Машина дернулась и покатила, мерно заскрипели деревянные, на резиновых шинах колеса тендера. Новый “Зефир” мчался по опустевшей Кенсингтон-роуд с поразительной скоростью. Брайан стряхнул с рукава крохотный пылающий уголек, вылетевший из дымовой трубы.

— Возьми маску, — сказал Мэллори, предлагая брату одну из импровизированных дыхательных масок, сшитых дамами во Дворце, — аккуратный квадратик грубой бумажной материи, набитый дешевой конфедератской ватой, простеганный и снабженный завязками.

В ушах свистел воздух; Брайан принюхался.

— Не так уж и страшно.

Мэллори тщательно завязал на затылке ленточки своей маски.

— Все равно миазмы скажутся на здоровье, не сейчас, так потом.

— Ты бы поплавал на вонючем армейском транспорте, — отозвался Брайан. В отсутствие Фрейзера он заметно расслабился, через блестящую армейскую оболочку проступил обыкновенный сассексский парень. — Дым, угар, ребят укачивает, кто не успел добежать до борта — блюет прямо на палубу! Мы тащились из Бомбея через этот новый французский канал — Суэцкий, значит. Несколько недель на этом долбаном транспорте! Из гнилой египетской жары — прямо в крымскую зиму! Меня не взяли ни малярия, ни перемежающаяся лихорадка — так стоит ли волноваться из-за какого-то там лондонского туманчика. — Брайан негромко рассмеялся.

— Я часто думал о тебе в Канаде, — сказал Мэллори. — Ты завербовался на пять лет, а тут вдруг война! Но я знал, что мы будем тобой гордиться. Я знал, что ты исполнишь свой долг.

— Мы, Мэллори, теперь по всему миру, Нед, — философски отозвался Брайан. Голос его звучал грубовато, но бородатое лицо порозовело от похвалы старшего брата. — Где-то сейчас наш Майкл, старый добрый Мики?

— Да кто же их, моряков, знает, — пожал плечами Мэллори, — думаю, в Гонконге. Он наверняка был бы сегодня с нами, если бы его корабль занесло в английский порт. Майкл никогда не боялся хорошей драки.

— Я уже видел Эрнестину и Агату, — сказал Брайан. — И их малышей.

Он ни словом не упомянул Дороти. О ней в семье старались не говорить.

Впереди показался очередной дворец науки. Брайан перевернулся с боку на бок, чтобы получше рассмотреть его зубцы и шпили, а затем хмуро сказал:

— Не люблю я драться на улицах. Это было единственное место, где русские положили много наших — на улицах Одессы. Перебегали от дома к дому, стреляли с крыш, из-за каждого угла, ну словно бандиты какие. Так цивилизованные люди не воюют.

— А почему они не закрепились на каком-нибудь рубеже, не дали вам честный бой?

Брайан взглянул на брата с удивлением, а затем невесело рассмеялся.

— Ну, по первости они пробовали — при Альме и Инкермане. Но мы им так врезали, что не скоро забудут. Бежали, как наскипидаренные. Тут отчасти и моя заслуга. Королевская артиллерия, Нед.

— Ну-ка расскажи, — заинтересовался Мэллори.

— Мы — самый научный изо всех родов войск. Военные радикалы, они прямо обожают артиллерию. — Брайан лизнул палец и смахнул с рукава очередную искру. — Особая военная наука! Задумчивые очкарики со сплошными цифрами в голове. Никогда не видели обнаженной сабли или штыка. Для победы в современной войне ничего такого и не нужно. Тут все дело в траекториях и дистанционных трубках.

Он настороженно наблюдал, как по улице крадутся двое мужчин в широких плащах.

— Русские старались как могли. Вспомнить только Редан и Севастополь, какие там были мощные редуты. А под огнем тяжелой артиллерии они разлетелись в клочья. Тогда русские отступили и засели в окопах, но шрапнель наших многоствольных мортир накрывала их сверху. — Глаза Брайана затуманились, он весь ушел в воспоминания. — Это нужно было видеть, Нед. Фонтаны земли и белого, как вата, дыма, встающие вдоль линии обстрела через равные промежутки, как деревья в фруктовом саду. Каждый снаряд ложился точно на свое место. А после артподготовки наша пехота — в основном французские союзники, английской пехоты там почти не было — форсировала заграждения и добила бедных иванов из автоматов.

— Газеты писали, что русские вояки нисколько не уважают законов воинской чести.

