Мэллори сел к столу во вращающееся кресло на резиновых колесиках, а тем временем Тобиас отправился на поиски нужного файла. Буквально через несколько секунд он расположился напротив Мэллори и начал перебирать карточки, время от времени прерываясь, чтобы ткнуть указательным пальцем в небольшую коробочку с воском. В конечном итоге на стол легли две перфокарты.

— Это ваши запросы, сэр?

— Я заполнял обычные анкеты. Но вы ведь храните всё в машинном формате, так ведь?

— Ну так что, КК принял запросы. — Тобиас вглядывался в карты. — Но нам пришлось переправить их в “Криминальную антропометрию”. Эта карта уже была в работе — они провели предварительный отбор. Подождите, я сейчас. — Он принес чистый, со сменными листами клакерский справочник и сравнил одну из перфокарт с какими-то образцами. — А вы уверены, сэр, что заполнили все пункты анкеты?

— Вроде да, — ушел от прямого ответа Мэллори.

— Рост подозреваемого… — бормотал мальчишка, — размеры… Длина и ширина левого уха… левая ступня… левое предплечье… левый указательный…

— Я написал, как помню, — сказал Мэллори. — А почему тут все про левую сторону?

— Менее подвержена воздействию физического труда, — рассеянно ответил Тобиас. — Возраст, цвет кожи, волос, глаз. Шрамы, родимые пятна… ага, вот. Уродства.

— У него была шишка на лбу, ближе к виску, — сказал Мэллори.

— Фронтальная плагиоцефалия, — объяснил мальчик, сверившись по своему справочнику. — Редкость, вот почему я так удивился. Но это должно пригодиться.

В “Криминальной антропометрии” они там все сдвинулись на черепах. — Он закинул перфокарты в прорезь и дернул шнурок; послышался отдельный звон колокольчика. Через пару секунд за перфокартами пришел один из клакеров.

— А что теперь? — поинтересовался Мэллори.

— Будем ждать, пока их прогонят.

— И долго это?

— Как правило, раза в два дольше, чем ожидаешь. — Тобиас откинулся на спинку стула. — Даже если ты удвоишь свою оценку. Что-то вроде закона природы.

Мэллори кивнул. Если задержки нельзя избежать, ее можно использовать.

— Давно вы здесь работаете, мистер Тобиас?

— Не настолько, чтобы крыша съехала. Мэллори улыбнулся.

— Думаете, я шучу? — хмуро бросил Тобиас.

— Почему же вы работаете в этой организации, если так ее ненавидите?

— Ее все ненавидят, у кого есть хоть капля здравого смысла, — ответил Тобиас. — Ну да, тут все прекрасно, если работать на верхних этажах, быть большой шишкой. — Он ткнул пальцем в потолок. — А кто такой я? В основном здесь такие и работают, маленькие люди. Мы нужны им десятками, сотнями. Мы приходим и уходим. Два, ну три года такой работы — и привет. Глаза испорчены, нервы сорваны. А что? Точно. Таращиться целый день на эти дырочки, так это у кого хочешь крыша съедет, вместе с карнизом. — Тобиас сунул руки в карманы фартука. — А ведь наверняка, сэр, вы тут глядите на нас, на всякую мелочь в этих вот белых балахонах, и думаете про себя, что мы и внутри все одинаковые. Но это не так, сэр, совсем не так. Понимаете, в Британии совсем мало людей,умеющих прилично читать, писать и считать, здесь же без этого никак. А большинство тех, кто это умеет, находят гораздо лучшую работу, если не лень поискать. Так что Бюро достаются самые… ну… неуравновешенные. — Томас саркастически улыбнулся. — Иногда сюда берут даже женщин. Вязальщиц, потерявших работу из-за этих новых машин. Их нанимают считывать и пробивать карточки. Они же аккуратные, привыкли к мелкой работе, так что им в самый раз.

— Весьма странная политика, — заметил Мэллори.

— Давление обстоятельств, — пояснил Тобиас. — В нашем деле всегда так. Вы когда-нибудь работали на правительство Ее Величества, мистер Мэллори?

— В некотором роде, — пожал плечами Мэллори.

