Я сочувственно хмыкал, с трудом сдерживая смех.

— Вот радости-то было, наверное!

— Еще бы! Шутишь, что ли, — вместо школы каникулы у моря. Тони заявил, что хочет купаться, неважно, что сейчас ноябрь. Мамаша и не пыталась его удерживать. В конце концов они устроились в пансион. Думаю, нам придется оплачивать астрономические счета за разные разрушения. Им показалось ужасно забавным, что они будут жить под фамилией Робинзонов. «Лучше и не придумаешь, — сказали они. — Теперь мы будем делать вид, что живем далеко, на необитаемом острове.» Честно сказать. Тай, перед самым отъездом я почувствовал, что дошел до ручки.

— Переживешь. Тебе еще предстоит вывозить их оттуда.

— Только не я! — нервно воскликнул он. — Теперь твоя очередь.

Ровно в четыре я взял чемодан и поехал на станцию Кингс-кросс. Поезд на Ньюкасл отправлялся в пять. Я видел, как он отошел от платформы.

В пять сорок Гейл в элегантном темно-синем пальто с кремово-белым чемоданом в руке вышла из подземки. Несколько человек обернулись ей вслед а мужчина, который тоже очень долго ждал кого-то рядом со мной, не сводил с нее глаз, пока она не подошла вплотную.

— Привет, — сказала она, — извини, что опоздала.

— Ерунда.

— Я вижу, — сказала она с плохо скрываемым торжеством в голосе, — проблему с женой удалось уладить.

В теплой тьме она шевельнулась возле меня, я еще крепче прижал ее к груди и зарылся носом в нежно пахнущие духами волосы.

— Всегда что-нибудь новое, — сонно сказала она. — Сломанные ребра — это...

— Я их не чувствую.

— Врешь, чувствуешь. Как это случилось?

— Что?

— Где ты так разукрасился?

— Один спор проспорил.

— Ничего себе спор. Должно быть, целая дискуссия.

Я улыбнулся в темноту.

— Тай!

— А?

— А нельзя нам остаться здесь на уик-энд?

— Мне придется передать по телефону сообщение из Ньюкасла. Это нельзя отменить.

— Черт бы побрал «Блейз»!

— Но есть еще воскресенье...

— Да здравствует гольф-клуб!

Довольно долго мы лежали молча. Сон надвигался на меня тяжелой волной, я пытался побороть его. Так мало в моей жизни часов, подобных этим... Разве можно их тратить на сон!

Для Гейл время не было столь драгоценным. Ее голова соскользнула мне на руку, легкое дыхание согревало грудь. Я вспомнил, как Элизабет, точно так же свернувшись клубочком, лежала подле меня в те давние дни, и впервые подумал о ней без чувства вины, а с печалью и сожалением.

Гейл проснулась сама и схватила меня за руку — взглянуть на светящийся циферблат.

— Не спишь? Уже без десяти шесть.

Я успел на восьмичасовой за десять секунд до отхода. Холодное и сырое утро, глухой лязг и шум, невнятные обрывки объявлений, из-под колес паровоза со свистом вырывался пар. Озябшие сонные пассажиры сплошной массой торопились куда-то этим типично английским утром.

Такой же озябший и с сонными глазами, я поплелся в вагон-ресторан привести себя в норму чашкой крепкого черного кофе, однако и он не помог избавиться от тягостного чувства уныния и подавленности, охватывавшего меня всякий раз после свидания с Гейл. Я вспомнил, что оставил ее спящей в тепле и уюте на мягкой постели, вспомнил, как она говорила, что воскресенье уже завтра. Воскресенье завтра — это несомненно, но предстояло прожить еще субботу. Сейчас, в этом состоянии, она казалась мне бесконечной.

Четыре с половиной часа езды до Ньюкасла. Я проспал большую часть пути, а когда не спал вспоминал вечер и ночь, которые мы провели вместе. Мы сняли комнату в маленькой гостинице у вокзала, и я записался в регистрационной книге под фамилией мистер и миссис Тайрон. Никто не проявил к нам особого интереса, портье показал нам неуютную, но чистую комнату, дал ключ, спросил, не желаем ли мы, чтобы утром подали чай, извинился, что у них не готовят обед, и сообщил, что неподалеку имеется несколько приличных ресторанов. Я заплатил вперед, сказав, что боюсь опоздать на утренний поезд. Мне улыбнулись в ответ и поблагодарили, не задавая лишних вопросов. Невозможно понять, догадались они о чем-нибудь или нет.

