В соответствии с лагерной программой отлова животных различными ловушками было поймано 676 млекопитающих, представляющих около 33 родов и 36–40 видов. (Последние цифры, несомненно, изменятся, когда шкуры этих животных будут более тщательно исследованы в лабораториях с использованием всех сравнительных материалов, находящихся под рукой.) На протяжении года, когда регулярно проводился отлов ловушками, количество пойманных животных не было особенно велико, поскольку эффективность этих ловушек составляла только около одного процента.

Имелось два других, более конкретных указания на то, что ловушки не собирают всего того, что могли бы поймать. Прежде всего, в базовом лагере нам удалось поймать более сорока грызунов. Большинство из них относилось к виду Oryzomine, которых поймать больше нигде не удалось.

Почвенные разрезы, представлявшие собой не что иное, как ямы в земле, выкопанные почвоведами для совершенно другой цели, соперничали с ловушками. В эти ямы попало около тридцати млекопитающих, из которых восемь принадлежали к трем родам, никогда не попадавшим в ловушки: Cavia, Scapteromus и Lutreolina. Если в ловушки не попадает какое-нибудь животное, то легче всего сказать, что оно или редкое, или отсутствует в этой местности. Почвенные разрезы, которые без всяких ухищрений «ловили» довольно много разнообразных животных, помогали опровергать подобное ошибочное утверждение.

Участница экспедиции Рут Джексон проявила исключительное усердие в том, чтобы сохранить живыми всех животных, извлеченных из ловушек или из ям: сумчатых содержать было намного труднее, чем грызунов, но два представителя вида Mannosa, которым давали невероятно сложную диету, включавшую вареный рис, яйца, молоко, сырое мясо, бананы, плоды дынного дерева (mamaaeo), комнатных мух, крылатых муравьев, термитов и мотыльков, прожили у нас рекордное время. На такой разнообразной пище один из них прожил три месяца, поскольку был пойман очень молодым. Грызуны довольствовались простой диетой из сырой кукурузы или риса, яиц и молока. Двое из них (оба вида Proechimus) принесли потомство в неволе, хотя одна самка через несколько дней съела своих малышей. Тот факт, что так много грызунов выжило на столь простой еде, не означает, что они отвергали другой корм. Время от времени им давали (и они ели) насекомых, таких, как медоносная пчела и цикады, и бесчисленное количество фруктов — плоды пальмы Бурити, лиан и различных видов Rubiaceae и Myrtaceae.

В течение некоторого времени, когда в базовом лагере находился Рон Наин, все внимание было обращено на летучих мышей. Он ловил их главным образом сетями-паутинами (они достаточно прочные, и летучие мыши не сразу могли их прогрызть), которые развешивал так, чтобы мышам было легко в них залететь. Из летучих мышей, пойманных сетями или подстреленных, насчитывалось 26 видов, относящихся к 18 родам. Наиболее часто встречались виды Artibius и Molossus, но и здесь были некоторые сюрпризы. Например, нам не попался ни один представитель вида Desmodus, вампира, который очень часто встречается в коллекциях, привозимых из Бразилии. И наоборот, были пойманы одиннадцать особей двух видов, которых ранее встречали только на Тринидаде и в Панаме.

Согласно бразильской статистике, ежегодно в стране регистрируется около двадцати тысяч укусов человека змеями, из которых приблизительно пять тысяч со смертельным исходом. Эти цифры легко подвергнуть сомнению, особенно если рассматривать их, находясь в Мату-Гросу, где к любой статистике относятся пренебрежительно, тем не менее не вызывает сомнения, что множество людей погибает от укусов змей. К счастью, в лагере подобных случаев не было, хотя однажды на кого-то напала змея, но ее удар пришелся в ботинок. Из 200 видов бразильских змей только 16 могут представлять опасность, и все они относятся к семейству Crotalidae, за исключением печально известной коралловой змеи. Наиболее страшная змея — это жарарака, обнаруженная в базовом лагере в первый же день размещения там экспедиции.

