– А что с ней?

– Лучше скажи, что произошло между вами.

Джеймс угрюмо посмотрел на него:

– Ты что, хочешь жениться?

Стивен нахмурился и повысил голос:

– Нет, ты все-таки скажи...

Джеймс прищурился и тоже повысил голос:

– Вот это правильно. Зачем кому-то на ней жениться? Тебе больше не надо заботиться о ее статусе. Ей удалось пролезть. Теперь ты можешь на самом деле сделать ее своей любовницей.

В холле что-то упало, но Джеймс, похоже, ничего не слышал. Стивен поднялся так внезапно, что Джеймс не заметил, как оказался прижат к стене.

– Клянусь, если бы я не симпатизировал вам обоим, я бы разбил тебе башку. – Стивен с силой встряхнул его. Джеймс не сопротивлялся. – Все, что от тебя требуется, – это посмотреть на ее карикатуры.

– Да, очень лестные рисунки. Наверное, вы оба получили свой кусок мяса.

Стивен прищурился.

– Как я хотел бы затолкать эти слова тебе в глотку! Ничего, скоро ты сам ими подавишься. – Стивен подошел к двери и обернулся. – На вкус они тебе покажутся мясом вороны.

– Добрый вечер, Темплтон!

– Добрый вечер, мисс! Позвольте заметить, вы очень хорошо выглядите.

Каллиопа знала, что вид у нее все еще испуганный, но все же улыбнулась. Слуга взял у нее пальто и направился к кабинету.

– О, Темплтон, по-моему, лучше я войду без доклада – так я смогу быстрее разрешить свое дело.

По бесстрастному лицу дворецкого пробежала улыбка, хотя Каллиопа не стала бы с уверенностью это утверждать.

– Думаю, маркиз был бы не против, мисс, однако у него сейчас мистер Чалмерс, так что я должен сначала доложить..

Каллиопа кивнула и пошла за ним, прижимая к груди рисунки. Ей бы придало мужество присутствие Стивена, но сейчас она могла положиться только на себя.

Дверь была закрыта неплотно, изнутри доносились громкие голоса.

– Зачем кому-то на ней жениться? Тебе больше не надо заботиться о ее статусе. Ей удалось пролезть. Теперь ты можешь на самом деле сделать ее своей любовницей!

Темплтон, подойдя к двери, остановился. Он оглянулся, и его лицо сморщилось от жалости.

Каллиопа потеряла дар речи. Как она могла пойти по стопам матери? Как она позволила этому случиться? Рисунки выскользнули из ее рук.

– Я... я...

Она повернулась и кинулась бежать, словно за ней гнались ее зловещие демоны.

Джеймс взялся за графин. Если он собирается быть похожим на отца, то может разыграть и этот акт. Его миссия сводится к тому, чтобы быть одураченным. Его остановил стук в дверь.

– Ну что еще?

В кабинет вошел Темплтон – его лицо выражало явное неодобрение.

– Пока вы разговаривали с мистером Чалмерсом, здесь была мисс Минтон.

– Чего она хотела?

– По-моему, поговорить с вами.

– Так почему же ты о ней не доложил?

– Видите ли, милорд, полагаю, я обязан был дать ей возможность сохранить свое достоинство.

Джеймс нахмурился:

– Говори понятно.

– К несчастью, она услышала часть вашей беседы.

Джеймс замер:

– Какую часть?

– Что-то насчет «пролезть» и о женитьбе.

Джеймс яростно выругался.

Темплтон подошел и подал ему пачку бумаг.

– Она это оставила, и еще пальто.

– Спасибо, можешь идти.

Темплтон удалился.

Гидеон, вытянув лапы, разлегся на диване перед камином; Джеймс сел рядом, положил бумаги, взглянул на стакан и, решив повременить с выпивкой, неохотно взял первый лист.

Стивен с глупым видом сидит в опере. На следующем рисунке Стивен гуляет в парке с беспечным видом и преувеличенно широкой ухмылкой. Стивен был нарисован с большой нежностью. Здесь были рисунки с Робертом и Дирдре – на них вся четверка строила заговор.

Все было сделано с глубокой симпатией и искренней любовью.

Джеймс поджал губы, не желая признавать что-то необычное в эмоциях, наполнявших картины. Он взял следующий лист. Этот рисунок был посвящен ему – он откинулся на скамейке, глядя на борьбу Геркулеса с Гидрой в ночном небе. Казалось, Геркулес проигрывал.

