты взял на себя большую ответственность и успокоил граждан. Но известно ли тебе хоть что-нибудь об этой Партии?

Слухи о могущественной организации под названием Партия, в которой САМ Друз Германик далеко не главный, а лишь один из, ходили в Вечном Городе уже довольно давно. Обыватели такое пообсуждать любят, а Меценат постоянно подкидывал в топку интереса дровишки интимных подробностей. И хотя завзятые скептики высмеивали эти слухи, они лишь плодились и размножались. Слышали их и Консулы Рима, но оба они относились скорее к скептикам, хоть и не особо упёртым.

— Мне многое известно, Консул Рима, хоть и не всё. Спрашивай.

Почти все слухи правда. И Друз, и Тиберий, и даже сам Агриппа. И ты можешь, Галл, надо лишь породниться с одним из членов Партии, потом кандидатский срок и вуаля. У меня девяносто девять женихов, но сам понимаешь, я крайне разборчив, своих прекрасных мальчиков, на ком попало, женить не намерен. Лично с тобой готов обсудить. Какие глупости, ну какое приданное? Богами выдашь? Члены партии давно переросли меркантильные варварские подходы к браку, цель одна — партийное благо. Понимаю, что это вам сразу не осознать, приходите ещё, приносите новые вопросы.

Духовой оркестр Четвёртого Македонского играл "Гимн бесстрашных быков", мелодию на мотив "Прощания славянки". Именно на мотив, который удалось напеть Германиком Гаю Меценату, вроде похоже получилось. Четвёртый Македонский невольно оказался остриём прогресса, на нём первом пробовались все новинки, от меценаток и пушек, до музыки и новых уставов. Агриппа прислушался к доносящимся снаружи звукам, улыбнулся чему-то своему и подытожил.

— В любом случае, это только предложение. Решать тебе, Луций. Ты командующий.

У Луция Антония покраснели уши, но внешне он остался спокоен. Агриппа предложил отличный план компании, и отказаться было бы просто глупо, но в первой СВОЕЙ войне, Луций втайне мечтал о чём-то героическом и эпохальном, а в плане же ничего такого и близко не было. Всю опасную работу предполагалось сделать руками банды Комосика, легионы должны были идти в арьегарде. Как заградотряды, чтобы после взятия Пантикапеи, вынудить, оставшихся в живых дикарей, наняться в войско парфянского царя. С Комосиком этот план Агриппа уже обсудил, оставался Главком. Наконец Луций решился.

— Давай хотя бы Херсонес сами захватим. Мы всё-таки воины, а не пастухи. Нас легионы просто не поймут.

И это ожидаемо.

— Тебе решать, Луций. Считаешь, что Херсонес лучше брать нам — возьмём.

Счастливая улыбка.

— Четвёртый Скифский будет брать Херсонес. Я сам его поведу. Данубийскую эскадру придётся разделить, остальное по плану.

Агриппа молча, с бесстрастным выражением лица, сделал сыну легионерский салют.

Доклад консулов в Сенате проходил при полном аншлаге, все хоть мало-мальски живые сенаторы повелели тащить себя на это заседание. Всё время доклада Гая Азиния Галла в зале все сидели не дыша, стараясь не упустить ни слова докладчика, при этом лихорадочно рассуждая, каждый о своём. Когда консул закончил, все взгляды скрестились на Принцепсе Сената, Друз пожал плечами.

— Агриппа сказал, что Партия нужна, иначе погибнет Рим. Ему виднее.

В зале заседаний римского Сената зашелестели, зашептали, зашипели, пошло бурное фракционное обсуждение. Всех практически поставили перед фактом существования новой ступени власти, высшей ступени. А они тогда кто? Друз все претензии отмёл напрочь.

— Вы все слышали пророчество. Раз вы узнали про Партию только сегодня, значит так и было НАДО.

Тут же инициировал голосование о доверии.

— Если будет хоть один сомневающийся, я немедленно подам в отставку.