Если мужчина в черной шляпе не знает, где я живу, это должен выяснить тот, в плаще. На углу я остановился и посмотрел назад, через густые ветви боярышника. Он поспешил следом. Так же медленно я двинулся дальше, потихоньку приближаясь к Флит-стрит.

Черная Шляпа блефовал. Он не мог сообщить Элизабет о Гейл, потому что не знал, где мы живем. Ни телефона, ни адреса в справочнике нет. Уже дважды я мог довести их до дверей своего дома, и лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств этого не произошло.

Но все равно, везение не может продолжаться вечно. Даже если я буду водить их за нос до конца скачек на кубок. В один прекрасный день они узнают мой адрес и сообщат ей все.

«Сперва тебя покупают, потом шантажируют», — так сказал Берт Чехов. Купили Гейл, шантажируют меня. Все сходится. На всем долгом пути к «Блейз» я размышлял о природе шантажа.

Люк-Джон и Дерри удивились, что я вернулся.

— У кого-нибудь из наших репортеров уголовной хроники есть свой человек в полиции? — спросил я.

— Кажется, у Джимми Сиенна, — ответил Дерри. — А в чем дело?

— Надо узнать владельца машины по номеру.

— Что, покушение на твой древний фургон? — равнодушно спросил Люк-Джон.

— Ага, стукнул и смылся, — кивнул я.

— Можно попробовать, — сказал Дерри с характерной для него готовностью помочь. — Давай номер, я разузнаю.

Я продиктовал ему номер «Роллса» Черной Шляпы.

— Номер лондонский, — заметил Дерри. — Это упрощает дело. — Он подошел к столу, над которым возвышался громадный, как гора, молодой человек с рыжей шевелюрой, и стал с ним совещаться.

Я дотянулся до телефона и с самым беззаботным видом, но с замиранием сердца набрал номер, который оставил Черная Шляпа. Было три восемнадцать. Из шести отпущенных мне часов прошло два.

Ответил удивленный женский голос.

— Вы уверены, что набрали правильно?

Я продиктовал ей номер.

— Да, верно. Как странно...

— Что странно?

— Видите ли, это будка телефона-автомата. Я только вошла и хотела позвонить, как вдруг эти гудки... Вы уверены, что у вас правильный номер?

— Не знаю, — сказал я. — А где находится эта будка?

— В подземке, на станции «Пикадилли».

Я поблагодарил ее и повесил трубку. Толку мало.

Подошел Дерри и сказал, что Джимми Сиенна делает все, что в его силах. Удачно, что сегодня вторник и заняться ему особенно нечем.

Тут я вспомнил, что номер «Тэлли» и яблочный пирог остались на полу в «Роллсе». Стал думать, стоит ли пойти и возместить потерю. Решил, что ничего страшного не случится, вышел на улицу и все купил. Старого знакомого в плаще я не заметил, но это не значило, что он не скрывается где-нибудь поблизости. А может, его подменил кто-то другой, кого я не знал в лицо.

Дерри сообщил, что приятель Джимми из полиции проверяет регистрационный номер. Я присел рядом на край стола и принялся грызть ногти.

Туман, весь день угрожавший пасть на город, медленно отступил. Только этого не хватало! Я начал обдумывать, как бы незаметно выбраться из редакции на ярко освещенную Флит-стрит.

Ровно в пять Люк-Джон объявил, что уходит домой, за ним с виноватым видом последовал Дерри. Я перебрался к столу Джимми Сиенна и принялся за ногти на новом месте.

Наконец, когда Джимми тоже поднялся, чтобы идти домой, зазвонил телефон. Он выслушал, поблагодарил и записал что-то на клочке бумажки.

— Вот держи, — сказал он мне. — Желаю удачи со страховкой. Она тебе пригодится.

Я прочитал, что было написано на листке. «Роллс» под этим номером был приписан к конторе под названием «Машины Лукулла напрокат».

Из «Блейз» я выбрался через крышу. «Тэлли», коробка с пирогом и больные ребра несколько осложняли задачу, но зато после кругосветного путешествия через вентиляционные шахты и перекрытия я спокойно вышел через пожарный выход в редакционное помещение соседней с нами газеты.

Никто не поинтересовался, что я здесь делаю. Я спустился на лифте в подвальный этаж и оказался в просторном гараже, где стояли ряды желтых фургонов, готовые доставить сырые, только что отпечатанные кипы газет к поездам и самолетам. Одного из шоферов я немного знал и попросил подвезти меня.

