— Я не был представлен леди Аде, мистер Олифант, однако видел ее на заседаниях Королевского общества. Я присутствовал на ее лекции по машинной математике. Я не мог ошибиться.
Олифант достал из кармана куртки кожаный блокнот и положил его на колено, достал и раскрыл самописку.
— Я бы очень просил вас рассказать об этом инциденте.
— Строго конфиденциально?
— Даю вам слово.
Мэллори представил настойчивому собеседнику несколько урезанную версию фактов — по возможности точно описал мучителей Ады и все сопутствующие обстоятельства, однако тактично умолчал о деревянном ящике с французскими перфокартами из камфорированной целлюлозы. Он считал это частным делом двух лиц: леди попросила джентльмена сохранить принадлежащий ей предмет, джентльмен согласился — и теперь обязан свято выполнять свое обещание. Деревянный ящик с карточками, тщательно завернутый в белый мешочек для образцов, лежал среди окаменелых ископаемых в одном из личных шкафов Мэллори в Музее практической геологии, ожидая дальнейшего развития событий.
Олифант закрыл блокнот, убрал ручку и подал знак официанту. Узнав Мэллори, официант принес ему хакл-бафф; Олифант предпочел розовый джин.
— Мне бы хотелось свести вас кое с кем из моих друзей, — сказал Олифант. — В Центральном статистическом бюро хранятся обширные досье на преступников — антропометрические замеры, машинные портреты и тому подобное. Вполне возможно, что вы сумеете опознать напавшего на вас человека и его сообщницу.
— Прекрасно, — кивнул Мэллори.
— Кроме того, вам будет предоставлена полицейская охрана.
— Охрана?
— Естественно, не из обычной полиции. Кто-нибудь из Особого бюро. Их люди весьма тактичны.
— Но я не хочу, чтобы какой-то фараон все время дышал мне в затылок! — возмутился Мэллори. — Что люди скажут?
— Я больше бы волновался о том, что они скажут, когда вас найдут в каком-нибудь закоулке со вспоротым животом. Двое известных ученых, двое специалистов по динозаврам, два загадочных убийства. Пресса будет в полном экстазе.
— Мне не нужно охраны. Я не боюсь этого мелкого сутенера!
— Возможно, этот тип и вправду не стоит особого внимания. Вот удастся вам его опознать — все и прояснится. Конечно же, — негромко вздохнул Олифант, — в масштабах Империи обсуждаемая нами история выеденного яйца не стоит. И все же я отметил бы, что неизвестные злоумышленники имеют в своем распоряжении деньги, могут при необходимости пользоваться услугами некоторых наших соотечественников — сомнительного сброда, прикармливающегося за счет иностранцев, — и, наконец, пользуются тайными симпатиями американских беженцев, спасающихся здесь от войн, сотрясающих Новый Свет.
— И вы думаете, что леди Ада могла оказаться замешанной в эту грязную историю?
— Нет, сэр, ни в коем случае. Такое просто невозможно. Женщина, которую вы видели, никак не могла быть Адой Байрон.
— Тогда и дело с концом, — развел руками Мэллори. — Скажи вы мне, что тут затронуты интересы леди Ады, я согласился бы почти на что угодно. Однако в данной ситуации я уж как-нибудь справлюсь сам.
— Как знаете, — пожал плечами Олифант. — Да, может быть, сейчас и рановато прибегать к столь решительным мерам. У вас есть моя карточка? Если что-нибудь еще, дайте мне знать.
— Непременно. Олифант встал.
— И если кто-нибудь спросит, мы сегодня не обсуждали ничего, кроме дел Географического общества.
— Вы так и не сказали, на кого вы работаете, мистер Олифант. Я не имею в виду редакторов и издателей.
— Подобные сведения, — покачал головой Олифант, — никогда не приносят пользы, сэр. И могут принести уйму неприятностей. С вашей стороны, доктор Мэллори, было бы очень благоразумно не связываться впредь с рыцарями плаща и кинжала. Будем надеяться, что вся эта история окажется в конечном итоге пустышкой и растает без следа, как ночной кошмар. Я же, безусловно, выдвину вашу кандидатуру в Географическое общество и искренне надеюсь, что вы всерьез рассмотрите мое предложение относительно полицейских машин.
С этими словами необычный посетитель встал, повернулся и зашагал прочь по роскошному ковру Дворца; его длинные ноги мелькали, как ножницы.
Одной рукой сжимая ручку новенького саквояжа, другой цепляясь за свисающие сверху ременные петли, Мэллори проталкивался на выход. Когда паробус притормозил, давая дорогу грязному грузовику с асфальтом, Мэллори спрыгнул на мостовую.