Мы немного поболтали, потом пошли выпить в бар, а оттуда — в индийский ресторан, где очень долго сидели — но ели мало — и еще дольше пили кофе. Гейл сохраняла обычно присущий ей независимый и непринужденный вид и в окружении людей того же цвета кожи резко выделялась поразительной красотой. Я, бледнолицый, оказался в меньшинстве. Заметив это, она сказала:

— Думаю, для таких, как я, Лондон — лучшее место в мире.

— Наверное, не только для таких.

Она покачала головой:

— Именно для людей смешанной расы. Во многих странах я была бы аутсайдером. И никогда не смогла бы получить такую работу.

— Не замечал, чтобы тебя хоть как-то угнетало твое происхождение, — сказал я.

— Я принимаю его как данность. Честно говоря, даже не знаю, хотела бы я родиться чисто белой или черной. С тобой мне легко, потому что тебе это безразлично.

— Ну нельзя сказать, чтобы ты была мне совсем уж безразлична, — улыбнулся я.

— Черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Тебе все равно, цветная я или нет.

— Ты цветная и такая красивая. Потрясающее сочетание!

— Я серьезно, — жалобно произнесла она.

— И такая гладкая и блестящая, до самой последней жилочки!

— Если ты хочешь сказать, что и сердце у меня твердое как камень, тогда, пожалуй, ты прав.

— И в один прекрасный день ты бросишь меня не моргнув глазом?

— А мы расстанемся? — В голосе ни волнения, ни печали.

— А как ты думаешь?

— Я думаю, ты вряд ли бросишь свою жену ради меня. — Вот так, просто, откровенно, без лишних слов и разных экивоков... — Ведь не бросишь?

Я ответил не сразу:

— Я никогда не оставлю ее.

— Так я и думала. В таких делах предпочитаю откровенность. Тогда, по крайней мере, довольствуешься тем, что имеешь, и не ждешь большего. Ставка сразу на двух лошадей.

— Не понимаю...

— Страхуешь себя от возможных потерь. Люди, жаждущие невозможного, всегда страдают. Они глубоко, по-настоящему несчастны. Это не для меня.

— Что ж, если тебе удастся обойтись без страданий, считай, что ты счастливее многих.

— Буду стараться изо всех сил.

Однажды все это благоразумие разлетится в пух и прах под напором сильного чувства. Мне не хотелось, чтобы это случилось, пока она со мной. Меня вполне устраивал характер наших нынешних отношений. И я мечтал, чтобы все оставалось по-прежнему. Мы будем встречаться до тех пор, пока она не станет требовать чего-то большего. И поскольку Гейл прекрасно понимала это, у нас имелся реальный шанс не сорваться с натянутой проволоки.

За кофе мы вновь, как и раньше, заговорили о деньгах. Гейл пожаловалась, что ей их никогда не хватает.

— А кому хватает? — спросил я, вполне разделяя ее чувства.

— Ну, твоей жене, например... — В ее голосе я уловил слабый оттенок язвительности, немедленно подавивший во мне естественное желание отрицать. — Прости, — сказала она почти тотчас же. — Мне не следовало этого говорить. Неважно, что она там имеет. Я рассуждаю о том, чего не хватает мне. Ну, скажем, своей машины, машины спортивного типа, чтобы не приходилось каждую минуту одалживаться у Гарри. И собственной квартиры, светлой и солнечной, с окнами в парк. И чтоб не считать каждого пенни. И чтобы я могла покупать своим друзьям шикарные подарки. И иногда слетать в Париж на несколько дней, а отпуск провести в Японии...

— Тогда тебе не худо было бы выйти замуж за миллионера, — посоветовал я.

— Я и собираюсь!

Мы рассмеялись, но в глубине души я понимал, что она говорит серьезно. Мужчину, с которым она в конце концов не захочет расставаться, наверняка ожидают проблемы с добавочным подоходным налогом. Интересно, что бы она подумала, если в узнала, что денег у меня ровно столько, чтобы заплатить за обед и номер в гостинице, поскольку с помощью гонорара из «Тэлли» я рассчитывал заткнуть самые вопиющие дыры в семейном бюджете. Что бы она подумала, если в узнала, что на руках у меня беспомощная, парализованная жена без гроша в кармане, а вовсе не богачка?.. Возможно, узнав об этом, она постаралась бы отделаться от меня как можно скорее.