— Ладно, если вам в сторону Паддингтона.

— Как раз туда. — Мне любое направление годилось.

— Тогда полезайте.

Я влез, он загрузился и быстро выехал из гаража. У Паддингтона мы распрощались, и я поехал домой на метро, уверенный, что уж теперь никто не идет за мной следом.

У миссис Вудворд я отыграл две минуты, не чувствуя, впрочем, особого вкуса к игре. С половины седьмого до семи я, глядя на Элизабет, просидел в кресле со стаканом виски, стараясь унять беспокойство.

— Что-то случилось, Тай? — спросила она со свойственной ей обостренной чуткостью.

— Нет, милая.

Стрелки мчались по циферблату галопом. Ровно в семь я сидел абсолютно неподвижно, не делая ровным счетом ничего. В пять минут восьмого я поймал себя на том, что зубы мои стиснуты так крепко, что того гляди сотрутся в порошок. Я представил будку телефона-автомата на «Пикадилли», в которой стоит Черная Шляпа, человек в плаще или их шофер, ожидая моего звонка. Что значит Тиддли Пом по сравнению с душевным покоем Элизабет?! Но трубку я так и не снял. После семи стрелки едва ползли по циферблату.

В половине восьмого Элизабет с явно различимым в голосе страхом сказала:

— Тай, я знаю, что-то случилось. Ты никогда не был таким... таким мрачным.

Мне стоило невероятных усилий улыбнуться в ответ, но это ее не убедило. Я опустил глаза и проговорил с отчаянием и болью в голосе:

— Милая, ты очень огорчилась бы, если в узнала, что я... ну, в общем, взял и... переспал с одной девушкой?

Ответа не было. После невыносимо долгой паузы я заставил себя поднять глаза. По ее щекам текли слезы. Она делала судорожные глотательные движения, стараясь заговорить, и не могла.

По давным-давно сложившейся привычке я достал из коробки бумажную салфетку и вытер ей глаза — сама она не могла этого сделать.

— Прости меня, — бессмысленно повторял я — прости меня.

— Тай... — Ей никогда не хватало дыхания для плача. Рот широко открыт, глотает воздух.

— Милая, не плачь. Не плачь. Забудь, что я сказал. Ты же знаешь, как я люблю тебя, я никогда тебя не брошу. Элизабет, милая, дорогая Элизабет, не плачь!

Я снова вытер ей глаза, проклиная случай, что привел меня к Хантерсонам. Можно было обойтись и без Гейл. И вообще без кого бы то ни было. И по большей части прекрасно обходился все эти одиннадцать лет.

— Тай... — Слез больше не было. Лицо не такое искаженное. Она вздохнула, набрала побольше воздуху. — Я не могу даже думать об этом.

Я стоял рядом, сжимая салфетку в руке.

— Мы никогда не говорили с тобой о сексе... — «Спирашелл» ритмично вздымал и опускал ее грудь. — Мне ничего этого не надо... ты ведь знаешь... но иногда я вспоминаю... — Из глаз вновь выкатились две слезинки, я смахнул их салфеткой. — Я никогда не расспрашивала тебя о женщинах... почему-то не могла.

— Да, — медленно произнес я.

— Иногда мне казалось, что... у тебя есть кто-то... но на самом деле я никогда не хотела этого знать... Я решила, что никогда не спрошу тебя об этом. Я знаю, я эгоистична... Мне всегда говорили, что мужчины устроены по-другому, им обязательно нужна женщина... Это правда?

— Элизабет... — беспомощно проговорил я.

— Я не ожидала, что после всех этих лет... услышу такое... Да, я бы очень огорчилась, если б узнала... Что я могу поделать... А почему ты спросил?

— Я бы никогда не заговорил об этом, — с горечью в голосе произнес я. — Меня пытаются шантажировать.

— Так это было?

— Да, к сожалению...

Она закрыла глаза.

— Понимаю.

Я ждал, ненавидя себя изо всех сил. Слез больше не было. Она никогда не плакала долго — физически не могла. Другие жены могли кричать и швырять вещи. Ярость Элизабет была страшна беспомощностью. Очевидно, этот приступ прошел незаметно, потому что, когда она наконец заговорила, голос у нее был низкий, хриплый и мертвенно-спокойный.