По рассказам, коралловых змей видели гораздо больше, чем их было на самом деле, вследствие большой их схожести с ложными коралловыми змеями. У последних нет ядовитых зубов, голова шире, глаза больше, а хвост длиннее, причем во время движения они его не поднимают вертикально вверх, но на подобные вещи не обращают внимания, когда поблизости оказывается змея с яркой и разноцветной раскраской настоящей коралловой змеи и тех же самых размеров. В любом случае бразильцы ее убивают. Они даже убивают змей, поедающих других змей, настолько глубоко укоренился у них обычай убивать этих пресмыкающихся.

Орнитолог Хилари Фрай провел в базовом лагере восемь недель. Его прибытие было встречено с радостью, потому что изобилие птиц вынуждало других ученых тратить много времени или на споры о их классификации, или на поиски их изображений в книгах. Представление об изобилии птиц (и об энергичности Хилари Фрая) можно получить из его отчета: он поймал сетями 940 птиц 161 вида и зарегистрировал путем наблюдений еще 102 вида. (Любой английский орнитолог, наблюдающий всю свою жизнь птиц на Британских островах, если бы насчитал 263 вида, то считал бы это выдающимся достижением. Богатый разновидностями пернатый мир Мату-Гросу более щедр — и более изнурителен.) Почти каждый день Фрай вносил новых птиц в свой перечень и пришел в конце пребывания к выводу, что, поработав в окрестностях базового лагеря в течение года, он мог бы зарегистрировать 400 видов. Для сравнения стоит сказать, что он пробыл год в Африке на территории сравнимых размеров и местоположения и зарегистрировал всего лишь 266 видов, включая 26 мигрирующих из умеренного пояса. Эндемичная орнитофауна Бразилии действительно щедра.

Наибольшее количество видов, обитавших исключительно в одной зоне, составило 60 в серрадос; в галерейном лесу насчитывалось только 33 вида птиц; в сухом лесу — лишь 25; в серрадос — 5 и в кампо — тоже 5. Странно, что в густых зарослях по обоим берегам Суя-Мису обитало 10 видов, не встречающихся более нигде, что свидетельствовало о наиболее ярко выраженном небольшом местообитании.

Не всегда можно было дать готовое объяснение, почему данный вид выбрал именно это местообитание или даже два местообитания и не селится в третьем. Фрай по этому поводу писал:

«Я осмеливаюсь высказать предположение, что наиболее влиятелен единственный фактор (при выборе местообитания) — психологический, то есть отдельная птица остается в границах данного местообитания потому, что ей не по себе за его пределами…»

В галерейных лесах вдоль рек и ручьев мы видели или поймали в сети представителей всех пяти разновидностей южноамериканских зимородков. За исключением крупного Ceryle torquatus, остальные четыре принадлежали к семейству Chloroceryle. У этих четырех видов все же есть незначительные различия в местообитании, но их совместное проживание в одной и той же местности, вероятно, обусловлено тем, что они употребляют в пищу различные виды рыб. C. аепеа весит около тринадцати граммов, C. americana весит примерно в два раза больше, C. inda весит в четыре раза больше, а C. amazona — почти в восемь раз больше, чем C. аепеа. Длина их клювов находится соответственно в пропорции 1:1,5:2:2,5.

Предполагается, что размеры рыбы, которую они ловят, находятся в таком же соотношении. Проведя много времени в Африке и потратив значительную его часть на изучение щурков, Хилари Фрай в Бразилии столкнулся с совершенно иной, неродственной им группой птиц — якамарами, которые тем не менее имеют сильное внешнее сходство с африканскими щурками. Сходство ряда признаков между неродственными группами, особенно когда они разделены океаном, всегда вызывает интерес. Между этими двумя разновидностями птиц действительно существует заметное сходство. Фрай провел сравнение рыбоядных Galbulidae Нового Света и насекомоядных Meropidae Старого Света, записав следующие наблюдения.