Он не заметил, как уснул.

Из-за облаков выглянула луна, и на небе зажглись первые звезды. Ночь была необычайно ласкова. Волны бережно подхватывали лодку и плавно опускали вниз, словно старались не потревожить спящего в ней человека.

Рафи спал и видел во сне покачивающуюся на волнах лодку и фигурку человека в ней. Он словно парил над ней. Невысоко, едва не задевая мачту. Но во сне он знал, что, если захочет, сможет подняться выше. Даже к самым звездам, усеявшим бездонное небо.

Чувство свободы и полета было настолько прекрасным, что Рафи радостно засмеялся. А самое главное — он мог видеть! Последнее время его сны были такими же черными, как и реальная жизнь. В этих снах были лишь звуки и запахи.

В этом сне он видел светло-желтую, почти белую луну, призрачно поблескивавшую в лунном свете гладь моря, тонкую серую полоску на горизонте, там, где должно было взойти солнце… Все это он видел настолько ясно, что казалось, мог пересчитать все волны и разглядеть кратеры на луне.

Ему не хотелось просыпаться. Он был готов парить так вечно. Стать белой чайкой и взмывать в предрассветное небо каждое утро, чтобы на вечерней заре находить одинокие рыбацкие лодки и указывать им путь к берегу…

Проснулся Рафи от ясного ощущения, что он один в лодке. Он провел по лицу рукой. Оно было мокрым. Непонятно, от слез или от морских брызг. На мгновение во всех подробностях вспомнился виденный только что сон. И то чувство, которое он испытал в нем.

Но эйфория мгновенно сменилась глухой тревогой. Он не чувствовал запаха рыбака. Пахло морем, просмоленным деревом, свежепойманной рыбой… Но запаха человека не было. И не было ощущения присутствия в лодке кого-нибудь, помимо самого Рафи. Срывающимся голосом он тихо позвал:

— Эй, Хуан… Ты здесь?

Ответом ему было хлопанье крыльев неподалеку. И все. Только шумно вздыхало море, да волны плескались за бортом.

— Хуан! — громче сказал Рафи. — Ты спишь?

Молчание.

Рафи плеснул в лицо забортной водой, изо всех сил надеясь, что это просто продолжение сна.

—Старик! Хватит шутить! Ответь мне!—он почти кричал.

Шелест ветра в снастях.

Рафи, забыв, где находится, вскочил на ноги. Лодка угрожающе закачалась. Юноша упал на колени и схватился за борт. Сердце билось где-то у самого горла.

— Старик!!! — завопил Рафи во всю мощь легких.

Он на четвереньках пополз в корму, пытаясь убедить себя, что сейчас вот-вот наткнется на рыбака.

Лодка была пуста. Рафи нашарил сети и мотки лесы, мелкую выпотрошенную рыбу, приготовленную в качестве приманки. Он нащупал весла, бечеву, смотанную в бухту, мешок с едой, еще какие-то тряпки… Но старика в лодке не было.

— Старик!!!

Голос его разнесся далеко над спящим морем.

Рафи сел и закрыл лицо руками. Потом вдруг вскинулся. В голову пришла спасительная мысль — что, если старик просто решил его попугать? И сейчас сидит себе тихонько в воде, придерживаясь за борт лодки и посмеивается над ним?

Не теряя ни секунды, Рафи стал проверять свою догадку. Он быстро прополз всю лодку, держа ладонь на планшире. Ничего. Только гладкое дерево. Ни веревки, перекинутой через борт, ни руки.

Он замер, прислушиваясь, не раздастся ли в стороне всплеск. Но море хранило молчание.

Рафи замер в тихом ужасе. Он один посреди моря! Один. Слепой и не умеющий управляться с лодкой. Чертов старик бросил его одного на верную смерть.

Даже если ему удастся поставить парус, это ничего не даст. Он может несколько дней плыть вдоль берега, не видя его. И в конце концов попросту умрет от жажды и голода. Но даже до берега нужно сначала доплыть. Они провели в море целый день. И большую часть времени шли под парусом при хорошем ветре. Между лодкой и берегом сейчас, наверное, не один десяток миль. Причем, где этот берег, совершенно непонятно.

Даже если бы Рафи мог видеть, это мало помогло бы ему. Он не умел ориентироваться по звездам. Там, на суше, его всегда вело чутье. Он улавливал запахи и звуки, которые подсказывали ему, где человеческое жилье и в какой стороне его может поджидать опасность. В море же он был абсолютно беспомощен, что с глазами, что без.

В отчаянии Рафи снова закричал.

Никакого ответа.

Юноша привалился к борту Он был обречен.

Он впервые был в открытом море. От черной бездны его отделяла лишь пара дюймов просмоленного дерева. И никто не придет на помощь. Ему остается просто умереть. Либо от жажды, либо, если вдруг случится шторм, утонуть. Как бы то ни было, смерть неминуема. Он умрет. Бесславно, безвестно... Никто не узнает, что одной жизнью в мире стало меньше. Все будут жить, как жили, а он будет лежать на морском дне под толщей воды.

Рафи горько пожалел, что сбежал тогда из столицы. Черт, он мог бы умереть матадором. На самой большой арене страны. В расцвете сил и славы. На глазах у тысяч людей, которые надолго запомнили бы его гибель. А может быть, кто-то и пожалел бы о нем. О такой смерти можно только мечтать! Умереть в бою…

И на что он променял такую замечательную смерть? На бесславную кончину в полном одиночестве... И все из-за собственной глупости.

Море тяжело вздохнуло, словно могло прочитать его мысли.

Он почувствовал себя маленьким и беспомощным. Море может сыграть с ним любую шутку. А он ничего не сможет сделать. Совершенно ничего. Это не коррида, где его жизнь была почти целиком в его руках. Там, на арене, он сам вершил свою судьбу. Здесь же он способен лишь безропотно принять уготованную ему участь. Даже у быка больше шансов прожить остаток жизни так, как он хочет…

В шелесте ветра и плеске волн Рафи слышалось что-то враждебное и мрачное.

Он позвал старика еще раз. Впрочем, без всякой надежды.

Отчаяние сдавило грудь так, что стало трудно дышать. Он словно посмотрел в глаза смерти. Пустые глазницы выбеленного черепа. Он и раньше заглядывал ей в лицо. Но никогда оно не было таким ужасным.

Если бы он мог видеть! Тогда был бы хоть какой-то шанс. Он мог бы идти по солнцу… Рано или поздно обязательно куда-нибудь пришел бы. Да даже если и не нашел бы он земли, по крайней мере, умер бы не как бык на скотобойне. Он умер бы, сражаясь. Сражаясь со стихией и самим собой. Все-таки достойная смерть…

Но что толку мечтать. Он не видит. Он так и умрет слепым. Слепым, никому не нужным и не способным даже побороться за свою жизнь.

Рафи заколотил руками по дну лодки. Страх словно лишил его разума. Он, не обращая внимания на резкую качку, вскочил на ноги и заметался взад-вперед по лодке, рискуя в любой миг вывалиться за борт.

Он не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. И не чувствовал ничего, кроме животного ужаса и ярости. С его побелевших губ срывались какие-то нечленораздельные вопли. Он размахивал руками, брызгал слюной, топал ногами… И кричал, кричал, кричал…

Он бесновался, пока вдруг чья-то холодная рука стальной хваткой не сжала его сердце. Тогда он замер, вытаращив невидящие глаза и, резко вскрикнув последний раз, рухнул как подкошенный на деревянный настил лодки.