— Сообразив наконец, что им и близко к нам не подойти, эти ребята совсем озверели, — кивнул Брайан. — Перешли к партизанским действиям, устраивали засады, стреляли по белым флагам и все такое. Грязная война, бесчестная. Мы не могли с этим мириться. Пришлось принять меры.

— Во всяком случае, все кончилось быстро, — вставил Мэллори. — Никто не любит войны, но нужно же было преподать царю Николаю урок. Не думаю, чтобы этот тиран рискнул еще раз дернуть льва за хвост.

Брайан кивнул.

— Просто поразительно, на что способны новые зажигательные снаряды. Их можно класть по квадратам, точность как в аптеке. — Его голос упал. — Ты бы посмотрел, как горела Одесса. Это было как огненный ураган. Всесметающий ураган…

— Да, я об этом читал, — кивнул Мэллори. — При осаде Филадельфии тоже была “огненная буря”. Очень интересное явление.

— Да уж, — мрачно усмехнулся Брайан, — куда интереснее. Эти янки, они ведь ровно ничего не понимают в военном деле. Это ж какую нужно иметь голову, чтобы делать такое со своими городами!

— Странный они народ, — согласился Мэллори.

— Некоторые народы слишком глупы, чтобы управлять собой сами, это точный факт. — Брайан настороженно огляделся по сторонам; Том как раз вел “Зефир” мимо тлеющих останков паробуса. — А тебе-то они как, понравились, янки эти?

— Я не имел дела с американцами, только с индейцами. — (И о делах этих лучше помалкивать, добавил про себя Мэллори.) — А кстати, что ты думаешь об Индии?

— Ужасная страна, — с готовностью отозвался Брайан. — Ужасная при всех своих чудесах, а чудес там этих столько, что плюнуть некуда, и одно чудеснее другого. В Азии только один народ имеет какие-то начатки здравого смысла — японцы.

— Ты же вроде принимал участие в Индийской кампании, — сказал Мэллори. — А я вот так и не разобрался, кто такие эти сипаи.

— Сипаи — это туземные войска. У нас там были крупные неприятности с мятежниками, всякая мусульманская чушь из-за свиного жира на винтовочных патронах! Чистейшая туземная глупость, но они, видите ли, не едят свинины, а к тому же — крайне суеверны. Паршивая была ситуация, счастье еще, вице-король Индии не дал туземным полкам современной артиллерии. Одна батарея многоствольных мортир Уолзли способна за пять минут отправить на тот свет целый бенгальский полк в полном боевом составе. — Брайан немного помолчал, а затем пожал плечами. — За время мятежа я насмотрелся всякого варварства, и в Мератхе и в Лакхнау… Трудно поверить, что человек способен на такие жестокости. И ведь все это делали наши собственные туземные войска, солдаты, которых мы обучали и пытались воспитывать.

— Фанатики, — кивнул Мэллори. — Однако простые индийцы, разумеется, должны быть благодарны нам за разумное управление. За железные дороги, телеграф, акведуки и все такое.

— Ну, — протянул Брайан, — когда видишь какого-нибудь факира, сидящего в храмовой нише, голого, грязного, вонючего и с цветочком в волосах — ну откуда тебе знать, что там творится в его свихнутом набалдашнике? — Он умолк, а затем вдруг резко ткнул пальцем через плечо Мэллори. — Вон там… Что они там делают, эти мерзавцы?

Мэллори обернулся. На поперечной улице возле самого перекрестка раскинулось большое кольцо игроков.

— Кости кидают, — объяснил он брату.

Под навесом разгромленного магазина гнусного вида оборванцы по очереди прикладывались к бутылке. Один из них, жирный и всклокоченный, сделал вслед “Зефиру” непристойный жест, дружки поддержали его нестройными угрожающими воплями.

Брайан упал на брезент ничком, а затем осторожно поднял голову над деревянным бортом тендера.

— Они вооружены?

— А какая разница, — пожал плечами Мэллори. — Нас же никто не трогает.

— Они за нами гонятся, — объявил Брайан.

Мэллори удивленно взглянул на брата, но тут же к немалому своему изумлению обнаружил, что Брайан совершенно прав. Оборванцы преследовали “Зефир”, они неслись по пустынной улице, потрясая кулаками и расплескивая из бутылки остатки джина. Деревенские собаки, считающие своим долгом облаять каждую проезжающую телегу, — вот кого напоминал этот озлобленный, дико вопящий сброд. Брайан привстал на колено, расстегнул кобуру, положил руку на рукоятку странного, необычно большого пистолета…