Джеймс долго смотрел на рисунок. Изображение пылало страстью. Не семейной любовью, бывшей в прежних картинках, а шквалом смешанных чувств. На рисунке его лицо приняло задумчивое выражение, как будто он чему-то учился, наблюдая эту битву. Геркулес и Гидра были покрыты ранами, одна голова Гидры лежала на земле, прижатая ногой Геркулеса.

Сердце отказывалось принимать то, что понимала голова: рисунки, изображавшие его, всегда были исполнены глубокого личного чувства.

Когда Джеймс держал ее в руках, лежа на земле возле горящего дома, он чувствовал, что мир наконец обрел законченный облик. Она гладила его по щеке, ее глаза обещали многое, ее чудный запах пробивался к нему сквозь дым. Что он тогда чувствовал? Силу.

А сейчас? Сейчас он чувствует себя разбитым, слабым и одиноким. Да, он ослабел. Как это раньше он мог считать, что любовь делает человека слабым? Любовь – это сила, а он позволил отцовским проблемам помешать его отношениям с единственной женщиной, которую любил.

Откинув голову на спинку дивана, Джеймс закрыл глаза и вздохнул:

– Каллиопа, мне так жаль...

Каллиопа неподвижно смотрела в окно – она словно одеревенела и не двигалась уже несколько часов.

Когда Роберт и Дирдре приехали, чтобы забрать ее личные вещи из дома Стивена, она действовала как автомат. Стивена она не видела с тех пор, как он отдал ей письма, и была рада этому, не зная, что ему сказать.

Роберт и Дирдре пытались ее взбодрить, но Каллиопа видела, что они обмениваются между собой тревожными взглядами. Когда она наконец приехала в дом Дейлисов, там также все начали тревожно переглядываться. В конце концов она сказала, что измучена событиями дня. Семья смягчилась и оставила ее в одиночестве в надежде, что добрый ночной сон восстановит ее дух.

Каллиопа действительно была измучена. Если бы ей удалось заснуть хоть на миг, наверное, она почувствовала бы себя лучше. И все же ей трудно было вообразить, что ее дух восстановится даже после полноценного сна – настолько все казалось унылым и мрачным.

Пришел рассвет. Жители города проснулись и приступили к своим обычным делам. Продавцы выкладывали товары, слуги сонно выполняли хозяйские задачи. Вдалеке на улице она заметила целенаправленно идущего человека. Она узнала его походку и проследила за его приближением. Видимо, он пришел поставить окончательную точку.

Внизу поднялась суматоха, и вскоре скрипнула дверь.

– Каллиопа? – В голосе Джеймса слышалась необычная для него неуверенность.

Она не обернулась, но почувствовала, как он подошел.

– Повернись, пожалуйста. – Это было сказано очень тихо.

Каллиопа печально покачала головой, продолжая смотреть в окно на мир, занятый повседневными хлопотами. У нее сжалось сердце, когда она увидела, как хорошо одетая женщина ущипнула за чепчик стоящую рядом девочку.

– Уйдите, пожалуйста.

– Каллиопа, я пришел извиниться. Я знаю, что ты вчера приходила ко мне.

– Вы не сказали ничего такого, что не было бы правдой.

– Нет, это неправда. Я злился, и мне было больно.

Каллиопа посмотрела на свои перевязанные руки – рабочие руки, не похожие на руки леди, а потом посмотрела на него через плечо. Его окутывал серый утренний полумрак.

Она снова отвернулась к окну.

– Милорд, мы с вами из разных миров, вы и я. Вы маркиз, пэр ее величества, а я... – Ее голос угас. – Кто его знает, что я такое...

– Кому какое дело, из каких мы миров?

– Всем есть до этого дело, Джеймс.

– Нет, не всем. Моих друзей заботит только мое счастье, а меня ничуть не заботит мнение моих пэров. Ты-то должна бы уже это понять. Ты мне подходишь. Это все, что меня заботит.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

– Почему?

– Потому что ты мне нужна.

Каллиопу пронзило странное горько-сладкое чувство. Она вдруг почувствовала свое единство с матерью и наконец поняла решение матери остаться с мужчиной, которого та любила, вне зависимости от ситуации.