Несмотря на все свои усилия, он ошибся паробусом. Или, возможно, заехал гораздо дальше, чем нужно, — углубившись в свежий номер “Вестминстерского ревю”. Он купил этот журнал потому, что там была статья Оли-фанта, своего рода патологоанатомическое исследование причин и хода Крымской войны. Олифант, как выяснилось, считался чем-то вроде эксперта по Крымскому региону, поскольку опубликовал свои “Русские берега Черного моря” за год с лишним до начала военных действий. В книге подробно описывалась веселая и довольно богатая событиями поездка репортера по Крыму. Статья в “Вестминстерском ревю” пестрила весьма ядовитыми намеками и выпадами; вполне возможно, что раньше, до знакомства с Олифантом, Мэллори их бы и не заметил.
— Ты это мне, начальник? — удивленно поднял голову малолетний оборванец, обмахивавший тротуар метлой.
К печальному своему удивлению, Мэллори осознал, что говорит сам с собой — стоит посреди улицы в полном отупении и бормочет что-то о пройдошливости этого Олифанта. Пытаясь привлечь внимание ошалелого господина, мальчишка сделал обратное сальто. Мэллори бросил ему монету, окончательно понял, что не знает этих мест, и зашагал куда глаза глядят; вскоре он оказался на Лестер-сквер, чьи дорожки и тенистые аллеи являлись идеальным местом, чтобы схлопотать по голове или — при мирном развитии событий — попросту остаться без кошелька. Особенно ночью, поскольку окрестные улицы кишели мелкими театриками, а также заведениями, где развлекали зрителей немудреными пантомимами и картинками волшебного фонаря.
Миновав Уитком-стрит, а затем Оксендон-стрит, Мэллори оказался на Хеймаркете, таком странном в разгар ясного летнего дня, когда здешние сиплоголосые сирены расползлись по домам и завалились спать. Из любопытства он прошелся по улице. Днем Хеймаркет выглядел совсем иначе — каким-то запущенным, уставшим от себя самого. Наконец, обратив внимание на неспешную походку Мэллори, к нему подкатился сутенер с предложением купить “французские дирижабли”, наилучшее предохранительное средство от французской же язвы.
Мэллори отдал ему деньги и закинул покупку в саквояж.
Повернув налево, он окунулся в пыхтящий грохот и суету Пэлл-Мэлл; здесь вдоль широкой асфальтированной мостовой тянулись кованые решетки закрытых клубов, их мраморные фасады стояли в глубине, подальше от уличной бестолковщины. За Пэлл-Мэлл в дальнем конце площади Ватерлоо высилась колонна герцога Йоркского. Старый добрый герцог Йоркский,у которого было десять тысяч солдат[59], превратился теперь в почерневшую от копоти статую; рядом со стальными шпилями штаб-квартиры Королевского общества его колонна казалась жалким столбиком.
Теперь Мэллори ориентировался. Он поднялся на пешеходный мост, пересекавший Пэлл-Мэлл; внизу рабочие с платками на головах долбили перекресток стальной лапой экскаватора. Присмотревшись, он сообразил, что они готовят площадку под новый монумент, не иначе как в честь крымской победы. Мэллори спустился и зашагал по Риджент-стрит к Серкусу, где толпа нескончаемо извергалась из прокопченных мраморных вестибюлей подземки. Тут он отдался на волю стремительному людскому потоку.
И чуть не задохнулся от оглушительной вони; на какое-то мгновение Мэллори показалось, что адские миазмы исходят от самой толпы, от ее одежды и башмаков. Но нет, эта вонь обладала невероятной, нечеловеческой интенсивностью, в ней ощущалась яростная химия раскаленной золы и человеческих выделений, просачивающихся сквозь многометровую толщу земли; было ясно, что отравленный воздух выдавливается из душного чрева города мчащимися во мраке туннелей поездами. Толпа тащила Мэллори по Джермин-стрит; несколько секунд — и ноздри ему прочистил головокружительный запах сотен сортов сыра, исходивший из знаменитого магазина “Пакстон и Уитфилд”. Подойдя к Дюк-стрит, он задержался возле кованых фонарей “Кавендиш-Отеля”, запер саквояж на ключ и перешел на другую сторону улицы, где высился Музей практической геологии, цель его путешествия.
59
Старый добрый герцог Йоркский, у которого было десять тысяч солдат — герой одного из самых популярных английских детских стишков (см. ниже). Имеется в виду герцог Йоркский Фредерик Август (1763—1827), сын Георга III. Колонна, на которой установлен его памятник, имеет высоту свыше тридцати метров. /У герцога Йоркского был отряд —/Десять тысяч солдат./Герцог велел им подняться на холм,/А потом спуститься назад./И когда они были вверху — то вверху,/И когда они были внизу — то внизу,/А когда они были на полпути —/То ни вверху, ни внизу./(Пер. М. Пчелинцева)/Что характерно: ни историкам, ни фольклористам так и не удалось достоверно определить, какое именно сражение имелось здесь в виду.