Он работал на Комиссию по свободной торговле Королевского общества. Он поверил их патриотической болтовне, их обещаниям закулисного влияния, а они высосали из него все, что можно, и отпустили на все четыре стороны — выкручивайся как умеешь. Личная встреча с главой комиссии лордом Гальюном[73], теплое рукопожатие, “глубочайшее сожаление”, что не может быть и речи об “открытом признании его доблестной службы…” Вот и все. И ни клочка подписанной бумаги.

— А какая это была работа? — заинтересовался Тобиас.

— Вы видели когда-нибудь так называемого сухопутного левиафана?

— В музее, — кивнул Тобиас. — Его еще называли бронтозаврусом, такой слон-рептилия. У него зубы на конце хобота. Деревья ел.

— Смышленый вы парень, Тобиас.

— Так, значит, вы — левиафанный Мэллори! — восхищенно выдохнул Тобиас. — Знаменитый ученый!

Зазвонил колокольчик. Тобиас сорвался с места и подхватил с лотка широкую, сложенную гармошкой бумажную ленту.

— Отлично, сэр. Уже разобрались. Я же сразу сказал, что эта история с черепом поможет. — Тобиас развернул перед Мэллори ленту.

Это была подборка машинных портретов. Темноволосые англичане с внешностью висельников. Машинная печать, выполненная маленькими черными квадратиками, слегка искажала лица; казалось, что у всех этих людей темная пена на губах и грязь в уголках глаз. Выглядели они родными братьями — некий странный подвид рода человеческого, подвид ушлых и ни во что не верящих. Портреты были безымянными, под ними стояли только гражданские индексы.

— Вот уж не думал, что их будет так много, — поразился Мэллори.

— Было бы меньше, имей мы более точные антропометрические параметры, — сказал Тобиас. — Но вы не торопитесь, сэр, посмотрите внимательнее. Или ваш жулик здесь, или его вообще нет в архиве.

Мэллори всматривался в хмурые лица пронумерованных бандитов; деформированные черепа придавали им особо отталкивающий вид. Он отчетливо помнил лицо жучка. Помнил, как оно перекосилось от бешенства, помнил кровавую слюну на сломанных зубах. Это зрелище навсегда врезалось ему в память, врезалось так же ярко, как схожие с костяшками пальцев позвонки, торчавшие из серого вайомингского сланца. Как тот долгий момент озарения, когда Мэллори заглянул в сердцевину тусклых каменных глыб и прозрел непреходящее сияние своего триумфа, свою грядущую славу. Точно так же тогда, на ипподроме, он видел в лице жучка смертельный вызов, способный переиначить всю его жизнь.

Но ни одно из этих ошалелых, угрюмых лиц никого ему не напоминало.

— А возможно такое, что этого человека у вас нет?

— Возможно, если на него нет уголовного досье, — сказал Тобиас. — Мы можем прогнать эту карту по полной программе, но на это уйдут недели машинного времени и потребуется особое разрешение сверху.

— Отчего же так долго?

— В наших архивах есть данные на все население Британии. На каждого, кто когда-либо подавал прошение о приеме на государственную службу, или платил налоги, или был арестован. — Тобиас почти извинялся; было видно, что он искренне хочет помочь. — А может, этот тип иностранец?

— Я уверен, что это был англичанин и явный уголовник. Он вооружен и опасен. И все же его здесь нет.

— А может, просто плохие снимки? Эти самые уголовники, они же чего только ни вытворяют перед полицейским фотографом — и щеки надувают, и вату в нос засовывают, и все что угодно. Он должен быть здесь, точно должен.

— Не думаю. А есть еще какие-нибудь варианты? Тобиас сел и сокрушенно покачал головой.

— Это все, что у нас имеется, сэр. Если только вы не измените описание.

— А не могли кто-нибудь убрать его портрет?

— Это было бы искажение официальных данных, сэр. — Тобиас был потрясен. — Уголовное преступление, караемое депортацией в колонии или каторгой. Да разве ж кто на такое пойдет?

Повисло напряженное молчание.

— А все-таки? — подстегнул его Мэллори.

— Ну, данные, сэр, это святая святых, ради них нас здесь и держат. Но есть некоторые высокопоставленные чиновники, не из нашего Бюро, — лица, заботящиеся о конфиденциальной безопасности государства. Да вы понимаете, о ком я.